Перед началом семинара участники сгрудились возле тележки с кофе и эклерами. Семинар обещал был скучным и я решил основательно зарядиться кофеином, чтобы голова не упала на стол или не захрапеть, заглушая докладчика. Напротив меня уселась какая-то дамочка, которая тут же принялась что-то писать в блокноте. По левую руку чахлик с желтой кожей, обтягивающей кости лица и имбецильной радостной усмешкой на бескровных губах. В дальнем конце стола – рыхлый субъект с каменным лицом и щелью огромного рта. Напротив – докладчица и содокладчик. Докладчица излучает неиссякаемую энергию и непрерывно тараторит, сыпя шуточками и прибауточками. У нее симпатичные бедра, но все что выше годится для огорода отпугивать прожорливых ворон. Содокладчик – субъект с лицом, напоминающим топор, очень рассудительный – из тех, кто в любой нелепице находят некий здравый смысл и выход из любой тупиковой ситуации. По правую сторону сидит мужичок средних лет с благожелательным лицом. Такие лица обычно никогда не остаются в памяти, так как в них нет ни вызова, ни интереса к окружающему миру – полная комплиментарность и желание любой ценой перетерпеть любую хуйню, которую вещает оратор, сколько бы времени это ни заняло. Докладчица, чавкая эклерами и сербая кофий, начинает доклад, выбрасывая какие-то скучные слайды. При этом она радостно тарахтит. Минут через 5 доклада мне начинает казаться, что это кто-то играет в пинг-понг, настолько ее голос как шарик отскакивает от стен и лбов слушателей. Ее неистощимо-плоский юмор начинает меня раздражать. Такая дамочка прекрасно бы смотрелась где-нить в Освенциме, в предбаннике крематория, обмениваясь шуточками с очередной партией дров, хихикая и кокетничая сообщая что-то типа огонек нынче жарок, так что погреетесь хорошо. Любая попытка вслушаться в смысл ее слов заканчивается для меня острой болью в районе переносицы. Шарик от пинг-понга опять укатывается в дальний конец комнаты. Рыхлый субъект распахнул щель рта и похож на робота с планеты Шелезяка, жаждущего капли рафинированного масла из рук пилота Зеленого. Вместо лампочке на голове у него сверкающие очки, за которыми видны огромного размера глаза – с гусиное яйцо каждый. Чахлик радостно смотрит по сторонам, кретинистическая улыбка не сходит с  его лица. Видимо, он рад тому, что его пригласили на этот митинг, так как больше его никуда не приглашают. Дамочка напротив продолжает строчить в блокнот. Присмотревшись, я обнаруживаю, что это большая тряпичная кукла, с голубыми пуговицами глаз, один из которых отваливается и висит на последней ниточке, грозя свалиться в блокнот. Небольшой моторчик, приводящий в движение ее пишущую конечность, тихо жужжит, совсем незаглушая игру в пинг-понг на другом конце стола.    Содокладчик медленно обводит взглядом комнату, по очереди наводя топор своего лица на каждого. Вот он остановился на мне. Слегка поежившись от внезапно нахлынувшего внутреннего холода, я прячу лицо в чашку с кофе и непроизвольно впиваюсь зубами в эклер. Что-то есть в этом эклере подозрительного. Какой-то кисловатый крем. Видимо испорченный. Хмм..а некоторые из присутствующих съели по 2 или 3. Игра в пинг-понг внезапно остановилась и слово взял топоролицый. Вздевая к небу худые руки и мерно раскачивая топор лица, он объясняет некий момент доклада, который крайне важно правильно понять. Работа топора его лица меня завораживает. Мне кажется, что он читает приговор, а руки его образуют ворота гильотины. Чахлик кивает так согласно, что кажется, будто его голова сейчас отвалится и покатится под руки топоромордому. Рыхлый кажется спит, замаскировавшись шторками очков и оставив щель рта открытой, чтобы не было слышно храпа. Докладчица смотрит на всех счастливыми глазами служительницы Бухенвальда, которой выдали премию за перевыполнение нормы. Топоромордый неожиданно выбрасывает на экран следующий слайд, покрашенный в ярко-ядовитый зеленый цвет. Этот слайд больно бьет по сетчатке глаз. Я прячу лицо в руки, изображая изнеможение от титанической работы мысли. Вдруг мои ноздри улавливают подозрительный запах. Ну так и есть. Кого-то начало пучить. Это эклеры, конечно же. Жрать меньше надо! Подозрение падает на рыхлого. Он спит и вряд ли контролирует свои сфинктеры. Звука слышно не было, так как выпустили шипуна. Шипун всегда самый вонючий. В этом вся его подлость – самый вонючий и не слышный. Пишущее устройство напротив начинает слегка дымится, оторвавшаяся пуговица уже упала в блокнот, но автоматическая рука ее сбросила и, наверняка, пуговица-глаз теперь лежит под столом. Я слегка заглядываю под стол , надеясь обнаружить пуговицу и, может быть, по форме раскоряк на стульях определить кто выпустил шипуна. Атмосфера в комнате сгущается. Опять начали играть в пинг-понг, но как-то гораздо приглушеннее. Отравленный воздух поглощает все звуки. Докладчица что-то говорит, но кажется будто она просто жадно хватает ртом воздух. В нем почти совсем не осталось кислорода. Топоромордый сидит ближе всех к окну, но он никогда его не откроет, ибо ему для этого нужно А) убедиться что это исправит положение, Б) убедиться что все этого хотят, С) справиться со шпингалетом. И наверняка еще с десяток пунктов. Такие параграфы никогда ничего не делают спонтанно. Даже чтобы чихнуть они сначала убедятся, что у них есть носовой платок и если нет, то чихать не будут. Кроме того, наверняка его сплюснутое лезвие носа не пропускает никаких запахов. Чахлик по-прежнему радостно крутит головой, радуясь что его никто не выгоняет из отравленной комнаты. Видимо, его радует мысль о том что он умрет от удушья в коллективе, а не в своей вечно холостяцкой комнатушке от передозы аспирина. Лицо доброжелательного господина ничего не выражает, кроме готовности терпеть до последнего. Видимо, я выгляжу хуже всех, так как докладчица вдруг останавливает свой мячик и обращается ко мне с замечанеим, что я выгляжу таким расстроенным. Может быть у меня вопросы или я чего-то непонимаю? Я хочу ей сказать, что надо открыть окно и заодно вышвырнуть в него рыхлопузого пердуна-пожирателя эклеров, но вместо этого я начинают тыкать пальцем в ее слайд и нести какую-то галиматью о газетчиках, которые не упустят случая на этом поживиться. Докладчица безумно рада этому проявлению интереса к ее тусклому по содержанию повествованию и расспается дробью пояснений, из которых я не понимаю ничего, но начинаю усердно трясти головой, подражая чахлику, в бессознательной надежде, что чем сильнее я ею трясу, тем раньше она закончит. Топоромордый тоже навел свой топор на меня и собирается что-то вставить в поток комментариев. Это обстоятельство повергает меня в бездну безнадежного уныния. Я на минуту представляю себе свой мозг – кучка пережеванного, полупереваренного и срыгнутого вещества, с покореженными извилинами и нейронами, пораженными ранним некрозом и апоптозом. Именно для этого делаются такие семинары – уничтожить ваш мозг, превратить вас в пишущее увстройство, типа сидящего напротив, убить вас морально и физически, задушить газами от испорченного эклера из жопы какой-то рыхлой беззаботно дрыхнущей на стуле скотины. Чувство внутреннего протеста переполняет меня, но внешне выражается в совершенно внезапном для меня самого громком пуке на всю комнату. Это очередная несправделивость судьбы, так как громкий пук (наподобие скрипящей двери) совершенно безвреден для атмосферы, но с головой выдает отравителя воздуха и теперь все думают, что и до этого воздух травил я, хотя это был не я!  Чувство стыда и неловкости переполняет меня, равно как и злость на проклятые эклеры и того, кто их подло подложил на эту гребаную тележку. Я думаю, что сейчас самый подходящий случай извиниться и выйти и тогда я избавлюсь от чувства стыда, а рыхлый все равно запердит все помещение и они поймут, что это был не я, но идиотка-докладчица тарахтит и тарахтит, уставившись мне в физиономию поросячьими глазками. Я перестал трясти головой, чтобы не пропустить развития событий в желудке и не опозориться  снова и это, видимо, озадачило докладчицу. Топор мерно качается в воздухе, готовясь нанести удар, листая какие-то бумажки на столе. Вдруг, с другого конца стола раздается какой-то стон. Это чахлик. Он отчаянно жестикулирует, пытается привлечь к себе внимание, показывает на рыхлого. В комнате начинается переполох, пишущее устройство на шарнирах подъезжает к рыхлому и щупает ему пульс, топоромордый бежит с мордой топора не перевес и графином воды к рыхлому, докладчица перестала играть в пинг-понг и набирает номер скорой по телефону. Но картина ясная – рыхлый сыграл в ящик. Трудно сказать, что послужилдо тому причиной – ядовитый эклер или мозгодробительный доклад или какие-либо еще причины. Конечно, все в комнате думают, будто этоя напердел и рыхлый задохнулся, хотя это не так, клянусь богом не так. Вы то хоть мне верите?