Одна девушка поздним вечером шла домой. Было темно и безлюдно. Фонари горели слабо. Все как полагается.
    До дома было далеко. Путь пролегал через подворотни. Девушка шла, шла и вдруг услышала за спиной чьи-то шаги. Ее замутило.
    Казалось бы, обычное дело. Снова прицепился ебучий маньяк. И все равно девушке стало не по себе.
    Было слякотно и гадко. После дождя. Шаги чвакали. Чвак, чвак.
    Девушка обернулась и разглядела невдалеке чей-то силуэт.
    Жуть.
    Он шел следом за ней.
    Девушка пошла дальше.
    Шаги приближались. Девушка не оглядывалась. Шла и шла и вдруг остановилась. Остановился и маньяк.
    Впереди дорога раздваивалась. Одна дорога вела домой, до которого оставалось рукой подать. Другая вела в черную нишу между гаражами.
    Девушка шагнула в темную нишу между гаражами, а маньяк так и остался стоять на месте.
    Девушка шла в кромешной темноте, осторожно ступая по грязи. Единственное светлое пятно осталось позади, а впереди воняло говном.
    Тем временем маньяк, слегка вздрочнув для храбрости, шагнул в темную нишу вслед за девушкой.
    Девушка шла все медленее, а шаги позади все приближались и приближались. Она зашла в самый глухой тупик, куда ночью не проникал даже лунный свет, а днем здесь срали соседские мальчишки.
    Мужчина крался и старался не дышать.
    Наконец девушка остановилась. Дальше была железная стенка гаража. Вокруг стояла кромешная тьма, вонь фекалий и обнаженной залупы.
    Девушка наклонилась, задрала юбку и уперлась руками в шершавую стенку гаража. Мужчина услышал звук похожий на шелест одежды, затаил дыхание и пристально вгляделся в темноту. На расстоянии вытянутой руки он увидел светлый девичий задок. Он выступал из мрака, будто нарисованный Рембрантом.

***

    Я выебал этот задок, потом развернул и еще дал на клычару. Потом еще в жопу, потом снова в рот и между сисек. Она не проронила ни слова. Когда я кончил в третий раз, то захотел с ней познакомиться. Ее звали то ли Алина, то ли Арина. Редкое имя. Когда я узнал ее имя, то не удержался и снова заставил ее отсасывать, при этом просил, чтобы она горомко сопела. Когда я кончил, она стала проситься домой. Я снова возбудился. Хоть и потратил уже много сил, но я кончил ей в лицо, как в порнухе, и голос ее сделался сырой, как у пожилой тетки. И это меня возбудило с новой силой. И я стал ее всю лапать и бить. Вывалял в грязи и в говне. Она захныкала, а потом и вовсе тихо зарыдала. Я остановился и поссал на нее. Не видел я ни лица ее, ничего четко я не видел. Только светлые пятна, выпуклые и размытые. Черно-белое кино. Когда жидкости во мне совсем не осталось, я бросил ее и ушел. Она осталась лежать в темноте и в говнище, политая моими выделениями, щедро удобренная, а я весь иссушенный поплелся домой. Покидая гаражи я слышал ее стон. Тихий, довольный, воркующей голубицы.

***

    Однажды два приятеля решили забухать после работы. Они работали в паровозном депо слюсарями. Как водится у слюсарей, после работы они зашли в магазин и купили по паре бутылок портвейна. В магазине они повстречали еще двух знакомых хлопцев и те предложили им пивка. А еще один, пятый, повстречался им возле базара, куда компания зарядила забухать на свободных торговых рядах. Пятый сбегал за самогоном. Он жил поблизости и его батя гнал отличный первачок.
    Они впятером расположились возле мясных рядов. Культурненько, постелили газетку. Килечка, огурчики, сальцо, ржаной хлебушек. Стали пить на повышение градуса. Сперва пивко. Потом порвешок. Когда дошли до самогона, вдруг, откуда ни возьмись появился заебись.

***

    Я шел мимо базара, как раз уже никого там не было. После шести торговля на базаре прекращается. Я шел и матерился во весь голос. Я увидел пятерых мудаков, они жрали и бухали. Я крикнул им, что они козлы ебучие, соски поганые и рваные пезды. Они обиделись и побежали ко мне. Я кинул в них камень и промазал. Они разозлились еще больше и стали орать, что мне пиздец. Их услышали другие люди, такие же мудаки с грязными жопами. Те тоже обиделись на меня, хотя я им ничего не сделал, и стали быстро приближаться ко мне со всех сторон. Я быстро достал ножичек и прирезал в живот первого, кто подбежал ко мне. Он упал на карачки и пополз от меня. И другие, кто бежал, увидели кровь, остановились и стали орать, что теперь мне точно пиздец. Я стал кружиться, как волчок, размахивал ножичком и орал: “Давай суки! Подходи! Попишу, порежу!”

    Тут мимо проходила милиция и решила вмешаться. Сержант достал пистолет и стрельнул в воздух, а потом в меня. Пуля попала в ногу. Я так заорал. Так было больно, что я обрыгался. Заблевал кеды и все остальное.
    А тут как раз рядом проходила свадьба. Была суббота, а те мудаки, что забухать решили, работали и по субботам. Текущий график. Жених купал тещу в луже. Такой обычай на наших свадьбах. Пуля прострелила мою ногу, полетела вниз, отрекошетила от камня и попала теще в горло. Теща захропела, как свиння. Мне, раненому, захотелось ее добить, так я ее вдруг возненавидел. Чужую тещу. А жених этот, уже всерьез поверил в новую супружескую жизнь и чтобы угодить подыхающей теще, стал вовсю лебезить перед ней. Стал ее приводить в чувство и причитать над ней. А перед тем, как он понял, что ей кирдык, он подумал, что она шутит. Что храп из горла и кровяной фонтанчик это такая шутка новой мамы. Он рассмеялся громко, не по-детски. Когда к маме подбежала невеста одетая во все черное (второй день свадьбы, можно одевать что хочешь), жених понял, что смеяться не стоит.

    Черт побери! Менту ни хрена не было. Он замочил женщину во время веселья, на свадьбе ее дочери, и ему ни хрена за это не было. Ну, может от начальства ему и досталось. Строгий выговор, например. Или премии лишили. А от людей ему ни фига не было. Люди не бегали по городу и не убивали ментов. А ведь это тот же самый город, где некогда произошел такой славный беспредел.
    Я тихо, под шумок съебался. Притворился пьяным и уполз за угол. Так меня и не искали.