- НЛО. - сказал дед и многозначительно ткнул пальцем в небо.
Я дал ему сигарету и он непринужденно уселся на поребрик скрестив ноги.
    - Я старый лётчик. - сказал он и подмигнул.  - Участвовал в воздушных боях против пришельцев под Курском, Магаданом и в Бурятии. Все сражения, до одного, мы проебали. Мы проебали войну. 
    Дед, прищурившись, поглядел на меня. Улыбнулся.
    - Не веришь, небось, старпёру?
    Засунув руки в карманы я пошел прочь. Беда в том, что я верю. Половина из моих приятелей и знакомых ведут себя настолько иррационально, что выдвинутая дедом версия тихого пиздеца, который накрыл мир, а никто и не заметил, служит прекрасным тому обьяснением.
    Рассерженно жужит в кармане телефон.
    - Ну и куда ты сьебался? Мы тебя потеряли.
    -Я домой.
    -Что?
    - Домой. Нах хаус.Вы меня притомили.Заебали, я бы даже сказал.
    - К чему поклепы, старик?  - голос в трубке начинает похрюкивать. Слышно как он взывает к небесам, а потом и к общественности, требуя справедливости. - Представь, что я твоя мама, открой мне душу, что случилось? Тебе опять никто не дал?
    - Оставь свои потуги реанимировать теории дедушки Ф. Он был полный еблан. Как и ты, впрочем. Ладно, созвонимся. Пока.
    - Онанизм тебя сгубит, старик. - грустит у моего уха телефон. - Ну ладно, лечись галоперидолом и грелками, не пропадай.
    В этом все мои друзья.
    У перехода меня подхватывает за локоть цыганка. Мило улыбается:
      - Хочешь, расскажу про твоё будущее?
      - Я знаю своё будущее. Причем гораздо подробнее, чем хотелось бы.
    - Чего?
      - И твоё тоже знаю. Лет через двадцать ты умрёшь от какой-нибудь неприятной болезни, потому что сутки напролет морозишь жопу на сквозняках, не моешься и тебя никто не любит. И это в лучшем случае, потому, что иноплонетяне уже здесь и в любой момент могут затеять раздачу и тогда нас все хотправят на консервы. Ты фильмы смотришь?
    Цыганка вглядывается мне в глаза, улыбка становится хитрой.
    - Ты знаешь, что такое цыганское проклятье?
    - Что-то опасное?
    - Страшная вещь.
    В лицо мне летит водяная пыль и конценрат из запахов большого города. Этот мегаполис, как опустившаяся женщина, растеряв очарование молодости и иллюзий, ведет себя теперь как обозлённая на мир брошенка.
    - Давай я дам тебе 50 рублей? - говорю я цыганке. - И ты эту штуковину, проклятье, впаришь кому-нибудь другому?
    -Мне не нужны твои деньги. - говорит та, пряча купюру в карман. - Но я могу тебе погадать. Разве не хочешь узнать, что будет в будущем?
    Разворачиваюсь и спускаюсь в переход. Там стоит худенькая некрасивая девушка с табличкой: "У меня умерла мама". У ног её лежит грустный барбос. Смотрю ему в глаза и вижу в них тоску и понимание. Понимание того, что его скорее всего сьедят голодные сироты, если типы вроде меня не перестанут давать деньги хитрым прощелыгам, а не тем, кому стоило бы.  В кармане у меня лежат несколько мятых десяток, но я прохожу мимо, хотя мне и жалко собаку.
    Дома меня ждет девушка. Она красивая и умная, из тех, что "позравляем, тебеохуенноповезлобля". У неё всего один недостаток - она тоже инопланетяка. Отрицает реальность, смотрит ТВ, верит в правила. Скоро мы разбежимся по разным углам жизни, но до этого долго и болезненно будем выяснять кто же, блядь, все испортил. Но сейчас она будет держать моё лицо в ладонях и спрашивать, что со мной?
    Это осеннее настроение. Оцепенение, остекленение в ожидании добрых знамений.
Но я скажу ей другое:
      - Там, в метро, стоит девочка с собачкой. У девочки умерла мама, а её собака ест промасленную бумажку от чебурека. Вот у неё что-то случилось. А у меня всего лишь плохое настроение.