После какого-то получаса обнадеживающих поисков игла наконец-то вошла в чудом сохранившуюся полурастерзанную вену, и привычная волна с веской ощутимостью разлилась по телу, гарантируя еще несколько часов полноценной и счастливой жизни. Мир снова открылся. Мир снова существовал и бурлил. Каловые массы вокруг снова зацвели. Женя немного еще посидел в полудреме, потом поднялся, рассовал по карманам "аксессуары", вышел из кабины туалета и направился к выходу.
О будущем думать не хотелось, да и не требовалось - он существовало в пределах тех нескольких часов, которые ему обеспечила растворенная в воде крошечная доза белого порошка. Мозг просто не воспринимал ни то, что может быть после, ни то что, что было до того состояния, которое на протяжении последнего года с небольшим было единственно приемлемым. Однако время его тоже не интересовало - мир уже давно превратился в нелепый и лишенный всякого смысла угловатый континуум - мнимую среду обитания, с которой, несомненно, скоро предстояло расстаться. Некая субстанция, просто разбитая на множество узконаправленных сфер, каждая из которых в отдельности казалась безбрежной, однако, будучи основательно изученной, уже страшно разила примитивизмом - до тошноты и судорог. И, находясь в надоевшей ему сфере, некто заглядывал в следующую, вновь казалась ему безбрежной, как и предыдущая, однако тоже вскоре была исчерпана, а переход к еще одной казался все меньше и меньше исполненным смысла. Или исполненным смысла жизни насекомого. Или бактерии. И тогда начинался поиск средств, позволяющих уйти из любой из данных субстанций - по отдельности или из всех вместе и одновременно. И вот когда поиски этого некто венчаются успехом, мир превращается уже в некое подобие транспортного средства - удобного для путешествия, перемещения такого неудобного и громозского багажа, как человеческое тело. Чувства и эмоции изживаются - они не нужны там, где являются бесполезным грузом, отягощяющим существование, словно изящные бальные туфли, превращающие ноги в куски мяса при восхождении на гору.
Эти рассуждения в Жениной голове в течение какой-то доли секунды, словно "Майн Кампф" у Гитлера, ибо определенно были теорией, которая при определенный условиях сделала бы из него Конфуция или Фейербаха. Или Гитлера. Жаль только, подумал Женя, что и Конфуций и Фейербах, да и Гитлер все остальные говорили об одном и том же. А погубили столько народа…

На этот раз заказчик расплатился с ним сполна, и такая компенсация обычной жадности не предвещала ничего, кроме еще более рискованного заказа на будущее. Быть наркокурьером и постоянно рисковать своей шкурой, общаясь со всякими темными личностями с не менее темно-сизой кожей, которые полностью ассимилировались в нашей стране, лет десять назад переехав из какой-нибудь республики Чад - дело отнюдь не радостное. Тем более, что граммы порошка при этом порой превращаются в тонны. Однако дело это приносит определенно неплохое вознаграждение - финансовое и кайфовое. А также иногда и довольно много времени, которое в основном тратится на праздные рассуждения. Жаль только, что пути назад, к тем, кто считается якобы нормальными людьми, уже не существует.

Женя зашел в сквер, сел на скамейку и подсчитал свои финансы - привычно меряя их дозы. Подсчет его обнадежил, потому что денег хватало граммов на пять героина (или на четыре, если в течение месяца еще и кушать). Так, подумал он, теперь в аптеку. Он встал и зашел находившуюся в этом же здании аптеку и под проницательным взглядом молодой, но опытной провизорши купил чуть ли не килограмм аксессуаров для употребления своего "средства от кашля" (в начале нашего века героин свободно продавался в аптеках как средство от кашля). У него появилась одна мысль, но для ее осуществления требовалась либо реанимационная медсестра, либо опытный наркоман. Он немного подумал и отправился на окраину города, где жила одна особа, совмещавшая в себе две вышеупомянутых функции.
Девочка Оля по кличке Дохлая жила со своей престарелой больной мамой, которая периодически пилила ее, напоминая, что им надо кушать и, следовательно, Оля должна работать. Как ни странно, она, начав еще с промедола лет восемь назад, когда работала в реанимобиле (кризисные времена на редкость изобиловали кайфом!) и дойдя до чудовищных доз героина а потом, из-за финансовых затруднений, и его химического заменителя, сваренного на основе маковой соломы, уксусной кислоты и растворителя, нашла в себе силы "спрыгнуть". Помог бывший муж - веселый разгильдяй по кличке Сто Грамм, у которого явно было не все в порядке с головой - склонность к бродяжничеству и половому садизму. Этот милый паренек кнутом и пряником (несколько сломанных ребер и запирание в квартире) снял Люсю с опиоидов и благополучно присадил на джеф и винт. Жуткие депрессии, возникающие на отходняках, Оля глушила не менее жутким количеством водки, и к тому времени, когда Сто Грамм опять на несколько лет исчез, сделалась чуть ли не конченой алкоголичкой. Когда об этой проблеме стало известно ее бывшим коллегам (после сердечного приступа у мамы и постоянных приводов в милицию, где пьяная Оля почему-то продолжала твердить, что работает в скорой помощи), ее определили в хорощий стационар для алкоголиков, откуда через месяц вышел заново родившийся человек. Правда, коллеги попросили медперсонал об одном одолжении, и теперь Оля не могла выпить ни грамма по той простой причине, что уже года три носила в себе "торпеду". Потому что жить всегда хочется больше водки. Но иногда и наоборот. Тем не менее, теперь Оля почти все время сидела дома и строчила на допотопном компьютере свою журалистско-наркоманско-неформальскую галиматью, которую время от времени удавалось пристроить в ту или иную желтую прессу. Тем и жила.
Сначала грамм героина нагрели в ложке, потом разбавили в кипяченой воде, получив примерно двенадцать доз, то есть около десяти кубов, которые Женя тут же заботливо набрал в шприц. Потом к действию приступила Оля. На одну из немногих оставшихся в живых вен, на ключице, которую Женя берег для непредвиденных обстоятельств (например для реанимации в случае передозировки) она быстро и умело поставила катетер для капельницы - ввела туда иглу и закрепила на коже маленькую пластмассовую штучку. Потом они прилепили шприц с героином с помощью скотча с левой стороны груди Жени и с помощью трубочки соединили его с катетером. система была готова. Теперь можно несколько суток не мучатся, ища вены или зарабатывать себе абсцессы и нагноения на мышцах, куда колят при отсутствии вен (блаженны нищие венами!). Просто в любой ситуации и в любом месте - почувствовав необходимость, полез за пазуху и аккуратно и чуть-чуть надавил на поршень. И отлавливай приход. Даже странно, что за такое долгое время никто из наркоманов до этого не мог додуматься. Нужно запатентовать авторские права, сказал себе Женя, и "девятый вал" прихода повалил его на Олин диван. Оля неприязненно на него помотрела - она не любила, когда что-нибудь подобное напоминало ей о ее прошлом, и когда Женя немного оклимался, он поцеловал ее, быстро распрощался с мамой и вышел из квартиры.
На улице стояла весна, и Женя решил покататься на троллейбусе. Дело в том, что героин обладает одной особенностью - он делает человека очень довольным собой и наслаждающимся своим одиночеством. Тебе никто не нужен и ни с кем не хочется общаться, но жутко приятно наблюдать за людьми и вообще, например, устраивать самому себе что-то вроде экскурсии. Именно поэтому Женя забрался в полупустой троллейбус и, удобно устроившись у окна, стал смотреть на веселую и освещенную ярким солнцем улицу, веселых воробьев, веселые лужи. Сейчас он всех любил и всем очень сильно сочувствовал, что большинство даже и понятия не имеют, как можно существенно улучшить свое восприятие мира с помощью всего лишь какого-то белого порошка.

Троллейбус катил по как всегда оживленным в послеобеденное время улицам деловой части города и вот-вот должен был заехать на территорию центра, и по мере продвижения все больше и больше наполнялся народом. Рядом со Женей удобно устроилась какая-то миловидная старушка, которая тут же стала с ним разговаривать (который час, молодой человек), и когда он понял, что нет никакой возможности от нее узбавиться, он стал ограничиваться сдержанными репликами в ответ. Коммунисты. Президент. У вас не очень чистое лицо, молодой человек. Мэр. Партии. Цены. Молодежь. Постепенно он понял, что старушка далеко не глупа и не маразматичка, только невыносимо болтлива.
Такие обычно маскируют все свои болячки и маразмы под личиной излишней деловитости, которая иногда напоминает маниакальную фазу маниакально-депрессивного психоза. Правда, в них есть и свои преимущества. Они никогда не смутятся, если ты, находясь рядом с ними, будешь весь в синяках или в крови, если ты будешь онанировать на дохлых голубей или бегать по улицам голый. Старушки такого рода ближе всего к Царствию Небесному, думал Женя, мыслях своих постепенно переходя на шепот.
- С сердцем у меня не важно, молодой человек, на ладан дышу - два инфаркта позади, вот и сейчас тоже что-то пошаливает - Она схватилась за грудь, и….

Женя старался не обращать внимание на поднявшуюся суету, а скорее лишь машинально способствовал действиям пассажиров, которые (похвально) вдруг все оказались опытными медиками. Однако бабушка вскоре пришла в себя, и, дожевывая валидол, принялась также безмятежно перемывать косточки всем подряд, уже включая и молодежь.
- Счастья и здоровья вам, молодой человек, от всей души. Вы так замечательно выглядите, у вас просто неимоверный потенциал, вы можете горы свернуть. Все у вас получится, - захлебываясь от оптимизма, говорила она.
Эх, бабушка, бабушка…

По-видимому, это была конечная остановка. Здесь троллейбус описывал круг, чтобы снова отправиться в обратную сторону, а в центре кольца и далеко за его пределами располагалось что-то вроде рынка - или же просто торговая территория, состоящая из палаток, лотков и магазинчиков. Кроме того, этот пятачок, по-видимому, служил местом сборища людей самых разных категорий - по возрасту, полу, увлечению и внешности. Женя помог миловидной старушке вынести из троллейбуса довольно тяжелые, как оказалось, сумки и, ступив на довольно грязный асфальт, огляделся. Прилавки вокруг были какие-то грязные, серые и уубогие, хотя буквально завалены всяким барахлом - пока не было видно - едой или шмотками. Почти на каждом из них висело нечто вроде вывески, на которых, видимо, были написаны не просто названия или категории товаров, а по несколько строчек на каждой вывеске, очень похожих на странные эпиграммы. Как примитивная реклама, подумал Женя. Замануха, лапша на уши. Он слишком хорошо соображал в подобных делах, и вспомнил, как еще лет пять назад, когда и думать не смел о каких-либо наркотиках, сталкивался с неестественно смешными эпиграммами, приуроченными к определенным товарам, продающимся в киосках, типа "когда-то академик Иоффе весьма любил такой вот кофе". "Сто грамм для храбрости попробуй - убъет в желудке всех микробов". И тому подобные. Некий прообраз Кока-Колы - "Освежись и выигрывай!", что появилось гораздо позже для зловредного привлечения потребителя. В его бывшей работе это называлось слоганами - глубинная концепция, вызывающая в мозгу некую психологическую привязку… Он в очередной раз надавил на поршень шприца капельницы, почувствовав новую порцию блаженства, а также удивился тому, что никто не обращает на него никакого внимания - согласно его некоторым умозаключениям, все здесь друга хорошо знали, и он неизбежно должен был попасть в поле зрения какой-нибудь из собравшихся компаний. Бабушка попросила помочь ему с сумками и дальше, и он послушно двинулся за ней куда-то между прилавков, загроможденных ящиками, тряпками и едой. Вокруг слышался смех и разговоры, и было что-то неестественное в этом смехе а Женя по привычке стал всматриваться в то, что было разложено на продажу, и через несколько секунд его прошиб холодный пот и встали дыбом волосы.

На прилавках были разложены - ни много - ни мало - части человеческих тел. Руки, ноги, головы и органы. Продавалась также кровь, желчь и лимфа. Все это также и покупалось, причем почему-то обладало абсолютной совместимостью для любого организма. Одно это уже было странно, а также и то, что покупатели с милыми улыбками (если было чем улыбаться) запросто пристраивали к себе купленный товар, и приходя однорукими или безголовыми, бледными от отсутствия крови, отходили уже в полном комплекте. Живые и здоровые. "Господи, где они деньги-то берут", - подумал Женя. Ведь для того, чтобы заработать деньги без головы, надо, положим поработать руками. Однако работать руками вслепую тоже малоприятно. Ярлычки-рекламки к данным продуктам отличались вообще изящным и свежим слогом, и вещали что-то из нижеследующего: "Освежись свежей кровью - выпей литр на здоровье!"
"Пусть болтаются красные жилы - вставь на место - конечности живы". "Пару метров кишок на катушке - намотай на убогую тушку".
Конечно же, продавали там и более привычное - например алкоголь и наркотики, и все это сопровождалось такими надписями: "Покури животворного драпа - мертвый глаз на гнойник расцарапай", "Самогон разведи трупным ядом - с ненаглядной любимою рядом", "Нашей гнили вкуси - и порядок - чтоб вскопать сто кладбищенских грядок".
Это уже было смешно, и Женино настроение намного изменилось к лучшему, ибо с травой у него были связаны не самые худшие воспоминания.
Трава бывает разная - некоторые виды наталкивают на философское созерцание, некоторые вызывают безудержный смех, а некоторые просто кидают в беспричинный страх - от которого хочется бежать и бежать, куда глаза глядят - но от себя-то не убежишь… Как ни старайся. В Голландии, насколько Женя слышал, существуют даже небольшие магазинчики, где можно приобрести множество сортов зелья прямо в горшках, для их дальнейшего выращивания. Однако людей, пристрастившихся к данному виду кайфа, сравнительно немного. Важно, видимо лишь то, чтобы энергия растений совпадала с твоей личной энергией, и тогда какая-то твоя часть становится подверженной экстраполяции образца. Некоего слепка - хе-хе - определенного вида заменителя эндорфинов. Женя опять усмехнулся, потому что вдруг осознал, что опиаты тоже неплохо стимулируют абстрактное мышление. До поры - до времени. До того неуловимого момента, когда они уже становятся той точкой опоры, вокруг которой начинает вертеться весь личный мир.

Костя и Валя оказались перед его носом абсолютно неожиданно, но впечатление было такое, как будто он расстался с ними минуту назад. Костя как всегда беззвучно смеялся, выставляя вперед челюсть. Просто доброжелательный разгильдяй. От таких всегда больше вреда, чем пользы.
- О, Женька, здорово, как оно ничего? А мы вот с Валькой хапнули еще немножко - так, для поднятия настроения.
Валя как всегда улыбалась - гаденькой улыбочкой змеи - как будто говоря, что она все и всегда знает, и плевать ей на всех. Посмеемся над всеми, говорила улыбка Вали, а потом и над тобой. Над Костей даже, и даже над самой Вершиной Счастья - нашим кумиром - Тетрагидроканабинолом.
Они встретились случайно, своим поцелуем скрепив светлое чувство любви. Любви к дыму - всего лишь летучему соединению, ввергавшему их в пространства безудержного сарказма. Им так легче, подумал Женя, и в голове его вдруг всплыл дурацкий стишок, неизвестно откуда взявшийся опус, над которым он в свое время славненько посмеялся.
"Со шмалью сегодня не густо -
На кладбище дружно пойдем
И дичку нарвем, как капусту
И будет нам гной как рассол.
Наш пенистый гной ненаглядный,
В дырявой кастрюле кипевший,
Сварил милый Костя всеядный,
Любимый мой опизденевший!
Я гнойно люблю его тело
И гневно-молочную душу,
Что, гноя напившись, мне пела,
В забитые пробками уши.
Всю ночь провтыкаем, кайфуя,
А новое солнце взойдет,
Мой Костя меня поцелует
И снова за кайфом пойдет.
"Чтоб мертвые дяди и тети,
Что в вену не могут попасть
Воткнувшись в мой анус в полете,
На драп не разявили пасть!
Приду с урожаем, и гноя
Надоим в корыто сполна.
Для Вали не жаль геморроя
Для Вали не жаль мне говна!!!"
Пускай меня гнусно сношают,
Лишь только не тронут мой кайф,
Увы, мертвецы оплошают,
Моя же не дрогнет рука!
Ведь им невдомек, окаянным,
Что я только Валю люблю
И анусом грязным и сраным
Я все мужеложство стерплю!
О Валя, о сладостный фюрер!
Лети в сладострастный полет!
Сложившись порой как купюра,
Тебя дихлофос не берет…
Пусть бегают резво все лапки,
И крылышки звонко жужжат
А я - принц-щелкунчик крылатый.
Своим геморроем богат.
С любимыми не расставайтесь,
На самый коротенький миг
Сидите вдвоем испражняйтесь,
Ловя наслаждения пик.
С любимыми не расставайтесь,
Не зная покоя в постели,
И весь новый Год провтыкайте
В гондоне, подвешенном к ели… "

Но… было также и грустно, и у Жени начало портиться настроение. Потому что вслед за смехом почти приходит горькое разочарование, осознание реальности в ее чистом виде - какой бы реальной она ни была. Происходит появление в душе того, что всегда хочется откинуть и смять, того, что мешает жить… жить так как надо, и того, что берется в темных глубинах разума и сердца неизвестно откуда. То, с чем почти каждый так или иначе борется всю жизнь, порой об этом не зная. Некоторые это игнорируют. Женя всегда предпочитал радикальные методы.
- Ублюдки вы, сказал он, - твари вонючие.
И с наслаждением зарядил Косте в челюсть. Что-то хрустнуло, и Костя упал. Затем Женя поймал отчаянно заоравшую Валю за сальные волосы и толкнул его на ближайший прилавок, с которого весело и живо посыпались конечности, расплескивая красные брызги. Нагнулся и перевернул сам прилавок. И Валя, и продавец посыпались в грязь. Жирную и мерзкую, казалось пропитанную человеческой нежитью. Затем он дальше побежал по рынку и стал сметать с прилавков все, что на них было, швырял товар в растерявшихся продавцов, хватал ящики и другой подручный материал и обрушивал все на головы всем встречным. Еще и еще.
- Ублюдки!!!!! - исступленно орал он, - не смейте превращать место это в……
Он подозревал, что фраза эта, вернее ее смысл, ему не принадлежал, только не мог вспомнить, кто же на самом деле ее сказал, потому что тяжелый удар сзади сразу оборвал все мысли. Яркие звездочки понеслись навстречу, и Женя вспарил куда-то ввысь…..
Место, где он очнулся, представляло собой прямоугольную крышу высокого, этажа в двадцать четыре, и узкого как свечка, здания. Женя удивился, что у него совсем не болела голова, и обошел крышу по периметру. Далеко внизу ползли по проспекту автомобильчики и двигались совсем уж крошечные людишки. Он оглянулся - по видимому, он проник сюда через чердачное окно - оно было открыто. Но возвращаться не хотелось.
Зачем? Почему?
Все равно так или иначе любой троллейбус, как и любая игрушечная лошадка, прикатит тебя на все тот же самый рынок.
Который придется громить, все также тщетно. Любое количество попыток.
И Женя подошел к краю.
Сначала он поймал ветер, и перешел на нужную сторону - так, чтобы стоять к ветру правым боком. Внутри привычно и радостно вскипело, потому что полет был лучше, чем рынок и мясо. Женя когда-то занимался парашютными прыжками, и теперь он, развернув носок правой ноги вправо, поставил ступню на линию края крыши. Затем отделился, развернувшись и расставив руки, и лег на поток…..