Вступление (квинтет)

- Так, так… Ну, что, накрыло? Да ты передавай, ща, погоди, напрет! Ща пойдет…
- У-х-х-ф! Давай, бери быстрее… А ты куда лапы тянешь? Ты и так целый флакон в одно рыло выжрал. Сдохнешь тут, потом отвечай за тебя.
- Да че вы, пацаны, у меня ж день рождения!
- Хи-хи-хи! Ымынынничек, хи-хи-хи!
- Как ты это сказал? Ы… ым…ИК! Ага-га-кха-кгха!
- Похлопать, похлопать! Он дымом подавился.
- Хорош морить! Я… сичас… от смеха… сдохну.
- А это что за рычаг? Пацаны, смотрите, тут еще эта фиговина со стрелочкой, забыл, как называется…
- А это датчик давления. Венозного. А может, артериального.
- Хи-хи-хи… Ну хорош морить…
- Пффф… Ух, накрывает!
- Передавай, передавай быстрее!
- Куда потом подадимся?
- Поехали к Ольге!
- А это кто?
- Тебя не спрашивают, ымыныныны… Ха… АХА-ха-кха! Ты, это, домой порнуху смотреть поедешь и дрочить!
- Пацаны, где это мы? А?!
- Ну все, началося. Добро пожаловать в пустыню реальности. Это, братан, сумрачный лес, в котором оказываешься, земную жизнь пройдя до половины. Вон, видишь, зверь дикий под кустом прикорнул.
- Кстати, уходить будем, надо не забыть Толика разбудить. А то придут сменять, а он тут в блевотине с фляном в обнимку валяется.
- А пиво осталось?
- Охренеть! Ему пузыря не хватило! Нет, ты лучше дунь еще и домой, баиньки.
- О-о-о! Толян зашевелился! Ту-ту-ту-ту-ту-ту! Подъем! Начинаем утреннюю гимнастику. Медленно открываем левый глаз. Смотрим на мир. Мир вокруг ужасен и обрыдл. Закрываем. Теперь – правый. Ничего не изменилось! Тогда ну ее в пень, эту сраную гимнастику, храпим дальше.

- Ребята, а сколько времени? - спросил Анатолий Петрович у своих гостей. – И почему это мы в бойлерной?
Он работал сторожем в одной школе. Следил по ночам, чтоб трубы были в порядке, чтоб никто не залез в здание и не украл чего-нибудь. Толик любил выпить и за бутылку пустил молодежь к себе на работу отпраздновать день рождения Сашки, с которым познакомился, когда тот еще ходил в другую школу, где Петрович в то время состоял на такой же должности. Предупредил, чтобы никуда не заходили и ничего не ломали, а сам выпил водку, закусив ее домашним салом, и ушел в бойлерную спать, устроившись на каком-то старом рваном матрасе.
- Пять утра, - ответил ему именинник. – А мы тебя искали, искали, когда ты из своей бендежки свалил, потом слышим шум из подвала, как будто что-то разбилось, решили посмотреть, а ты тут дрыхнешь, и пузырь разбитый…
- Ой бля, ой бля… Так, так, собираемся и выметаемся, а то всего час до смены, а мне еще убрать здесь надо…
Друзья вышли на улицу, Анатолий Петрович, подозрительно озираясь, закрыл за ними на все замки массивную железную дверь. Светало, проехал дежурный автобус.


Соло (играть сначала пиано, в самом конце после повтора первой темы резкое крещендо, фортиссимо и финал)

Листья. Шуршащие, ворохами поднятые ветром, текли по асфальту всеми оттенками желто-красно-коричневой реки. Это - осеннее утро, это - щемящая и глумливая тоска, несбывшийся сон. Я шел домой. Думал: только бы не встретить никого, только бы скорее добраться и сдохнуть. Ночная смена, одна бесконечная, слившаяся в ряд бессонниц, отравила существование, сместила время.
А дорога, что она? Всегда одна и та же, без малейшего озорства или фантазии. Здесь, например, нужно было свернуть за угол, спуститься по ступенькам в полуподвал круглосуточного магазина. Зашел. Конечно, сколько раз уж был, продавщица запомнила. Милая девушка, ты знаешь, что ты прекрасна? И это нельзя исчислить, к этому нечего прибавить. Просто так бывает. А ты стоишь у прилавка и стареешь. Взяла деньги, - две бутылки крепкого, как всегда, самого дешевого.
А теперь во дворик. Я сел на свою лавочку, зубами сорвал крышку с первой бутылки. Вы спросите: почему на свою? Да привыкаешь как-то к обстановке, и она становится своей. У вас разве нет своих деревьев, фонарей, улиц? Вот так-то. Нужно было сделать всего пять глотков, чтобы увидеть донышко. А потом вечное похмелье отступило.
Я огляделся. Один и тот же фильм. Пришла баба-Маня, дворничиха, погремела у себя лопатами и метлами, отправилась наводить порядок. А из подъезда напротив выплыл Федька, местный бомж. Живет себе в бойлерной уж целый год, собирает бутылки. Вот и сумка у него эта непонятная, - на промысел выперся. Я позвал его:
- Федь, а Федь! Забери бутылку, только не стой, не жди вторую, я ее медленно пить буду.
- Ну, это… Спасибо… - ответил.
Вежливый. Но он уже был когда-то, а теперь пропал. И вовсе не он это из подъезда выходил, потому что Федьку в прошлом году какие-то уебки насмерть в парке запинали. Проклятая бессонница! Запутался в памяти, все в одну эту осеннюю реку ручейками слилось.
- Че, Толька, опять бухаешь? – а это уже ко мне обратились.
- Не, баб Мань… Похмеляюсь.
- Выгонят тебя с работы. Точно говорю. А хули? Школу сторожишь, там же дети! А у тебя пьянка одна. Тьфу.
А я вспоминал. Ведь было же когда-то хорошо! Было же такое время! Потому что любовь, а потом не стало. Банально и страшно. Мысли обрывались.

Здесь очень грязно, ты только посмотри вокруг! Битое стекло хрустит, врезается в босые ступни, прилипает, отваливается с печальным звоном. Только бы не упасть, не свалиться окончательно в эту яму, лицом в блевотину, в говно, в это последнее сумеречное небо, не хочется на дно!!! Я уже не выберусь… Ты видишь это? Тоже видишь? Я еще выкарабкаюсь. Да, я знаю.

Играть после коды столько раз, сколько нужно, чтобы слушатель проблевался.