Два востроглазых инопланетянина, разбрасываясь спичками, ибо темно как в гробу, тащат тело плененного юноши, надежно перемотанное изолентой, в одну, только им известную сторону. Спотыкаемые о наваленные повсюду углы и препятствия, они быстро устают и остановиливаются передохнуть.

Первый:

Когда придем и бросим это тело,
Немедля надаем ему пинков
За узловатость и за вес тяжелый...

Второй:

И за молчанье робкое, в котором
Однако же читается протест
Пристойный высшим существам - не мясу.
А может нем он? Или же от страха
Забыл кричать "Спасите! Не хочу!"
Иль грамоте дикарской не обучен,
Хоть, знаем мы, что есть у этих пчел
И школы и какие-то науки...

Первый:

Как, балуя, отец ребенка губит,
Так губит этих немощных жуков
Их солнце бледное, что гонит облака,
Что воды насыщает кислородом,
В широтах южных зеленит листву,
А в северных льдяные глыбы крошит.
Вот если развязать его и бросить,
Как думаешь, он выживет?

Второй:

Кто знает...

Первый:

Сам сможет наловить нетопырей?
Насобирать на ужин сладких ягод?

Второй:

Пожалуй сможет. Всякий хочет жрать.
Ведь эти мелко-мягкие двухвостки,
Сумели всю планету заселить,
Вместо того, чтоб сгинуть, место дав
Дельфинам или шустрым тараканам,
Влачашим ныне век в щелях и норах,
Питаясь грязью...

Первый:

Кто? Чего..?

Второй:

Но ты не слушаешь! Внимай моим словам.
Давай ослабим путы, чтоб на волю,
Он выбраться посмел, случайно как бы,
А сами, спрятавшись, за ним понаблюдаем.

Циничные зеленомордые чудовища кладут пленника на землю, надкусывают изоленту и скрываются за ближайшим валуном. Человек тут же приходит в себя, разравает путы, встает, потирая затекшие конечности.

Строгий юноша:

Какой ужасный сон мне нынче снился!
Как будто два гигантских мертвяка
Меня влекут в объятия Аида,
А я, держа колки от струн душевных,
С последних сил пытаюсь не посрать.
Но почему здесь рваные веревки...
Нет, в руку сон, неплохо бы слинять.

Второй (шепотом):

Гляди, гляди, уродец наш очнулся,
Как пыжится, бормочет, что-то там,
Похоже молится богам своим от счастья.

Строгий юноша:

Как злая явь смущает разум мой!
О...может это духи приходили
Меня колоть и судорогой корчить,
Росой зловредной с гибельных болот
Травить мою несчастную утробу?
Пускай пары гнилых болот и топей,
Которые высасывает солнце,
Падут на них, а я лишь в том повинен,
Что слаб и глуп по юности своей.
Я помню что сидел в своей пещере,
Шалил рукой пред образом Юноны,
Потом сожрамши пару диких яблок,
Десяток сладких земляных орехов...
Мартышек юрких парочку... а после...
А после уж не помню ни чего.

Появляется невидимый дух.

Невидимый дух (поёт):

Отец твой спит на дне морском,
Он тиною затянут,
Скорей смешай говна с песком,
Не то тебя достанут.

Строгий юноша вскрикивает, разрешается огромной кучей говна и падает без чувств.

На сцену выходит автор в ньютоновском парике. В его левой руке трость, в правой - японский веер, отгонять пары исходящие от кучи.

Автор:

Как клетчатые будни шахматистов
Нисколько не прельщают светских львиц,
Так и меня, придирчивый читатель,
Возможность вылить целый пруд говна
На твой ленивый, искушенный разум.
Пред музой краткости, которая следит,
Чтоб авторы поэзий меру знали,
Я покоряюсь. Благодарная она
Смеясь и радуясь берет мою...головку
Губами нежными... Ну вот и все. Конец.

Занавес.