Максим Анатольевич стал «рогоносцем». Жена Тамара ему изменяла. Красивая, статная, покладистая жена изменяла своему мужу в свои совершенно не юные 40 лет. Давно уже остывшее чувство взорвалось в Максиме Анатольевиче дикой ревностью. Он не находил себе места. Счастливая же супруга настолько была увлечена своим новым романом, что даже не замечала изменения, произошедшие с мужем.
Решение созрело у Максима Анатольевича почти сразу, но какое-то время он просто привыкал к нему, прокручивал в голове. Решившись, сообщил жене, что уезжает на ночную рыбалку с другом – вспомнить молодость. Тамара радостно собрала его в дорогу. Максим Анатольевич разозлился ещё сильнее, но всё же сдержался и не устроил супруге скандал.

Вернулся Максим Анатольевич в этот же день под полночь. Спешно проскользнул в подъезд, поднялся на свой этаж, укрывая своё охотничье ружьё в полах плаща. Минуту постоял перед дверью – отдышался, но бешеного сердцебиения не унял. Открыл дверь своим ключом, стараясь не шуметь. В квартире царил полумрак. В спальне же было совершенно темно, хоть звуки доносились как раз оттуда. Высвободил ружью и двинулся в спальню. Зашёл.

Резко включил свет. Любовники были с головой под одеялом, и казалось, включения света не заметили. Максим Анатольевич, не целясь, навёл ружьё на ненавистное сцепление тел под покровом и выстрелил. Мгновение, которое, казалось, растянулось на долгие годы, ничего не происходило. Потом одеяло резко откинулось, из под него вывалилась супруга Максима Анатольевича и упала на спину, руками схватившись на живот. Сквозь её пальцы сочилась жирными струями алая кровь. Множеством струек, похожих на змей, словно Тамара схватила руками змеиное гнездо, и потревоженные пресмыкающиеся спешно покидали свой дом. Дотекая до простыни, струйки впитывались в неё и вновь превращались из змеек в обычную кровь.

Любовник, с которого спрыгнула Тамара, лежал не шелохнувшись. Только слегка сжался от напряжения и страха. И эрекции уже не было. Надо было направлять на него ружьё и стрелять, но Максим Анатольевич никак не мог сделать этого. Любовником Тамары оказался мальчик лет четырнадцати. Его худенькое маленькое тельце казалось нелепой шуткой на этой заляпанной кровью простыне, рядом с истерично причитавшей Тамарой.
- Максим! Максим! – её крик усиливался от слова к слову. – Максим, что ты делаешь? Какая дикость! Я умираю, Максим! Умираю!
- Известно, что делаю – стою, рассматриваю твоего любовника, - на удивление для себя спокойно ответил Максим Анатольевич. – А вот что делаешь ты? Это разве не дикость?
Максим Анатольевич не планировал разговаривать. Он планировал сделать два выстрела и быстро со всем этим покончить. Машина ждала его в квартале от дома. Нужно было быстро стрелять и уходить. Уезжать к хорошему другу, который обещал своим словом обеспечить ему алиби. Максим Анатольевич понимал, что трюк примитивен и имеет большой шанс на провал, но всё же он решился на это. Он не мог по-другому.

Он не планировал разговаривать. Но он и он не планировал обнаружить на месте любовника мальчика! Юного мальчишку! Здесь должен был быть взрослый мужчина, красивый или не очень, с густой шевелюрой или слегка лыс, с волосатой грудью, потным от акта телом и похотливыми руками. В него готовился стрелять Максим Анатольевич. Вообще в человека стрелять сложно, поэтому Максим Анатольевич морально готовился. Но он не готовился стрелять в столь юное существо, которое смотрело на него большими от страха карими глазами.
Но, тем не менее, начало было положено – на кровати извивалась тяжелораненая Тамара. Она уже не кричала – недоставало сил. Да и движения стали затухать. Потекла струйка крови изо рта. На руках один труп и один свидетель. Пора превращать свидетеля в труп, довершать акт возмездия и уходить, как можно быстрее уходить! Но Максим Анатольевич медлил, всё медлил и не решался.
Их глаза встретились, его глаза и глаза ребенка. Мальчик по-прежнему был ужасно напуган, его страх карим цветом вливался в Максима Анатольевича.
Неумолимо бежало время. Кто-то позвонил в дверь, потом постучал и, выждав паузу, обеспокоено спросил: «У вас всё в порядке? У вас там стреляли?». Максим Анатольевич молчал, молчал и мальчик.

Время шло, и Максим Анатольевич понимал, что он слишком долго тянет и что бежать к другу уже нет смысла. В голове его скапливалась пустота, а он всё пытался сообразить, что же делать дальше. А в голове лишь - тук, тук, тук – стучали ошалевшие молоточки беспорядочных мыслей.
Звук милицейской сирены пролаял во дворе. Максим Анатольевич отвёл взгляд от мальчика и перевёл на, стоящее рядом, кресло. Медленно сел в него, кинул взгляд на Тамару. Та уже лежала совершенно неподвижно. Посмотрел опять на мальчишку, потом на ботинки. Когда-то читал об этом. Хорошо, что читал – сам бы не догадался. Снял правый ботинок и подумал: «Ну и нелепый же будет у меня вид!». Отогнал мысль в сторону, снял носок. Опять посмотрел на мальчишку.
В дверь забарабанили, прозвучало: «Откройте, милиция!». «Прямо как в кино!» - устало подумал Максим Анатольевич и выкрикнул: «Сейчас! Иду!». За дверью настороженно притихли.

Максим Анатольевич поставил ружьё прикладом на пол, дуло засунул в рот. Дверь начали ломать. Максим Анатольевич глянул на мальчика и, подумав: «ну и ночка выдалась у малыша!», пальцем ноги спустил курок.