Он пришел. Странный такой,  слегка прозрачная кожа. Глаза, в которых светилось счастье, и горела вера. Белесые, почти невесомые волосы обрамляли его благородное и красивое лицо. Когда сквозняк взметнул их,  вокруг головы загорелся яркий ореол, как нимб. Солнечные лучи, заглянувшие в низкое окно первого этажа, окрасили волосы в золотистый свет.
-Все сидишь? Ждешь? Чего?
Слишком много вопросов. Очень мало ответов. Ветер, ворвавшись в открытое окно, разбросал бумаги по комнате, и потащил потрепанный полиеэитеновый пакет в коридор. Пакет набух, как парус, и защелестел,  летя над полом, цепляясь за паркетные швы. Я закрыл глаза. Странный гость, странный ветер. Я устал от всего. От гостей, от ветра, от дождя, от солнца, от города, от людей, от себя, от этой земли.
На паркетном полу какой-то идиотский натюрморт - огрызок от яблока, кусок старой газеты, окурок, затоптанный чьей-то ногой, носки в последней стадии разрушения, и ботинок от горных лыж (блять!!! но он-то откуда здесь взялся?), бутылки-огнетушители из под «Кагдама», емкостью ноль-восемь.
Странный гость, пододвинул к себе единственный табурет, стряхнул с него крошки, и устало сел.
Устало, именно это слово приходит в голову, когда видишь, вот так тяжело опустившийся зад, и руки безвольно упавшие на колени.
-Ну, уважаемый, сколько можно?- он посмотрел мне в глаза, так на меня смотрела только мама, в глубоком детстве, в этом взгляде было все: и разочарование, и горечь, и страдание, и даже жалость ко мне непутевому. «Что за дебильный малый какой-то,- подумал я,- что надо?»
ЧТО НАДО?!!!!! Ну бухает человек, никого не трогает. Может горе, у него какое, а может и нет. Какая тебе разница. Что ты в душу лезешь своими всевидящими глазами, и бередишь душу своим глупыми упреками.
-Браво! - раздалось за спиной, голова не прекращала трещать, и ничего кроме глухого раздражения внезапные гости не вызывали. Кого еще там черти принесли?
-Самое смешное, что именно это определение, как раз подходит,- усмехнулся новый гость. Слегка крючковатый горский нос, черные, пронзительные глаза, темные слегка кучерявые волосы постриженные с немалым вкусом, и белый костюм отглаженный так, что казалось, тронь его и он захрустит, как первый снег.
- Здорова, болезный, - он помахал приветственно рукой, и умудрился зацепить первого по носу.  Первый слегка поморщился. И, уже совсем веселясь, второй отвесил ему такую оплеуху, что даже у меня закружилось в голове.
-Театр абсурда,- подумал я, и стал глазами искать, чего бы выпить.
-Что крылышки в коридоре то оставил? Боишься спугнуть клиента?- я краем уха слушал их перепалку, в голове колотилось триста тысяч маленьких колокольчиков, и двести больших колоколов. Я попытался приподняться с кровати, но меня повело, как турецкую саблю, куда-то в лево и вниз. Оба гостя встрепенулись, и настойчиво стали мне помогать.
-Ну уж, нахуй, хуйня какая-то,- вяло подумал я. Безумно хотелось пить, и я, отмахнувшись от навязчивых помощников поплелся на кухню. Вчера братки из группы «АУ» отмечали очередной концерт, и кто-то припер напиток, как потом выяснилось сделанный из технического спирта и морса. Хотя нахаляву и уксус сладкий, но перебрал я его, по-моему, нехуево. Каламбур: «нехуево перебрал, чтобы было хуево». В холодильнике была революция, вернее ничего не было. Во рту жадно распух язык и перекатывал камушки по небу, пить, пить, пить! –стучало в голове.
Эти два пиздобола, о чем то, там договаривались, пока я жадно глотал воду из под крана.
- Блять, гитару сопрут еще,- подумал я, и пинками прогнал обоих за порог.
Они и не сопротивлялись,  оба как- то сморщились, сдулись, как воздушный шарик, и исчезли. Знают гады, всю жизнь со мной, один справа, другой слева.
Я вернулся в комнату, стены снова закачались, закружился потолок, я снова поплыл.
Пей Егор,
Пей братишка,
Был да весь вышел,
Нам осталось немного,
Трава, да вино…
Что нам Ганг? Что Нива?
Что вторая столица?
Эх, хорошо,
Жаль, это время прошло.