Ни слова братья писаки. Ехидный смех и падъебы в данном случае не уместны. Это сейчас все быстро, не снимая лыж, но старые монстры не дадут спиздеть. Были дремучие времена, когда до свадьбы нини, за поцелуй невинный в щечку, можно было и по рылу схлопотать. Было, куды денешся.

Девочка была просто чудо, стройная, как березка(пардон за банальность) глазищи голубые и бездонные, как озера. И тонул я в этих озерах, как Василий Иваныч в Урале.

С лучшим другом в кровь разодрался всего лишь за намек похабный. Короче влюбился по уши.

Спать ребята не могу, есть перестал. Похудел как та шарабанка. Стихи сочинять начал. Все бы на свете отдал только лишь за то, что бы видеть ее, слышать, дышать ею. Поверите, сердце тогда впервые заболело, довел тоесть себя до ручки.

И девочка ко мне тянется. Вижу это по глазам ее чистым, огромным и прекрасным как совецкая Родина.

Не хочу я от нее ничего « дурного», только видеть, только чувствовать, что нужен ей тоже. И ведь скажи кто, что всего лишь выебать ее хочу, убил бы на хер не задумываясь. И лет нам по нынешним меркам уже под жопу, аж по семнадцать…

Десятый класс, кровь кипит в преддверии аттестата и долгожданной свободы.

Вечером встречаемся у девочки моей дома. Родители далеко, в служебной загранке, а бабка уехала на три дня к подружке. Все располагает к более тесному контакту. Ан нет, мы готовимся к экзамену по литературе. Здесь я царь и бог, ибо обчитан вельми.

Любовь моя сладкая смотрит мне в рот и почти не дышит. Я же разливаюсь соловьем. Петрарку сменяют Асадов, Гумилев…

Сидим мы на диване рядышком и так нам сладко от близости нашей. А на Наташке юбочка «иди ты на хуй» Полоска ткани. Неловкое движение и трусики видно будет Маечка с огромным по тем временам вырезом, в котором видно многое, а угадать можно еще больше.

Мне плохо, я уже смутно ощущаю реальность, время застыло…

Прекрасно в нас влюбленное вино,
И добрый хлеб, что в печь для нас садится.
И женщина которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться…

Это какое то сладкое заклятие, наваждение, порча. Я плохо представляю где я, и что со мной. Пораженные насмерть маленьким крылатым засранцем, ничего не понимающие, как в тумане мы стоим на мягком ковре и медленно, словно во сне раздеваем друг-друга.

Трясущимися руками помогаю Наталье снять маечку, а под ней.. А под ней ничего нет!!! Боже, более волшебного и чарующего мига не было в моей жизни. Никогда более я не видал такой совершенной и по неземному прекрасной груди. Моя футболка уже долой. Стоим на растоянии двадцати сантиметров и несмело, трепетно трогаем кончиками пальцев грудь друг-друга. Страшно представить, что будет дальше.

Наконец выхожу из оцепенения, вспоминаю что я мужчина, а стало быть мне и действовать.

Руки трясутся, дыхание прерывается, но пальцы гитариста делают свое дело. Юбка скользит по бедрам и опускается на ковер. Как то незаметно выскальзываю из джинсов.

По лицу Натали текут слезы. – Я обидел тебя моя хорошая? – Нет Женичка, просто мне так странно и так хорошо…

Одновременно, как сговорившись, начинаем снимать с друг-друга плавки. Резинка тугая и что бы убрать эту преграду полностью, я встаю на колени. Снял, ахх!!! Вот оно, она! Запах настолько волнующий, это просто какой то бред, сумасшествие.

Наталья опускается ко мне и мы ложимся рядышком на пушистый ковер, лицом к лицу. Она не смеет. Страх, граница которую трудно перешагнуть. Беру ее маленькие пальчики и кладу на свой напряженный как струна член.

Тихонько и очень нежно раздвигаю ее бедра и наконец прикасаюсь кончиками пальцев к этому трепетному цветку. Приподнимаюсь на локте и разглядываю это чудо природы.

Далее просто не в силах сдерживать себя, сначала нежно, а затем жадно и бурно начинаю покрывать все ее тело поцелуями. Грудь, живот, внутренние стороны бедер и наконец сам бутон. Это просто невозможно ни с чем сравнить. Это и рай и ад в одном месте. Я погиб.

А пальцы ее скользят по моему прибору. Именно скользят. Я ж не знал что еще и смазки какие то бывают.

Не в силах больше сдерживать себя я воспаряю над предметом вожделения. Ни черта мы не знаем, ни черта не умеем, все по наслышке. С величайшими предосторожностями, с помощью Натальи я все же погружаюсь в нее.

Она плачет, я походу тоже. Поцелуй наш длится целую вечность. Ее губы настолько чувственные и сладкие, я не могу от них оторваться.

Буквально через минуту я бурно, как из бранспойта разряжаюсь. Затем это продолжается еще и еще, много много раз. Времени нет, мир погиб. В мире только мы двое и любовь!

Отрываемся друг от друга в четыре часа ночи. Расстаемся со слезами и обещаниями скорой встречи.

Подхожу к дому. У подъезда одинокая фигура с сигаретой. Батя? Отец молча и очень серьезно смотрит на меня долгим взглядом. Видимо что то прочитав в моих глазах ни слова не говоря протягивает мне свою твердую, как доска ладонь.
- Поздравляю сынок, и… пошли уже спать что ли.

Ни слова братья писаки. Ехидный смех и подъебы оставьте для другого раза.

Семнадцать лет нам тогда было, всего семнадцать!