- Господи, пожалуйста, послушай…
- Ну, чего тебе, о, женщина, чего?
- Сделай так, чтоб стала грудь получше,
Ну и всё красивее ещё.

Господи, а муж приплелся пьяный.
- Я-то тут причем, скажи ты мне?
- Сделай так, чтобы не пил хотя бы
Он и декабре и в январе.

И еще, последнее, осталось,
Господи – так хочется любви.
- Блин, да ты совсем уже зажралась.
Ладно. Что-нибудь придумаю. Иди.


*  *  *

В окно стучится день и, задирая юбки,
Осенний ветер стал совсем шальным.
Я пью твое здоровье, Гавриил,
Шесть крыльев насчитав сквозь грани рюмки.

Не с горя, ни от счастья, ни с тоски,
Любовным зельем отравляя душу,
Я пью в честь праздника безумных и заблудших,
Порезав ночь на тонкие куски.



















*  *  *


Легче лежать на прокрустовом ложе,
Легче ползти в кандалах,
Чем от тебя по дороге, проложенной
Змеем в далеких горах.

Ты посмотри – я иду одинокая,
Как неприкаянный свет.
Лягут навстречу мне руки дорогами
Просьбе безумной в ответ.

Снова обнимемся! Снова расстанемся.
Вновь, как прозрачная тень,
Мне за спиной моя смерть улыбается.
Вновь начинается день.




*  *  *

Зима. И бешеные скачки,
И близость глаз…
Замерзли, грубы руки прачки,
Весь в пене таз,

На простыне, как око зверя,
Ледок пятна –
Не оттирается потеря
Любви до дна.

Прощания и обещанья,
И скрип ворот.
Крыло плаща. Не до свиданья,
Прощай, твой рот,

И бедра белые, быстрее,
Чем пламя стрел,
И кисти рук, что жгли острее,
Чем сталь и шмель.

Стеклом крошась, слова застыли,
Как простыня…
Ее постель теперь стелили
Не для меня.