Элеонора уже домывала пол, когда увидела пуговицу, закатившуюся в угол коридора. Девушка нагнулась и подняла ее. Пуговица была ярко-красной и очень гладкой на ощупь. Пластик!!!  Элеонора воровато обернулась, но коридор был пуст. Дубовые панели стен древнего театра мягко поблескивали в свете масляных ламп. И зрители, и актеры давно разошлись по домам. Остались только двое: Элеонора и пуговица.

Сердце молодой девушки восторженно забилось. Ах, как прекрасна эта вещица! Ее безукоризненно гладкая поверхность холодила пальцы. Этот маленький кружочек пластика стоил целое состояние и … головы ее владельцу. Но Элеонора не дура. Она никогда и никому не будет ее показывать, даже Лоле. Даже своей лучшей подружке Лоле она ничего не покажет! Она спрячет пуговицу далеко-далеко, и будет пришивать по праздникам на грудь своего самого красивого платья, голубого, в розовый горошек. Весь вечер она в гордом одиночестве будет красоваться у зеркала, гордая, как принцесса, а утром отпарывать свое богатство и прятать в свой самый тайный тайник. А если она выйдет замуж? Можно ли будет показать ее мужу или нельзя? А вдруг муж найдет пуговицу?

- Добрый вечер, Элеонора! – сзади раздался мужской голос.

Директор! Задержался на работе! От неожиданности девушка выронила пуговицу, та упала в берестяное ведро и сразу утонула. Она обернулась. Директором театра был стройный мужчина зрелого возраста. Его виски уже коснулась седина надвигающейся старости. Глаза были холодными и проницательными. Он стоял и пристально смотрел на Элеонору. Он, конечно, заметил смятение девушки и пытался понять, чем оно вызвано.

- Добрый вечер, господин директор!
- Ты такая бледная. Что с тобой? Что это было? – директор кивнул в сторону ведра.
- Ничего особенного, камешек.

С этими словами девушка взяла ведро и вылила его в водосток, который находился в нише стены коридора. Вода гулко зажурчала по керамическим трубам, унося маленькое красное чудо. И с этой водой из жизни девушки убегало что-то очень важное. На один потерянный шанс стало больше, на одну удачу меньше. «Размечталась, дура. – Подумала Элеонора. - Нет, чтобы просто спрятать в кармашек и быстро-быстро бежать домой. Впрочем, так даже лучше. Я могла проболтаться Лоле, и это кончилось бы очень плохо. Лола завистлива. Это могло кончиться «банкой» ». Но слезы капали, капали, капали.

* * *
Мигель и Артур шли по тоннелю ливневой канализации. Мигель был зрелым мужчиной, лет сорока, Артуру едва стукнуло двадцать пять. В этой пере Мигель был за старшего, и обращаться к нему следовало не иначе как «Сэр Старший Нюхач». Но  у мужчин за несколько лет совместной работы сложились приятельские отношения, и они пренебрегали формальностями.

Тоннель в сечении был квадратный, чуть выше человеческого роста. По его дну шел широкий плоский желоб, с закругленными краями. Текущий осмотр проходил обычным порядком. Тихо шуршала серая роба Гильдии Нюхачей; умиротворенно мерцал свет от масляных ламп, прикрепленных на козырьки специальных кепок, свитых их тонких ивовых прутьев;  иногда, задевая стены, постукивали деревянные лопаты; журчала вода под ногами. Они уже прошли девять точек контроля и разбросали пару небольших запруд, образовавшихся в результате наноса песка и глины.

Тотальная чистка тоннеля в их обязанности не входила. Этим занимаются специальные бригады, укомплектованные тачками. Мигель и Артур просто улучшали водоток, препятствуя образованию луж, в которых могли размножаться насекомые. А еще они нюхали.

Впереди показался срез очередной керамической трубы, выступающей из стены на два-три пальца – десятая точка контроля. Это была стандартная сливная труба, ведущая в одно из зданий. По этим трубам сливали воду от мытья полов и любую другую воду, которая не содержала моющих средств. Это могола быть вода, в которой стояли цветы, или, например, вода оставшаяся от варки яиц.
Мигель принюхался. Все нормально: никаких запахов химии или нелегальной парфюмерии. Он достал рабочий журнал, записал номер трубы, дату, время и поставил пометку «норма».

В трубе зашумело. Нюхачи отошли немного назад, и – во время! Из трубы вырвалась струя воды и ударила в противоположную стену тоннеля. Она разлетелась брызгами и стекла в желоб. Вниз по тоннелю лениво потек маленький ручеек.

- Ведро воды. – Констатировал факт Мигель.
- Гляди, что это? – Артур указал на желоб. В нем что-то поблескивало, маленькое, красное.

Мигель поднял вещицу. Как только он ощутил пальцами гладкую скользкую поверхность, он сразу понял, что это. Таким гладким и скользким мог быть только пластик. Кружочек, посреди две дырочки – пуговица. Мигель хорошо знал пластмасс на ощупь.  В детстве, когда он учился в школе, их не раз водили в исторический музей. В зале эпохи Второй Экологической Катастрофы среди экспонатов была старинная дверь с пластмассовой ручкой. Детям разрешали трогать эту ручку, гладкую и прохладную. Не такую холодную, как металл, а именно прохладную. Он помнил это ощущение. Оно ему очень нравилось.

- Что это?
- Ничего! – Мигель опустил пуговицу в карман.
- А ну покажи! Мы вместе это нашли!
- Тебе померещилось! – Мигель шагнул на середину тоннеля, выставляя лопату пред собой. Пуговица стоила на черном рынке целое состояние. Богатый коллекционер мог отвалить за нее кредитов на целый дом. У Мигеля на шее жена и трое детей. Делится с этим сопляком без рода и племени, с этим выскочкой, он не собирался.

Мужчины молча пожирали глазами друг друга, сжимая лопаты. Наконец, нервы Артура не выдержали.

- Получай! – крикнул он и бросился на Мигеля, выставив вперед лопату, как копье.

Тот сделал шаг в сторону, пропуская противника мимо себя, и зацепил его ноги своей лопатой. По-хорошему, Артур должен был упасть лицом вниз, но в последний момент он попытался перепрыгнуть через препятствие, и его занесло вбок. Приземляясь, он поскользнулся на полукруглой стенке желоба и рухнул на спину, ударившись затылком о другой край желоба. Масло выплеснулось из светильника на голову Артура.  Его волосы вспыхнули, осветив все вокруг ярким пламенем, но он не заорал от боли, потому как был уже мертв.

Мигель прислонился к стене, с ужасом глядя на своего напарника, который превратился в факел. Его руки мелко дрожали. «Ладно, – подумал он, - что сделано, то сделано! Может оно и к лучшему!» Мигель был сильным мужчиной, и распускать нюни не собирался. Он решил спрятать пуговицу, а потом пойти, сделать заявление о несчастном случае.

Тоннель был плохим местом для оборудования тайника: пуговицу лучше держать под рукой; мало ли, какой заказчик и когда может «проклюнуться». Поэтому Мигель решил спрятать пуговицу в своей домашней мастерской. Мастерская находилась в лабиринте маленьких сарайчиков в минуте ходьбы от его дома. Это было надежное место,  и пуговица была бы всегда под рукой.

* * *
До станции метро по сливным тоннелям Мигель дошел минут за десять. Вот и дверь в тоннель метрополитена. Через решетку на двери пробивается свет. Он снял с себя кепку-фанарь,  сплетенную из ивовых прутьев, погасил его, стянул рабочий комбинезон. Под землей было холодно, поэтому под робу нюхачи всегда одевали обычную одежду. Пуговицу он переложил в карман брюк. Все ключи, ведущие  к ливневой канализации, были стандартными. Мигель вышел в тоннель, аккуратно запер за собой дверь, прошел пару десятков метров вдоль путей и поднялся на платформу.

Станция метро встретила его ярким электрическим светом. Полуцилиндрический купол станции покоился на тяжелых гранитных колоннах. Под куполом тянулись медные провода, подвешенные на керамических изоляторах. Они ярко блестели в свете множества светильников. Метро было одним из немногих мест, разрешенных к применению электричества.

К платформе подкатил состав. Отрылись деревянные двери и пассажиры высыпали на платформу. Несмотря на позднее время, было людно. Это разъезжалась по домам вторая смена с деревообрабатывающих предприятий. Когда-то в городах улицы были перегружены транспортом. Эти времена давно минули. Частный транспорт был запрещен. По улицам, ездили только грузовые повозки, запряженные лошадьми, редкие кареты правительственных чиновников и олигархов, специальные кареты полиции, скорой помощи и других коммунальных служб. Практически все население перемещалось под землей.

Мигель вошел в вагон через среднюю дверь. Все сидячие места были заняты. Он встал у противоположной двери, которой на этом маршруте не пользовались. Ехать было не далеко. Поезд тронулся.

На середине перегона, двери, которые находились в торцах вагона и соединяли его с другими вагонами состава, одновременно открылись. В них вошли люди в зеленых рясах с капюшонами, надвинутыми  низко на глаза. По вагону прокатилась волна страха: Святая Экологическая Инквизиция! Мигель похолодел: если найдут пуговицу – ему конец. Его ждут пытки и смерть, ужасная по своей жестокости.
Нарушителей Святого Экологического Пакта ждала «банка». Это был особый вид публичной казни. На площади Чистой Воды устанавливали большую стеклянную банку. В нее сажали преступника и закрывали сверху дубовой решеткой. Решетка устанавливалась чуть ниже краев банки. Потом банку постепенно наполняли Экологически Чистой Святой Водой. Жуткие вопли утопающих навсегда врезались в память Мигеля.

Зеленые рясы медленно, но неотвратимо приближались. Мигель лихорадочно искал пути спасения. Он вынул пуговицу и незаметно опустил ее в боковой карман куртки какого-то молодого  мужчины, который готовился к выходу.
Монахи медленно приближались. Они не спешили. Жертве бежать было некуда. Вот они подошли совсем близко и схватили … пассажира, который сидел на скамейке слева. Молодой худощавый очкарик. Пока его поднимали с места, поезд остановился на станции. Хватая преступника, монахи прижали Мигеля к неработающим дверям. Мигель растерялся. Он видел, как мужчина, которому он подсунул пуговицу, вышел из вагона через противоположные двери и исчез в толпе. Монахи выволокли жертву на перрон, Мигель выскочил за ними, но поздно: он уже не знал, в какую сторону идти и кого искать. Горечь отчаянья обрушилась на нюхача. Богатство, которое досталось ему ценой смерти напарника, навсегда исчезло в суете метрополитена.

* * *
Роза подошла к Александру и залепила ему пощечину. Он замер недоуменно хлопая глазами посреди маленькой комнатушки, которая служила им гостиной, спальней, кухней и прихожей. Он пришел с работы, переоделся, потом они поужинали. Роза была мила и заботлива. Ничто не предвещало неприятностей.

- За что?! – Воскликнул Александр, и тут же получил вторую пощечину.
- Что это? – Роза подсунула ему под нос какой-то маленький красный кружочек. Он взял его в руки.
- Пуговица. Ну, и !?
- Ах ты сволочь! За это наши деды кровь проливали, я тебя спрашиваю?! В «банку» меня затащить хочешь?
- Какие деды? Какую кровь? Причем здесь пуговица?
- Это пластмассовая пуговица! Я нашла ее у тебя в кармане куртки.
- Тише, истеричка.- Зашипел Александр, до которого «дошло». – Соседи могут услышать.

Роза упала на кровать, всхлипывая и причитая: «Этой сволочи я посвятила жизнь…» Когда она успокоилась, она поняла, что муж о пуговице ничего не знал.

- Кто же тебя подставил? – размышляла она вслух. – Секретарша босса Агата? – Она имела на тебя виды и всегда завидовала нашему браку. А может, Николя, место начальника отдела должен был занять он, а получил ты, так как твоя взятка оказалась больше? Одно ясно, мы с тобой до сих пор не плаваем в «банке» только потому, что анонимка еще не дошла.

- Давай спустим ее в унитаз, и дело с концом!
- Ты - идиот! На выходе канализации стоит опломбированный отстойник, который нюхачи проверяют раз в месяц. В нем оседают все предметы, которые тяжелее воды.
- Ну, тогда я просто выкину ее на улицу.
- Я тебе выкину!

Роза лихорадочно думала. Если ночной патруль Святой Экологической Инквизиции до сих пор не ворвался в их квартиру, значит, анонимку, изобличающую их,  еще не рассматривали. Все произойдет завтра. Вряд ли монахи сразу бросятся их арестовывать: письмо перекочует из папки «входящие» в папку «на исполнение», потом папку понесут в другой отдел… У них есть еще время, как минимум до обеда завтрашнего дня. Главное, распорядится пуговицей, а потом стереть память, что бы ни под какой пыткой нельзя было подтвердить, что пластмасса побывала в их руках. Она знает отличного мозготера. Из памяти нужно выкусить всего пол часа скандала и некоторые моменты следующего дня. И все.

- Значит, так. Молодая перспективная семья, которая имеет полное право на расширение, ютится в этой жалкой ободранной комнатушке, а престарелый сосед, бездарный актеришка, один занимает государственную двухкомнатную квартиру. Разве это справедливо?! Как ты думаешь, кто по закону будет претендовать на его жилплощадь, если с ним что-нибудь случится?
- Мы. Но нас могут заподозрить. Это опасно!
- А ты сделай так, что бы это было безопасно. Принеси сюда ту уродливую шкатулку, что твоя мама подарила мне на день рождения!

Роза быстро высыпала на стол из шкатулки все свои небогатые украшения. Шкатулка была обита красным шелком. Женщина внимательно осмотрела обивку, потом подпорола ее в одном из углов и аккуратно подоткнула под нее пуговицу. Ели внимательно не присматриваться, заметить нарушение обивки было практически невозможно.

Затем Роза взяла перо в левую руку, макнула в чернильницу  и аккуратно написала на листке почтовой бумаги: «Гениальному артисту в дар от благодарной поклонницы в знак признания его бессмертного таланта».

Через минуту таким же образом появилась анонимка в Святую Экологическую Инквизицию.  В послании изобличалась преступная деятельность артиста муниципального театра, который замешан в синтезе незаконных материалов, а так же в  изготовлении и распространении предметов из этих материалов. Последнее творение эпистолярного жанра привело Розу в отличное расположение духа: она всегда получала в школе отличные оценки и очень гордилась своей образованностью, своим умением излагать мысли в строгом научном стиле.
- Утром ты перед работой с посыльным отправишь шкатулку, я в обед брошу анонимку, глядишь вечером все и окончится.

Когда с анонимками было покончено, они легли в кровать и, перед тем как уснуть, долго и со вкусом мечтали о том, как обставят новую жилплощадь.

* * *
Джек сидел за столиком в гримерной. До начала спектакля времени оставалось много. Джек любил приходить в театр заранее. Он был одинок. Дом для него был временным вынужденным пристанищем. Его жизнь протекала здесь, на сцене и за кулисами. Вечер начинался хорошо. Он получил в подарок дешевую шкатулку от какой-то загадочной поклонницы. Эта безделушка была ему не нужна. Но, все равно, это очень приятно – получать подарки. Ему уже давно никто и ничего не дарил. Времена, когда он играл роли героев – любовников, давно ушли в прошлое. Настали времена ролей второго плана: дядюшек и дедушек.

Джек уже собирался гримироваться, когда дверь в комнату неожиданно распахнулась. Вошли два монаха в зеленых рясах и стали по обе стороны от нее, поигрывая деревянными дубинками.

- Именем Святой Экологической Инквизиции, всем оставаться на своих местах!
За рядовыми братьями в дверь вошел монах-детектив. Его было нетрудно узнать по маленькому саквояжу, в котором он носил инструмент, необходимый для проведения расследования.

Детектив подошел к гримерному столику и взял в руки шкатулку.
- Это ваше? – спросил он у Джека.
- Думаю, да.

Детектив отрыл шкатулку, и внимательно осмотрел внутреннюю обивку. Он извлек из-под нее пуговицу и продемонстрировал ее актеру.
- Вам знаком этот предмет?
Джек взял в руки пуговицу и внимательно рассмотрел ее со всех сторон.
- Конечно. Это пуговица. – Невозмутимо ответил он.
- И много у вас таких? – Детектива удивило спокойствие жертвы. Неужели актер не понимает, что держит в своих руках смертный приговор?
- Да есть еще. Секундочку… - Джек открыл платяной шкаф и извлек из него китель эпохи Второй Экологической Катастрофы.
На кителе в ряд сияли красные пуговицы. Одной не хватало.
- Так, понятно. – Хмыкнул детектив и достал из своего саквояжа увеличительное стекло.

Он взял злополучную пуговицу, перевернул ее тыльной стороной, поднес к свету, и, используя лупу, прочел микронадпись:  «Пуговица театральная. Дозволенная имитация пластмассы. Материалы: каменный дуб, красный шелковый лак. Серийный номер 1024»

- Просим прощение за вторжение. Сами понимаете, служба… И, еще, аккуратней, пожалуйста, с такими предметами. – Сказал детектив, возвращая пуговицу. Потом он сел за столик, написал рапорт о происшествии и дал подписать его Джеку.
Когда монахи ушли, старый артист достал иголку и с ниткой и начал пришивать пуговицу на место.
- Эх, родимая, какими же путями ты гуляла? – Завел он разговор сам с собой. -Чувствую, ты многое повидала, раз вернулась ко мне столь странным образом. Ты знаешь, я покажу тебя своему другу-сценаристу, и он напишет замечательную пьесу. В этой пьесе будет все: любовь и смерть, дружба и предательство, алчность и благородство. Эпохи приходят и уходят, а в котле человеческих страстей бурлят все те же эмоции.