- Свобода, - Кирилл вдохнул полной грудью свежий утренний воздух. На улице пахло пылью и ярко светило летнее солнце. Это был мужчина средних лет с уже начавшей пробиваться в висках сединой. Достал мятую пачку "Луча" из заднего кармана потертых джинс, вытащил сигарету, жадно закурил. Семь лет провести в казематах - срок немалый. Его худое, заостренное к низу лицо, было уже испещрено мелкими сеточками морщин. Выделялись две глубокие - от окончания носа слева и справа до уголков губ. Его никто не встречал. Мать заболела и умерла от пневмонии, когда он отбывал третий год своего заключения. А больше никого и не было. А ведь произошла какая-то досадная случайность. Просто напился тогда. Семь лет, как один бесконечно-однообразный день.

    Он прикрыл глаза, в сотый раз до мелочей воссоздал события злополучной ночи. Выйдя из кафе, вызвали такси - хотели продолжить веселье на квартире одного знакомого. Пьяные, с пивом залезли в машину, закурили. Пёстро одетый, интеллигентного вида водитель в очках ему не понравился ещё сразу. Он требовал потушить сигарету или мы никуда не поедем. Так и сказал, вроде. Да, он и виноват - потом зачем-то начал дерзить мне, провоцировать. Приехали, попросил рассчитаться. Как будто сердца у него нет. Я же его по-человечески просил:
- Мужик, ну бывает, выручи, а?
Он уперся, как будто заклинило его. Одно твердит:
- Платите, - и все.
Я спиной к нему повернулся, дверцу открыл и вышел. Он биту схватил и за мной побежал. Беззвучно, как трус последний подкрался. По ноге ударил. Сука. Сзади. Дальше я сам не помню, как, что произошло. На суде только потом рассказали. Как я тогда развернулся, бутылкой ему по голове приложился. Как он пошатнулся, но не упал. А зря. Бутылку об столб и "розочкой" по горлу ему. И все это за несколько секунд. Потом помню, лежит, своей кровью булькая и хрипя, захлёбывается - смотрю и страшно. Холодный пот по спине струится. Мы с подельником и побежали. Он, похоже, потом и сдал. Сука. Найти его сейчас надо, должок за ним остался здесь.

    Родной дом. До боли знакомый подъезд. Здесь он когда-то жил со своей матерью. Отца своего Кирилл никогда не видел. Когда мать умерла, квартиру забрало государство. Сюда его необъяснимо тянуло, здесь его многие знали. Уважали и боялись.
- Привет, Никита. Помнишь меня? - ногой перегородив лестничный проход, спросил Кирилл.
Никита - молодой человек, лет восемнадцати, старательно пытался спрятать глаза. Синие руки Кирилла, его скрипучий голос, вызывали панический, почти физически ощущаемый, ужас у подростка. Совсем непохожий на то безразличие семь лет назад. Когда весь двор узнал о трагедии. Тогда его это не касалось, к счастью.
- Да, вы мой сосед бывший, - Разглядывая свои ботинки, скороговоркой проговорил, он, - Идти мне надо, меня на улице ждут... Друзья, человек пять, - добавил он подумав.
- Да не ссы ты. Помнишь Витю? Карпатого? Ну с которым мы постоянно выпивали тогда. Где он сейчас? Знаешь?
- Видел его пару раз на северном вокзале. Бутылки собирал, бомжует сейчас, наверное.
- Слышь, выручи, а? Деньги есть с собой? Рублей двести займи. Через неделю занесу, отдам.
- Да..., - парень слегка замялся.
- Через неделю будут. Вот те зуб, - Кирилл звонко щёлкнул заскорузлым ногтем по одному из своих немногочисленных передних зубов, - Чё тянешь?
Никита с сожалением смотрел в спину удаляющейся плотной фигуры. Денег было жалко, придется своей девушке соврать что-нибудь. Кино сегодня точно уже не видать.

    Северный вокзал представлял собой трехэтажное красно-серое строение с колоннами. Северным он назывался, потому что располагался на окраине города. Кирилл раньше здесь бывал очень редко. Незачем было, да и никуда он тогда не ездил. Небольшая площадь перед входом в само здание, где разворачивался городской транспорт, обычно всегда была полна куда-то спешащих людей. Тут же, с краю, на тротуаре стояли несколько коммерческих киосков с облупившейся по бокам краской. Вытерев рукавом рубашки капельки проступившего пота на лбу, Кирилл решительным шагом подошел к окошку ларька.
- Жигулевского мне бутылочку, красавица, - он осклабился, - Как зовут тебя, милая?
Толстая тетка с розовыми щёками улыбнулась за стеклом:
- Светка, - игриво сказала она.
Лихо схватил бутылку, с шипением зубами сорвал крышку. Сделал несколько жадных глотков.
- А меня Кирилл. Недавно в город свой родной вот вернулся. Ты до скольки сегодня работаешь?
- До десяти.
- Гуляем? - махнул пачкой купюр Кирилл перед открытым окошком, - Мне вот здесь найти одного человека нужно. Карпатого. Знаешь, может?
- Нет, не слышала.
- Слушай, красавица ты моя ненаглядная, палёнка есть у тебя?
- Есть, двадцатка, - тихо произнесла тетка.
- Давай.

    Пробродив целый день по вокзалу, Кирилл жутко устал. Только вечером у одного человека в потертой кожаной куртке с замызганным пакетом в руках, он смог выудить информацию, отдав сотню:
- Завтра он должен здесь быть. С Марьянкой работать. А теперь извини, - мужик суетливо побежал к стоящей невдалеке компании подростков, - Вы не бейте бутылки-то, ребятки.
Ловко поймал, брошенную кем-то бутылку, перевернул горлышком вниз, встряхнул, выливая остатки пены, и бережно уложил её в свою сумку. Повел носом, заглянул в рядом стоявшую урну и засеменил прочь.
- Где эта сука прячется? - досадливо пнув скамейку, пробормотал Кирилл.

    В это время Карпатый, слегка подволакивая правую ногу, ковылял по городской свалке, высматривая очередной листик мятого картона. Солидная пачка макулатуры уже торчала из его грязной, но прочной капроновой сумки. Это был небольшого роста приземистый человечек с небольшими залысинами на непропорционально большой для его тела голове. Ловко подцепив палкой, с примотанной на конце синей изолентой иголкой, тетрадный листок, Виктор аккуратно расправил его и положил в свой пакет. Вздохнул. Его мучила зависть. Дело в том, что было три касты жителей свалки: самая низшая - это собирающие картон, потом каста ищущих бутылки, а самая почетная занималась цветным металлом. Перейти из одной касты в другую было трудно. Везде были конкуренты, никто не хотел уступать своё место. Да и Виктор среди своих особой популярностью не пользовался. Буквально недели две назад он нарушил негласный запрет и, прячась, пытался рыскать в обеденное время. Его заметил зоркий начальник помойки, догнал и избил среди бела дня своей страшно кривой железной битой с зарубками. Виктор до сих пор нервно вздрагивал, вспоминая боль и сопутствующие звуки вминаемого железа в его кости.
- Хорошо, что не скормили свиньям, как Фому два года назад, - сказал ему один из старожил помойки.
- А что случилось?
- Да, так же ночью хотел пособирать и кого-то за чем-то застукал, - явно намекая на что-то, говорил старожил, - Потом всю ночь на свиноферме свет горел и хрюканье стояло.
Виктор знал, что давно, как только сменилось начальство городской свалки, была сразу построена свиноферма и сауна, якобы для отдыха начальства и свежего мясца на шашлыки. Ага, на свалке бля, как будто кто-то гулять будет. Также Виктор знал, что здесь частенько находили разные трупы. Это были и бомжы и несчастные случаи, а иногда их привозили и некие "гастролёры", как их называли жители. Ткнув своей палкой в попавшийся на его пути белый полиэтиленовый пакет, Виктор наткнулся на что-то мягкое. Он заинтересовался. Присел, разгреб руками мусор вокруг, достал, открыл. Так и есть - недоеденный бутерброд. Да еще с ветчиной и сыром. Понюхал. Вроде свежий. Присел на бугорок и, доедая бутерброд, задумался.
- Там заплати, здесь заплати - еле, еле на вечернюю чекушку "Трояра" остаётся. Да ещё эта мухоблядская Марьянка. Нет, оно конечно хорошо. Вечерком так побарахтаться с ней. Но, сука жрёт и пьёт она дохуя, а пользы мало...

    Позвонив по объявлению, Кирилл снял квартиру на сутки. Сорвал с клумбы какие-то цветы. Ровно в десять засунул свою голову в окошко ларька.
- Ну чё, красавица, пойдем? Палёнки захвати, бутылки три. А не, четыре давай, чтоб не бегать.
Пьяная толстая женщина еблась как будто это был её последний раз в жизни. Кирилл жестко держал её за таз и глубоко вгонял в неё свой проголодавшийся член. С каждым ударом он словно хотел пригвоздить её к кровати.
- Порви меня..., - выла самка, царапая ему спину. Её круглое лицо искажала гримаса напряжения. Наконец, со стоном Кирилл достал свой инструмент. Самка молниеносно перехватила его рукой. Быстро-быстро задергала, сжала, поднесла к своему рту. Кирилл конвульсивно дернулся, ладони сами легли ей на затылок. С силой прижал к себе её голову, под корешок насадив на свой хуй, заорал. Самка уже не сопротивлялась. Она была полностью покорной, только её круглые подергивающиеся глаза с поволокой глядели на него затравленно. Через десять минут, под тихие, приглушаемые его рукой, охи, Кирилл ебал её уже в жопу.