Однажды теплым осенним днем проезжая мимо одной ничем непримечательной Кубанской станицы, пожилой казак Трухач Петр Евгениевич, ощутив внезапное желание испить колодезной водицы, подошел к деревянному забору, окрашенному облупленной зеленой краской. Петр Евгениевич сложив потные ладошки пелоткой и поднеся их ко рту зычным голосом лихого атамана прокричал:
- Эге-гей! Хо-зя-е-ва!
За забором тут же раздался лай собаки. Петр Евгениевич вытер взмокревший лоб. Дверь дома отворилась. На деревянное крыльцо вышел колоритный турок-мескхетинец явно показывая свою нерасположенность к внезапному гостю.
- Чё няда?
- Водицы хочу испить колодезной ледяной. Измаялся я в пути, удружи гостю. - Зычно сказал казак, залихватским движением смахнув с пыльных усов засидевшуюся пчелу.
- Пашёль на хуй, рюсський!
Атаман нахмурив брови промолчал, сожрал обиду и пошел восвояси.

***

Однажды Трухач Петр Евгениевич сидел дома и начищал до блеска трофейную шашку. В комнату вбежал расстрепаный сын с распоротыми портками преимущественно на месте ягодиц.
- Батя-батя-батя! Там меня сейчас на дискотеке армяне в жопу выебали!
Атаман нахмурил брови. Гневно посмотрел куда-то в окно и сказал:
- Ничего сынок. Один раз - не пидорас!
Сын потупил взгляд и тихо вымолвил:
- Батя, так это уже в четвертый раз.
Атаман снова нахмурил брови, достал шашку, разрезал ей воздух и в приступе ярости вознеся потные ладошки к небу заорал:
- До коли? До коли, спрашиваю я тебя, господи, будет продолжаться этот пир скотов?
Атаман от бессилия заскрежетал зубами и грузным телом повалился на диван. Через несколько минут комната огласилась зычным казацким храпом.

***

Однажды Трухач Петр Евгениевич сидел дома 9-ого мая за просмотром концертной программы посвященной дню Великой Победы. Вдруг за окном раздался знакомый рев пока неопознанного автомобиля. Затем послышался хркуст, треск и наконец звонкий удар об металический бельевой столб. После чего этот столб с грохотом, проломил окно и остановился на лбу лихого атамана. Атаман отодвинул упавший столб, нахмурил брови и в приступе дикой ярости выбежал во двор. Во дворе стояла его разбитая шестерка, в которой сидело восемь укуренных подростков цыган. Высунувшись из окна, лохматый водитель пронзительно посмотрел в глаза разгневанному атаману и уверенным спокойным голосом стал говорить:
- Ой вижу сердце доброе у тебя, но душа неспокойна, хочется изменить тебе в жизни многое, но не получается, от того и злишься ты так часто... - Зрачки Казака постепенно стали раширяться - ...не будет счастья у тебя в жизни покуда тачку нашу не вытолкаешь с этого огорода. - Из машины раздался истерический цыганский хохот, но похоже атаман на это не обратил никакого внимания поскольку уже толкал свою же машину до отказа набитую черной плотью со своего огорода. Вытолкнув автомобиль на дорогу, атаман потной ладошкой утер взмокревший лоб, помахал ребятам вслед и за столько лет безрадостного бытия наконец улыбнулся, ощутив в себе прилив неожиданного счастья.