Два года назад в октябре мы рыбачили на реке Умне. После недельного промысла и сопровождавшего его, как водится, запоя, измотанные бесшабашным отдыхом, мы встали  на старом нашем месте у деревни с названием Марахта. Деревня, по сути, заброшена. Всего пять дворов, в которых живут одни старики. Ни магазина нихуя нет. Погода испортилась окончательно, в палатке спать было холодно, в машине - тесно. Я принял решение пойти ночевать к местной старушке – хорошей нашей знакомой, с которой мы вели общение уже на протяжении трех лет. Ни возраста, ни отчества, ни семьи у нее не было. Звали ее Степанидой.

Я, постелив спальник, лег на широкой лавке у нагретой печки. Она - за шторкой на железной кровати с железными круглыми навершиями, привинченными к спинкам. Степанида поскрипев пружинами быстро затихла и засопела. От тепла с холода мне стало немного не по себе, но постепенно усталость брала свое.

Земляной пол был покрыт газетами и уже перед глазами стали расплываться забористые заголовки передовиц начала перестройки как послышался глухой стук. Впотьмах я увидел как Степанида, запутавшись в шторке, пытается подняться с пола. Я встал и попытался ей помочь. Ей мешал двигаться халат, под которым было хуйзнаит сколько тряпья. Она с трудом поднялась, и как-то странно охая, поспешно легла, уткнувшись в стенку лицом.
- Ты как Степанида? – в ответ она, не оборачиваясь, отмахнулась от меня рукой.

Снова стало тихо. Я задремал. Не знаю, сколько прошло времени, но помню, что глаза заставило открыть неприятное ощущение на себе пристального взгляда.

Передо мной стояла бабка Степанида, лицо ее было оцарапано. Как нелепо выглядят ссадины и раны на лице пожилого человека! На ребенке их можно вообще не заметить - настолько живо это и естественно, а у стариков – крайне неприятное зрелище. Она, наклонив голову, молча смотрела на меня.
- Что? Ты чего? – спросил я тихо, не зная чего от нее ждать.
- Томку-то ты знаешь? – обычно она говорила неразборчиво, как говорят люди, которые уже давно не ждут никакой реакции на свои слова. Но теперь речь ее была вполне ясной, не смотря и на отсутствие большинства зубов.
- Нет… да ты ложись Степанида – я взял ее за локоть и повел к кровати
- Соседку мою? – она неожиданно сильно вцепилась мне в локоть
- Да нет… откуда… - вот тут стало ясно, что пора сваливать
- Померла она – Степанида остановилась и, сощурившись, уставилась, пытаясь разглядеть выражение моего лица.
- Бывает – сказал я глухо, стараясь скрыть растущее беспокойство
Уложив ее на кровать, я быстро стал собирать свой спальник.
- Ведьмой она была – громко, во весь голос, почти крикнула Степанида - В тот раз пошла огород полоть, вижу - гадюка ползет. Я ее тяпкой по голове… а она уползла. На следующий день встречаю Томку, а она с головой перевязанной. Говорит - муж побил. – Старуха неожиданно засмеялась мелким безумным смехом.
Это было не то что страшно, а жутко, до тошноты. Внутри вдруг стало как-то тоскливо и пусто.
- Много она зла людям сделала – не унималась старая - И после смерти мне от нее покоя нет. Как померла, так почти каждую ночь заползает ко мне змеей... Я для того и газеты стелю, чтоб слышно было,… как ползет она.
Последним, что я услышал, выходя на крыльцо, был глубокий спокойный вздох.
Было темно, тихо и холодно. Я быстрым шагом двинул к еще горевшему на берегу костру нашей стоянки.
Старая сумасшедшая безграмотная бабка Степанида заканчивала свою жизнь в тяжелой борьбе с нечистой силой, а точнее с самим здравым смыслом. Поразительно, что в сумерках ее сознания вспыхнул такой архетипический мотив. У Гоголя, по-моему, в «Майской ночи или утопленнице» такой же сюжет, только с кошкой. Знала она Гоголя? Память вытащила и переработала школьные воспоминания? Или она слушала от своих родителей ту же сказку, что и в украинских деревнях слушал в первой половине XIX в. Гоголь? А может это универсальный миф, который заложен в подсознании и передается на генетическом уровне? Который, по К.-Г. Юнгу, проявляется во снах и у сумасшедших? Хуйзнаит, дорогой фтыкатель, хуйзнаит…
В этом году осенью мы снова остановились в Марахте. Дом Степаниды был забит досками. Я без труда нашел на крохотном кладбище ее могилу. На железном типовом памятнике была надпись:
Панушкина Степанида
1931 – 17.10.2005
Она умерла через два дня после нашей встречи.