-Рота! Сорок пять секунд..ОТБОЙ!- Замок первого взвода сегодня главный по тарелочкам. Гоняет нас уже полчаса. Вверх-вниз, с пола на второй ярус, со второго яруса на пол. Еще успевай пешуху натянуть и замотать портянки. Что-то сегодня не в себе. Злой как черт. Письмо из дома не такое что ли пришло? Или еще какая напасть?

Из каптерки, выползли деды, их пятеро. Сытые, довольные, слегка пьяные. Включили телик, сидят кино смотрят. А мы вверх-вниз.
- Слышишь, Зяма, заеп ты уже. Смотри как надо.- Старшина выходит на середину казармы.
-Рота упор лежа принять! Началось, отжимание на счет. Самое заебистое упражнение. А деду похуй.
-Раз!-  Тело вниз, и застывает на кулаках в нескольких сантиметрах, не касаясь пола.
-Два! Тело вверх, и снова пауза, старшина затягивается, с оттяжкой выпускает дым, пускает кольца.
-Раз, - снова вниз, и снова пауза, через десяток таких упражнений тело не ноет, его просто колотит дрожью.
-Что, мразь, устал? К мамочке захотелось? – старшина присел где-то в районе второго взвода. - Подними пузо уродец, выше, пузо, а не жопу.- Слышен шлепок, кто-то схлопотал нефигового леща. - Ты что, пидар? Старшина медленно идет вдоль наших тел. Уже пару недель мы в армии, вся одежда провоняла потом, и еще каким-то противным, тошнотворным духом.  За две недели мы еще ни разу не были в бане, и приходиться мыться под холодной водой в умывальнике. Некоторые не моются, от них несет старым козлом, кислая, такая противная вонь.  Еще бы суки жопу не вытирали и в штаны гадили.
-Два! Что,  мамины пирожки выходят?- старшина глумиться, ему то что, до дембеля осталось чуть-чуть три месяца. А нам еще службу тащить, лямку тянуть.

Кто-то вошел, дневальный не кричит, значит не офицер, и старшина продолжает ебать роту. Дедам скучно, тоскливо и делать особо нечего. А руки продолжают болеть, и трястись. Это они там тусуются, а мы то, в позе упор лежа. А старшина куда-то пошел, видимо к нему пришли.
- Музыкант, ко мне,- кричит старшина из-за угла. Встаю, руки и ноги трясутся, слегка, да и возможность шлангануть очень радует. Чувствую спиной завистливые взгляды. Возле старшины стоит чувак, с первой роты. Дембель по-моему,  в тапочках, в трениках, везучий, ему домой уже скоро совсем.
-С ним пойдешь,- старшина делает суровое лицо, цыкает пару раз, - и смотри мне там, не охуевай особо.
- Ахуеть, чего это?- думаю я, слегка обалдев, от такого поворота событий.
- И гитару возьми,- старшина поворачивается, к гонцу,- Сань, слышь, вы мне духа не балуйте, не хуй распускать.
-Мага, да ладно, хуйня какая, пару часов попоет, потом отпустим.- и уже ко мне, - давай, давай быстрее.

Я ухожу, пацанов продолжают дрочить. На первом этаже, в каптерке сидят человек 15 дембелей, на столе жареная картошка с мясом, белый хлеб с маслом, чай, сахар, и по стаканам водочка. Это ж какую находчивость надо иметь, чтоб в поселке среди тайги, где магазинов вино- водочных всего пара, вот так, спокойно разливать водку. Офицерье, не всегда водяру находит, потому и прут спирт у связистов. Да самогонку у местных скупают почти всю на корню.

-Опа, слышь, тебя как зовут, меня Паленый. – он и правду был паленый, на правой половине лица не было живого места, один сплошной шрам. Увидев мой взгляд, не засмущался,- по духани под выстрел от РПГ попал, ну ни чего, живой.
- Леха,- я слегка обалдел от такого.
-Ну, что орел, давай спой нам что-нибудь модное, что там на гражданке поют.
-Да, разное поют, я рок в основном.
-О, ну-ка, ну-ка, «Машина» или «Воскресенье»?
- «Машина», «Воскресенье», «ДДТ» немного, еще совсем новый Цой- группа «Кино», и Майк. Зоопарк, что ли группа у него.
-Ну, не пезди, пой давай.- Песни петь - не мешки таскать, пою, ловлю драйв, с  драйвом кайф, с кайфом лайф. Ну и все такое. Ну, и конечно же, про любовь, и про святое – про дембель.
-Водку будешь? Магу не сцы, он попездит и перестанет. Если что, скажешь, Белый наливал.
-Да, хуля Мага, вспомни, тоже духанку тянул, ни во что не врубался. Ты главное очком не играй, если кто на тебя бычить будет из дедов-фазанов, мне говори, размажу нахуй.
-Белый, не про то пацану несешь, короче, молодой, слушай сюда. Будут залупаться не сцы, лучше прослыть бешеным, чем опуститься и стать чмошником. Что под руку попало – тем и отмахивайся, по-любому отмашку давай, пару-тройку раз пизды огребешь, потом отвяжуться. Не охуевай особо конечно, но и в табло залазить на раз не позволяй, короче будь нормальным пацаном. Понял?
- Понял короче, -что не понять. Все и так ясно,  закон джунглей, хочешь жить умей вертеться.
-Да. ладно, молодому тоже налей, ну что будешь?- 
- Да буду, буду, - что я, дебил что ли, водку предлагают, а я атмазываться буду?- Наливай, а то уйду. Паленый налил полный стакан, - Ну, давай пей и пой.
И снова гитара, и снова песни, и снова водка. И я уже забыл, что я дух, и что я в армии, и что парням еще неделя и домой. А мне еще тянуть лямку два года. А на втором этаже, ебут моих однокашников. И там отжимание на счет, отбой-подъем, ночные полеты и вождение. А в каптерке первой роты, тепло и пьяно, музыка и горячий крепкий чай.
-Да ты ешь, ешь, не стесняйся, нам то уже похуй, надоело. Домой уже вот-вот. Когда ж эшелон блять? Все тянут и тянут, как кота за яйца.
И снова песни, песни, песни. До трех ночи. Не армия, а пионерский лагерь. А утром зарядка, и бег на десять километров. Потом ВДК, потом строевая, потом запасной район и стрельбище, и так каждый день. А вечером снова в каптерку первой роты. И снова песни, жареная картошка и водка. И так пока последний дембель не ушел.

Я проснулся от того, что летел с кровати, со второго яруса. И приземлился на удар под ребра. Перехватило дыхание, но это было начало. Пинки сыпались градом, пинающих было человека четыре. Разбираться было некогда, я видел только одну цель перед собой – табуретку. Я не помню как, закрываясь от ударов смог доползти до нее и начал отмахиваться. Первым получил по ногам самый ярый – Зяма, второму уже поднявшись, залепил со всей дури по голове. Он рухнул, двое отскочили.
-Ха, охуевший, - они сняли ремни.
Я стоял с табуретом, меня трясло.
- Ну-ка нахуй отсюдова! Старшина вышел из канцелярии, - все разборки в умывальнике.
- Ну что пойдем?  Или ссышь, душара?
- Да и похуй, пойдем.
-Ты что козел, думаешь тебе все похуй, а похуй- больно.
-Я не козел, я человек.
- Ты-человек? Ты - душара плоскогрудая.
-Я человек, а ты зомби хуев.

Драка как-то не задалась, вернее я не успел понять, началась или нет. Очнулся в сушилке,  на бушлатах. Все тело ныло. Хотелось пить,  на губах образовалась кровавая корка. Ребра болели, дышать было больно.
На голове, на затылке была огромная шишка. Башка болела и раскалывалась.
- О, Леха, очнулся, вошел дневальный цыганенок Аркаша.
- Аркашка, дай воды, пить охота- сил нет.
-Откуда силы, тебя минут пятнадцать ногами катали.
-А кто?
- Зяма, старшина, Конь, этот хуй ушастый, Козельский, Серый, и Чичи-гага.
-Епт, а как меня завалили, не знаешь?
-Что там, тоже табуреткой нахлобучили па башне. Ты упал, а дальше хули там, кто на что горазд. Кровищи весь пол в умывальнике, думал, убьют тебя. Вон,  дырка в башке, из нее текло.
Я пощупал голову, рана была, закрыл глаза, попробовал найти с закрытыми глазами нос, попал в левый глаз. –  Сотрясение, хоть и легкое,но сто пудов. А кто по башке навернул?
- Старшина, он последний за тобой как раз заходил.
-Ладно, Аркашка, помоги встать. Дошаркал до двери, и посмотрел в бытовке в зеркало,- да, мама родная хуй узнает. Добрался до умывальника, руки, сбитые в кровь, шишка в пол головы, синяки на боках. Ребра вроде не сломаны, это радует. Пошел поссать, вместо мочи кровавая водичка. Понятно, почкам привет.
Что еще? Тело болит, челюсти шевелятся, повезло, не сломаны. Переломов вроде нет. А так один большой синяк. И почкам походу пездец. Ладно надо отлежаться. Хотя бы пару часов.
-Аркаша, сколько времени?
-  Шесть.
-Блять короче, я в сушилку, меня нет, если что. Я там зароюсь, только старшине скажи, если что я там. А то еще в бегунки запишут.
- Да ладно, хуле не понятного. Давай, отваливайся. Если что прикрою.
Отломал большой кропаль от  нычки, разбодяжил папиросу, затянулся. Ах, еврейка, евреечка, накрываешь ты не по детски. Все тело болит и ноет, но пластилин свое дело делает, отпускает, я засыпаю.

-Ты на меня, музыкант не злись,- это старшина в сушилку вошел,- Ты пойми, мне охуевший дух в роте не нужен. Или сломаю, или так поймешь, а бичевать тебе не дам.
-Мне сейчас похуй, можешь ломать дальше.
-Не борзей говорю.
-Я и не борзею, мне похуй.
-Похуй больно.
Под рукой в куче бушлатов и подбушлатников нашлась ножка от стула, ей и прилетело старшине по ногам. По коленям, он загнулся, зашипел, ну а от меня тоже пару приемов найдется. Боль отступила. Тот, кто говорит что месть- это блюдо, которое готовиться медленно, очень плохо разбирается в психологии русского человека. Месть надо есть горячей, и готовить быстро.
Дембеля не зря учили меня жизни. Армия - как и зона, только правил написано больше, и называются они Уставом.  А в остальном все остается, как и в каменном веке, есть соперник – будет драка. В сушилку влетели еще два человека…

Снова провал памяти. Снова запах сырых, пахнущих потом и немытым телом подбушлатников. Снова боль. Заскрипела дверь, как пенопластом по школьной доске, до нервов скрипом достала, до зубной боли.
-Лех, ты что, ваще планку потерял, старшине ебальник расколотил?- Аркаша волновался, тревожный весь такой, - Воды дать? И это, пока из сушилки не выходи, ротный только что пришел. А у Маги нос поломан.
-Да не похуй ли, что у него там поломано? Суки, снова атпиздячили.
- Да нет, не похуй ротный его уже спалил. Прикинь он такой в роту входит а у Маги сопли красные текут.
- И чо?
- Хуй в ачо! Чо, чо? Гонишь, что ли? Старшина сказал, на турнике крутился, рука типа, сорвалась. Ротный правда ему не поверил нихуя. Хорошо тебя еще не видел, ваще пиздец, ты на себя в зеркало глянь, глаза заплыли, морда синяя. В гроб краше кладут.
-Да ладно, Аркашка, прорвемся. Жрать охота и курить. Что там в роте?
-Да что, построились и на стрельбы уебали, ротный правда тебя искал, старшина сказал, что отослал по делу, отмазал короче.
- Ну, хули, вставать надо. Себя в порядок приводить.

В зеркало на меня смотрел не я. Вернее, кто угодно только не я. Собака пикинез блять, или нет английский бульдог, нет, нет шарпей, вот точное определение. Харя была не просто помята, а помята вместе с головой. Как пачка из-под сигарет. Такое впечатление, что по лицу и прочим частям тела прошла танковая колонна. И еще бегемот пробежался. И кот пассать хотел, но только порылся. Поцарапанный, надувшийся синяк.
- Да уж, если ротный попалит пиздец всему. Надо что-то придумывать.- Подумал я.
-Аркаша, рота та где?
-На ВДК пошли, укладка сегодня и тренировка на вышке.
- А, наши никто в догонку не едет?
-За комбатом через минут двадцать Вано поедет.
-А где Вано?
-В  пезде на красной полке, в парке, где ж еще.
-Аркаша, звони короче туда, давай пусть меня возьмет с собой.
-Что ахуел?- Аркашка аж подпрыгнул, - ебанись ты себя в зеркало видел?
-Видел, в том и план, с вышки прыгну неудачно, отмажемся все.

Вано посигналил из-за роты, а быстро чтоб не попасть никому на глаза добежал до УАЗика,
-Что смотришь, поехали. Ты на дорогу пялься, я сам ахуеваю.
- Блять Леха, это пиздец, ты себя видел в зеркало?
-Видел,потому и едем на ВДК.
-  Нахуя?
-Что бы было дохуя. Подвезешь, прям к вышке, сигану неудачно, как-нибудь выкрутимся. Не зачем палить всех, у нас свои разборки.
- У тебя еблана свои, а у дедов солидарность, запиздят они тебя, блять и как бы не до смерти.
-Хуйня, прорвемся.

На ВДК все сложилось как нельзя лучше, мы подъехали к вышке, на ней не было офицеров, был старшина. Он посмотрел недоверчиво на меня.
-Что сдашь нас?
- Иди ты Мага на хуй. Не стучал и не буду.
-А что?
-Ничего, давай подвесную, мне наебнуться красиво надо. Как в кино, чтоб со снежной пылью и ебуками.
-Давай, он поправил лямки на спине – Пошел!

Я сильно оттолкнулся от вышки, отделение прошло не правильно, тело завертелось, но 25 метров слишком маленькая высота, чтобы успеть исправить ситуацию. Поэтому в землю вошел не ногами, а как получиться, орать начал от реальной боли. В глазах почернело, но сознание осталось. Я видел, как ко мне бежали парни, как ротный что-то орал старшине, как санинструктор, показывал мне зачем-то пальцы.

А в синем, безоблачном небе ярко и  высоко плыло солнце, ему было наплевать на всю нашу мелочную мышиную суету. У него были совершенно другие печали и заботы.