Основано на реальных событиях.
Кто не верит – читайте биографию Поэта и ебитесь в жопу.
(это заместо эпиграфа)


Музе моей благодарность и респект за идею рассказа.    


- Степаааан! Блядь… Степан! – небольшого роста чернявый мужчина с трудом выпростал руку из-под одеяла и пошарил в соломе слева от кровати. На призыв никто не откликнулся. В соломе обнаружилась бутыль с остатками шартреза. Мужчина поднёс бутыль к лицу, понюхал и, поразмыслив, блеванул в солому справа от кровати. Через слюдяное оконце пробивались солнечные лучи и падали на потное чело проснувшегося. Его ланиты горели нездоровым румянцем, мужчине было нехорошо.


-    Степан, сука! Господи, что ж так хуёво-то? – мужчина тяжело выдохнул, затем вдохнул и снова блеванул в солому. Под кроватью зашуршало и пёрнуло.
-    Тута я, барин. Тутачки. Щас вылезу, блядь, прости, Господи!


Из-под кровати возник здоровенный светловолосый парень, и, зацепив локтем наблёванное, поднялся на ноги.


-    Лошади кормлены, Степан?
-    А я ибу? Мне б, барин, твои заботы – парень обошёл кровать и допил шартрез из горла, затем блеванул. С обеих сторон лежанки сделалась симметрия.
-     Экая ты свинья, Стёпа – слабо произнёс мужчина, затем сдвинул густые брови и добавил: - называй меня – "ваше сиятельство".
-    А хуй тебе, барин, не выговорю, тяжко чевой-то…
-    Мы где?
-    В пизде. Надысь Одессу видать было с бугра, сёдня не знаю. Сходить, разве, посмотреть?
-    Да уж изволь, любезный, винца ещё в корчме спроси, да девок сыщи…
-    Скольких?
-    Троих довольно будет. Блядь, хуёво-то как!


Холоп отворил двери и исчез в знойном мареве. Мужчина извлёк из-под ног подушку и, приподнявшись, водворил её в изголовье. Пошарив в потёртом саквояже, он добыл оплетёную пляшку коньяку и пригубил из неё. Снова блеванул в солому, затем сомкнул вежды и заснул. Не минуло и получаса, как воротился Степан с ковшом в руках.


-    Вставай, барин, винца младого испей.
-    Девок добыл? – продемонстрировал твёрдую память очнувшийся барин и отхлебнул из ковша. На несвежую исподнюю рубаху плеснуло красным.
-    Из девок здеся, окромя нашей вороной, разве что корчмарь. Жопа у него знатная.
-    На хуй иди, содомит ебаный.
-    Как скажешь, барин, - Степан вновь скрылся за дверьми.


Мужчина на кровати допил из ковша, блевать более не отважился. Исправленное, благодаря трём пинтам каберне, здоровье возбудило мозговую активность. Наморщив чело, мужчина не без труда припомнил цель своей инспекционной поездки. Граф Воронцов, ебать его некому, генерал инюрколлегии в Екатеринославе, недвусмысленно оную цель сформулировал. Надлежало с похвальным рвением исследовать ущерб, причинённый посевам Одесской губернии нашествием саранчи, о чём составить отчёт в надлежащей форме. Мужчина вызвал в памяти видение невеликих персей Воронцовской супруги, коих ему довелось осязать в увитой лозами беседке генеральской резиденции. Некстати появившийся граф, надо сказать, выказал немалое волнение при виде своей дражайшей половины в отворённом корсете. Тем паче, что графиня стояла на коленях, намереваясь помузицировать на кожаной флейте камер-юнкера. Командирование столичного проказника в причерноморье состоялось незамедлительно.
-    Хуя тебе немытого, а не отчёт, - произнёс мужчина (пытливый читатель уже смог домыслить, что звали его Александр Сергеевич) и соскочил с кровати. С удивлением обнаружив на себе отсутствие панталон, он присел нагим седалищем на неструганый табурет и взялся за перо.


Вот мой отчёт, тупая шкура.
Просил – так получи, мудак.
Супруга Ваша – просто дура,
Да и сосёт - незнамо как.
Я помню чудное мгновенье,
Как Вы явились из кустов,
Прервав своей жены ебенье.
В Одессу? Так всегда готов!
Здесь саранчи ебать, как много,
Всё жрёт египетская казнь.
Крестьяне тут живут убого,
А губернатор – просто мразь.
Нема блядей, вино – как ссаки,
Жиды попёрли чемодан.
Живу паскудно, как в клоаке,
И обгорел, как баклажан.
Степан, подлец, ворует деньги,
Извольте, граф, не поскупясь
Мне выслать сто рублей немедля,
Такая вот взаимосвязь.
На том кончаю, не взыщите.
Уж заебался рифмовать,
Живите долго, в рот ебитесь.
Оревуар, ебёна мать!


    Поэт промокнул исписанный лист соломой и вложил его в конверт. Запалив свечу, он растопил над пламенем сургучную палочку и скрепил депешу служебной печатью. Затем снова блеванул в солому и кликнул Степана.


-    Вели запрягать, смерд. И депешу корчмарю передай, сей час пусть отправит. В Михайловское едем. С государевой службой покончено, я полагаю. Заебали педерасты министерские, хуя им в сраку.


У Александра Сергеевича наступал самый плодотворный период. Арина Радионовна уже поставила бражку и сполоснула старую кружку. Сашенька возвращается, а как же.


Мочканём!                                                                                      23.01.2007.