Великим свойственно ошибаццо. Я наверно тоже ошибусь, но – на пороге поэтическая туса, фся хуйня… Перерыл свое литературное наследие – тех еще времен, когда я еще верил в чудо, регулярно песал в столбег и не посещал Удаффком. Вытащил, короче, самое одиозное из написанного и вот – отдаю на суд грубой и циничной общественности.

Как я умру

Посвящаю Той, Которая Поймет Поэта.
(боже, как вычурно, как манерно…)
                                                           
В час ночной, когда предельно ясно
Станет мне, что жизнь давно прошла,
Я не стану слезы лить напрасно
И смотреть с надеждой в зеркала.

Я не жил аскетом – был поэтом.
В эту ночь, решителен и строг,
Я достану звонкие монеты
И шагну без страха за порог.

Женщине одной, что всех прекрасней,
Положу монеты на ладонь,
Попрошу – хоть веточку на счастье
Брось мне на прощание в огонь!

Мы уйдем туда, где звезды ближе,
Где струится юная трава,
Там, где я люблю и ненавижу,
Там, где мы забудем про слова.

Бег Луны следя по небосводу
Посреди раскинувшихся рос
Под хрустальным звездным хороводом
Женщина моя задаст вопрос.

- Ты силен и смел, и нет причины
Торопить Разлуку всех разлук.
Почему уходят прочь мужчины?
Расскажи, мой нежный, грустный друг.

Я отвечу, что по воле Рока
Было мне дано провидеть час
Немощи и горечи жестокой,
Что в конце пути встречает нас.

Сохранять иссохшееся тело –
Жалкий дар усталому врачу,
Не имея сил закончить дело –
Не могу, не буду, не хочу!

Не хочу ни лжи, ни обещаний,
Не хочу торжественных речей,
Не хочу тоскливых расставаний –
Я уже свободен, я ничей!

Пусть скорей души моей частица
(есть она иль нет – не знаю сам)
Быстрокрылой, радужною птицей
Воспарит к предвечным небесам.

Сын уйдет, и дерево завянет,
Рухнет дом, что строен на века…
Только сердце биться  не устанет –
Подожди, побудь со мной пока.

В эту ночь, пред тем как смежить веки,
Быть хочу уверен наперед –
Ты моей останешься навеки,
Лишь тебя никто не отберет.

Женщина на травяной постели
Головой к груди моей прильнет,
Будет петь мне песни-колыбели –
И конечно, первая уснет.

Я ее укрою шалью зыбкой,
С губ слизну любви последний сок,
Встану – и с достойною улыбкой
Выпущу свинец себе в висок.

Между дрочим… По тем временам прохиляло нихуево: поэта поняли сразу две штучки, и не по одному разку… Вот я и думаю: может, стоит продолжать в том же духе? Чем с разными падонками общаццо, гыгыгы…