Вернувшись домой, я выпил водки в одно лицо, не испытывая ни малейшей потребности в чьем-либо обществе и не раздеваясь завалился спать.
В ту ночь мне приснился удивительный по своей реальности сон…
 
…снился мне дикой красоты город в джунглях, с невиданных размеров золотыми статуями мерзких существ, полуголые люди с изуродованными ритуальными шрамами лицами, которые заливали в глотки пленных конкистадоров расплавленный металл. И откуда-то я знал, что это золотой город Пайтити, который ищут в сельве до сих пор, и что эти люди, умирающие в мучениях – пропавшая экспедиция команданте Домингеса.. и еще точно знал я что я последний белый, кто видит это безумной красоты город во всей его красоте…

….. в испарине я обнаружил себя в кресле, не раздетым и дурно пахнущим перегаром и дурной пищей; часы к счастью показывали только четверть четвертого, и я жадно похлебал воды, высосал пару сырых яиц, усилием воли заставил себя побриться и раздевшись принял ледяной душ и забрался в кровать.
  Подъем в семь тридцать трудно было назвать легким – остатка била так, что я чутком не стравил харч при чистке зубов и радуясь тому что мне не за руль, нацепил сомнительной свежести рубашку, галстук, брюченки и отправился к месту работы.
Если вам доводилось видеть с утра в метро опухшие морды, отличающиеся от пролетариев наличием галстуков и рубашек, знайте – это едут на работу пешие сейлзы – одно из низших звеньев FMCG – бизнеса, можно сказать его отрыжка.
  Прибыв без опоздания я встретил понимающие взгляды коллег, видок у некоторых был не лучше а многие ведь ездили на корпоративных авто, безразличные, но без тени осуждения взгляды офисного люда, я бочком пробрался на свое местечко в митинг-руме, где прослушал «пятиминутку ненависти» о борьбе за выполнение плана на русском в исполнении юнит-менеджера, затем протяжные, похожие на молитву раввина, причитания на английском в исполнении индуса, и так как мой личный план не вызывал претензий, так же бочком сквозанул к газели, где едва отъехав от офиса высосал банку полосатенького джин-тоника сдобрив сие действо сигаретой.
  На работу я благополучно задвинул. сделав непроводную продажу жирному клиенту и расписав ее на шесть посещений я велел водителю отвезти меня к типографии где на практике трудилась моя очередная пассия – птушница, обладательница миниатюрного росточка и пары огромных, уже начинающих отвисать сисек.
  Водила и сам был рад освободиться в час дня, я же дождавшись  окончания  трудодня подманил  ее предложением пойти видик посмотреть часа три порол ее с перерывом на пиво и сигареты, после чего со словами – не видишь, человеку плохо , выставил за дверь.

  Решив не усугублять, я закончил день безалкогольно, ванной, бритьем и душем, вполне прилично поужинал и лег спать с настроением завтра же начать поправлять материальное положение путем крысятничества.

    Много думать здесь было не надо – хит сезона «Давай воруй, воруй Россия» - можно было назвать заодно и гимном нашей конторки да и практически всех подобных. Как и в «Санта-барбаре», в нашем офисе не было не одного положительного персонажа:  похотливые жулики, желчные и нахрапистые матери-одиночки, начинающие стареть красотки, так и не нашедшие себе богатея-спонсора или просто мужа-иностранца, уверенно спивающееся несостоявшиеся гении продаж – это не полный список персонажей паноптикума, в котором я трудился.
Поэтому не долго думая я почерпнул мудрости из кладезей Альберта Пузермана и переиначил их на свой лад: раз судьба доверила мне фактические продажи – то и товар надо крысить фактически..
  Не вдваясь в подробости техники хищений, благо она известна любому сейлзу у которого корпоративные ценности не заменили мозги, я не особо надрываясь работу заканчивал часов около двух, помимо своей зарплатной штуки тихонько крысил вторую, и, не привлекая к себе внимания и в-общем-то наслаждался прелестями жизни, кабаками, доступными девочками, радостно отдающимися за веселое времяпровождение, и пафосными шмотками….
Кризис 1998 года застал меня у клиента с которым я вел пространные беседы о смысле жизни – мне торопиться было некуда  а ему наличие двух судимостей и восьми ларьков благосостояние позволяло; пейджер забился у меня на талии и я прочел «все продажи сегодня прекратить. На бирже резко подорожал доллар. Всем необходимо вернуться в офис в 17.00.»
Я показал сообщение собеседнику , намекая что лимонада ему не видать; он же будучи человеком толковым, произнес сакраментальное «хуйня вышла» и подсунул мне под нос сто долларов со словами – «ты же раньше заехал» после чего я продал ему весь товарец  трезво размыслив что с индусов не убудет и восвояси отправился в сторону офиса, хотя планировал поехать загорать.
  Так собственно и начался для меня августовский финансовый кризис 1998 года.
Вообще сие пагубное событие как то не особенно сильно ударило по мне и моим коллегам – кое-что было отложено в долларах, растерянные индусы не понимали что от нас требовать, но оклад жалования приходил исправно; в общем мы собирались в офисе, рассказывали друг другу страшилки про магазины, слушали полубессвязные мантры экспатов-начальников и с хитрым видом часов в двенадцать разбредались по своим делам с умным видом.
  Три месяца вся эта вакханалия продолжалась (при том, что оклад был по прежнему в валюте, столь дорогой ныне), затем конторка благополучно загнулась, при этом нам не забыли выплатить по три оклада плюс духовное напутствие.

    .. летом 1919 наш изрядно потрепанный полк отвели в Бессарабию на переформирование, ибо от общего состава не осталось и третьей части, бои с красными оказались куда более тяжелыми и затяжными, чем предполагала Ставка.
Бывшая бессарабская губерния , самоотшедшая в 1917 году к Румынии, весьма и весьма лояльно приняла наш полк.
Остановившись возле местечка Бельцы, мы словно попали в прежний, спокойный мир.
Не все представители местного населения хорошо говорили по-русски, но  это не особо препятствовало общению.
  Я в компании с капитаном Стокрадским и поручиком фон Штейном были расквартированы в гостевых комнатах постоялого двора при харчевне «у красного короля» .
Получив импровизированный отпуск из-за вынужденного безделья, мы целыми днями наслаждались игрою в штос и чудесным местным вином.
Кроме этого всех нас сильно поражало повальное суеверие местного населения, достаточно было заговорить с кем либо из них на отвлеченные темы.
.. да, да, господин офицер, так оно и есть – и было это именно в этой харчевне – рассказывал мне местный буфетчик, достаточно образованный малый, сносно говорящий по-русски и служивший несколько лет подносчиком багажа в одном из Бухарестских отелей .
  Хозяйка получила этот двор от своего покойного отца, и , как водиться, вела дела с матерью вдвоем, а была она единственной дочерью.
Поэтому, когда Господь призвал к себе и мать, то взялась она за дело сама, с наемными людьми и дело пошло справно, вот только с мужем ей не везло – уже двадцать шесть а оно все не замужем. Ну да все своим чередом, и посватался к ней сын мельника – красавец парень, правда моложе ее , нуда барышня то она была хоть куда – и на лицо, и чем подышать и на чем посидеть – все при ней было, господин офицер, да и постоялый двор делал ее завидной невестой. Повенчались они, отгуляли честь по чести и тут на третий день приходит из Кишинева бумага – забирают ее мужа на год на земельные работы. Оно вроде и не положено, но у нас с властью не спорят, господин офицер, собрался он и поехал.
  А где то через месяца два привезли под вечер на двор постояльца – господина по всему видно богатого и из благородных, я белую кость всегда признаю, но очень уж больного. Бледный весь, даже идти не мог – так его на носилках из телеги и принесли.
Ну да цыплята и красное  вино поставили его на ноги в неделю, прижился он, только никуда не ходил – только спуститься из комнаты, а остановился он в номере где господин поручик сейчас квартируют, посидит в харчевне и обратно к себе. Но господин спокойный, ни в кости ни в карты не играл, выпьет бокал другой вина и опять наверх. Однако по всему поняли жители, что хозяйка-то с ним сошлась плотски, нехорошо, конечно при живом-то муже, ну да куда утерпеть такой пышнотелой красавице – честь то честью а естество своего просит. Только тихая она стала не пошутит не поговорит лишний раз с гостями, раньше и с компанией  и вина лишний раз сама принесет посидеть-послушать что проезжающие говорят а сейчас ни-ни.
А теперь буфетчику даст указания, за провизию разочтеться, за комнаты получит и нему, наверх. А в его комнате свет всю ночь горит, словно он никогда и не ложиться.
  И вот как-то часа в два ночи наши ребята залезли на то дерево что во дворе стоит – из него как раз и Вашу комнату и господина поручика видно, а номер господина капитана, как Вы изволите видеть – из двух комнат, он на двор выходит.
Так вот, залезли двое на дерево, поглядеть как хозяйка с проезжающим господином милуется, да и по правде говоря, многим ее фигура покоя не давала, и видят , что лежит она на кровати в одной рубашке, а этот господин стоит на коленях возле нее, по голове гладит, а сам приник к ее шее и пьет ее кровь.
  Один из парней от испуга тут же с дерева спрыгнул, а второй говорит , что мол от шума господин отвлекся, голову поднял и смотрит на него. Из светлой комнаты в темноте не много чего углядишь, а этот смотрит на него и как видит… рот в крови, а глаза черные черные, словно белков  нет совсем.
  Им бы не поверили, только второй , когда утром рассказывал, был белый, как лунь.
Староста поговорил со священником, и взяв с собой троих селян и кузнеца с сыном, отправились на постоялый двор.
Прежде с хозяйкой поговорили, однако она в начале сказала , что не помнит ничего такого, а затем под крестом начала кривиться, дергаться и вовсе сознание потеряла. Они поднялись в комнату, которая удивила их чистотою, как будто и не жил там никто, и отсутствием самого постояльца, хотя никто никогда не видал его  выходящим со двора.
Комнату освятили, а на двери  и окнах изнутри кузнец крестообразно набил освященных гвоздей.
- Если ОН и здесь, то никуда отсюда не выйдет – сказал староста, затем они и ушли…
-??, Михель?? – обратился я к поручику.
-Знаешь Иван, и правда кресты набиты, ели раму разворотил пока окно открывал – ответил мне фон Штейн, - а распятий в комнате больше чем в кирхе на 4-й линии Васильевского.
.. Однако из комнаты той так тот господин больше и не вышел, а хозяйку на следующий день нашли на конюшне, абсолютно голой и в петле. И вот что странно, господа офицеры, наш фельдшер, врача здесь нет, когда тело снимал, сказал что гниет оно, как если бы она дней десять как удавившись была.
Отпевать и хоронить ее на церковном кладбище, как и принято с самоубийцами, священник отказался, и зарыли ее вот под этим деревом – закончил свой рассказ буфетчик.
- да здоров ты врать, малый – подвел итог рассказу Стокрадский – Вы, господа из Петербурга, а я мое то поместье было недалеко от Полтавы, где я и вырос. Отец мой был барин строгий но простой, и до десяти лет я рос с местными хуторянами. Там как засядут языками чесать, не то что этот враль, господин Гоголь бы заслушался.
- Ты лучше принеси-ка нам еще пять бутылок красного да распорядись, что бы бараний бок нам сделали не с баклажанами, а по-русски, с гречневой кашей.
Сей момент, господин капитан.
- Однако же господа, не всегда неведомое – ложь – раздался голос из-за соседнего стола.
Я с удивлением увидел незнакомого мне господина. Он был в добротном английском френче без погон и нашивок, кожаных брюках и добротных английских же ботинках на высокой шнуровке. Сам он был крепок телом, с неожиданно длинными светлыми волосами и пронзительно голубыми глазами. Если бы не его правильный русский, я принял бы его за англичанина или американца – какого-нито корреспондента или представителя Красного Креста.
- неугодно ли штос, разбавить нашу компанию, или в деберц к примеру, - пригласил его к столу фон Штейн.
- прошу меня извинить, господа, вынужден покинуть Вашу компанию, да и в карты я не играю, игры бывают куда интересней.
- Какие же, позвольте узнать?
- например «Войти и выйти», кстати с Вами, господин Стрельцов, возможно мы когда-нибудь в нее и сыграем. А теперь, прошу меня извинить и позвольте откланяться – с этими словами наш неожиданный собеседник встал и кинув на свой стол несколько банкнот, вышел прочь.
- Какой бука, однако – заметил Стокрадский, интересно, откуда он и откуда он знает Вашу фамилию?