Витольд Дмитриевич собирался на работу пребывая в поганом настроении. Он очень хотел есть. Голод морил его как краснодеревщик стол. От тени, набежавшей на его лицо, не спасали даже вчерашние приприятнейшие воспоминания.

А вспоминал Витольд Дмитриевич еблю. Вчера вечером, после смены он шел домой и наткнулся на  в дупель пьяную малолетку, которая недвусмысленно намекала на половое сближение раздвигая ноги. Он привел её домой и отпорол с особым цинизмом и в рот, и в жопу, и наконец межног. В общем очень понравилось Витольду Дмитриевичу этот, почти забытый, процесс. Да и мокрощелка жгла не по детски – орала во время совокупления про какого-то слона, азера, про то чтоб нассали ей на голову. Это добавляло в трах элемент пикантности и смех.

Ебля и многое другое, что как говорится «никому не чуждо», для Витольда Дмитриевича вот уже месяц пребывало под запретом. Запрет был наложен самим Витольдом, после того как с месяц назад он стал свидетелем происшествия, круто изменившего его жизнь.
Случившееся, по сути, было банально – обычное ДТП. Но только не для ВД. Он открыв рот смотрел, как огромная черная машина сбила ни в чем не повинного инвалида, спешившего куда-то на инвалидной коляске. Дальше все было обычно: инвалида – в морг; нувориш на иномарке – по своим буржуйским делам (даже не остановившись). И тут-то шкала духовных ценностей ВД сделала ахуительный кульбит. Он захотел такую же машину.

Придя домой, он произвел предварительные расчеты и был поражен. Он мог приобрести точно такую же машину! Правда для этого ему пришлось бы ждать 15 лет. Но мозг у ВД переклинило окончательно и он решился.

За истекший месяц он продал практически все из своей однокомнатной квартиры. Все - это означает ВСЕ! Теперь у него в квартире остались только матрац, простынь, подушка, кой-какая одежда. Не осталось ни телевизора, ни холодильника, ни плиты. Унитаз и ванну он тоже продал. Витольд Дмитриевич сходил в ЖЭК и попросил отключить холодную и горячую воду. В энергосбыте потребовал отключить и электроэнергию. Последними на барахолку он отнес вторые рамы, счетчик и лампочки. Воровать ВД не умел и не хотел. Он бросил пить и курить. Срать теперь он ходил в соседние подъезды. Ел и мылся на работе.

Кстати о работе. Трудовая биография его была многообразна. В его трудовой книжке даже была запись: «Преподаватель японской истории культуры». Но теперь ВД трудился единственным мужчиной-воспитателем детского сада в городе, а возможно и во всей стране. Этакий «усатый нянь». Работа ему нравилась безумно и он не променял бы её ни на что.

Если с мытьем проблем не возникало, то еда оставляла желать лучшего. Бесконечные компоты, каши, запеканки, подогретое молочко и конечно желе. ВД ненавидел желе, одно упоминание об этом, в общем-то безобидном блюде, вызывали у него рвотные позывы и понос. Но, как не противно было Витольду Дмитриевичу, каждый день он потчевал себя этим разносолом.
Все деньги, полученные от продажи вещей, всю зарплату и аванс, ВД теперь разносил по банкам, где медленно, но верно оживала его мечта.

Месяц мытарств не прошел даром. Витольд похудел, все больше раздражался по пустякам. Вспоминая нувориша на той машине, он клял его почем зря. Он был уверен, что именно он – Витольд, более других достоин такой машины. Разве не он делает свою работу не на пять даже, а на шесть баллов? Разве это не он, а кто-то другой снял пол в своей квартире и продал его бомжам? Кто продал фамильный зеленый абажур? Кто, кроме него может пойти на такие жертвы? Разве не он получил гос.премию как лучший воспитатель страны из рук самого президента и имел получасовой разговор с главой государства, когда тот прогуливал лабрадора Конни? Сейчас он немного жалел, что растратил премию на пустяки.

Голодный, он вышел из дома и направился на работу пешком. Идти было не близко. За месяц пеших прогулок, ВД изучил маршрут и мог пройти его с закрытыми глазами.
«Так, сейчас булочная…ммм… как пахнет!».
Перейдя через дорогу, Витольд Дмитриевич пошел по парку, остановившись у своего любимой городской статуи. Это была конная статуя маршала Буденного. ВД обошел статую вокруг – своего рода ритуал, исполняемый им каждый раз, когда он проходил мимо. На крупе лошади уже больше года вандалами были выбиты четыре буквы. Мэрия никак не могла изыскать средства на починку памятника архитектуры, а городские жители привыкли, тем более что ничего матерного или оскорбительного в надписи не было. Это была какая-то аббревиатура. Витольд Дмитриевич похлопал по геройской ноге маршала и направился дальше.

«А сейчас – музыкальный магазин». ВД замедлил шаг, чтобы по обычаю уловить слова песенки, которая будет крутится у него в мозгу весь день – такая у Витольда была особенность, если с утра он слышал мелодию, то она не оставляла его до отхода ко сну.
«Ту-ту-ду-ду
Cant tach this!» - послышалось из магазина…

Вот и дорожка к детсаду. Как обычно, с утра на ней куча выползков. Витольд Дмитриевич взял веник, стоявший у крыльца и смел червей на газон.

Переоделся в белоснежный халат, и, с тоской вздохнув, глянул в окно. Напротив садика возвышалось четырехэтажное здание городской больницы.
«Ту-ту-ду-ду
Cant tach this!» - мысленно пел голодный воспитатель, глядя на больницу.
«Больница…так так так… Ту-ту-ду-ду… Cant tach this!...»
Недрогнувшей рукой, ВД снял с полки бутылочку с клейстером и неторопливо выпил до дна…