Несколько минут председатель сидел молча. Медленно поднеся к лицу правую руку, большим и указательным пальцами он помассировал переносицу. Вздохнув, нашарил на покрытом зелёным сукном столе очки в простой металлической оправе и словно в раздумье, развёл и сложил несколько раз тонкие дужки.

- Пахоменко, кто у нас там ещё? – голос председателя прозвучал хрипло и надтреснуто. – Последний на сегодня, вроде? И курить дай, а то мои кончились, - кашлянув в кулак, добавил он более твёрдо.

Сидевший слева худощавый мужчина лет сорока подвинул пачку «Казбека» ближе к председателю и, близоруко склоняясь над бумагой, пробубнил:
- Да вроде, как и последний, да только вот… Может, на завтра перенесём, Виктор Михалыч? На свежую голову, как говорится…

Председатель постучал мундштуком папиросы о сукно стола, вытряхивая табачные крошки. Оттянул обшлаг рукава и взглянул на часы.
- Чего мудришь? Больше получаса ещё… Баба, что ли, ждёт где? – дунув в мундштук, председатель привычным движением пальцев смял его в «гармошку» и сунул в рот, зажав обнажёнными в усмешке зубами.

Плотный и лобастый штатский, сидевший по правую руку, задребезжал угодливым смешком. Под взглядом Пахоменко он осёкся и, схватив зажигалку, принялся щёлкать ею перед лицом председателя.
Тот поморщился:
- Ты, Валентин Петрович, ещё огниво с собой таскай… Где ты дрянь только такую берёшь?
- Да работала ведь утром ещё, нормально всё было… - виновато округлил глаза штатский. – Ну, не совсем настоящий, китайской сборки, конечно, но всё же «Зиппо». Сами знаете, на адвокатское жалование сейчас не очень-то разбежишься.

Председатель отмахнулся от штатского. Повернулся к Пахоменко.
Тот уже держал наготове маленький, сплюснутый с одного конца тусклый латунный столбик. Дважды крутанув прилаженный к столбику кругляшок, Пахоменко высек искру и кончик самоделки вспыхнул слегка чадящим пламенем.

Председатель прикурил и откинулся на спинку стула.
- Вот это, Валентин Петрович, настоящая вещь. На коленке, в окопе, под обстрелом сделанная. «С гыльзы сробленная», как старшина наш говорил, на Втором Украинском, вечная ему память.

Председатель нахмурился и задумчиво посмотрел на огонёк папиросы.
Пахоменко погасил фитилёк и спрятал зажигалку в нагрудный карман. Пользуясь коротким перерывом, расстегнул крючок форменного воротника и потёр ладонью свой серый, с высокими залысинами лоб. Бросив презрительный взгляд на адвоката, Пахоменко обратился к председателю с субординационной фамильярностью служивого человека:

- Я, Виктор Михалыч, после трёх сквозных курить много не могу. Пробовал, но лёгкие - что решето стали… Не могу, как раньше, засмолить от души. Так, пачку в день теперь, не больше. А зажигалочку эту ещё с Дальне-Восточного фронта берегу, как память. Вот там-то я разного дымку понюхал!..

Председатель глубоко затянулся и, задрав подбородок, выпустил большую струю дыма. Клубясь и расслаиваясь, дым поднялся к давно небеленому потолку.
Президент с висевшего над головами членов комиссии портрета, казалось, осуждающе поморщился.
«Как же, жди… Этот ничему не поморщится…» - усмехнулся про себя председатель.

- Тяжело там было… - словно не обращаясь ни к кому, произнёс он.
- А где легко было, Виктор Михалыч? – хмыкнул Пахоменко. - У нас хоть ясно всё – рожа жёлтая, косоглазая – значит, бей его, гада, пока сам цел… А у вас, на Украинском-то, на Втором особенно – где свои, а где хохлы, поди разбери. Оружие, техника, форма – ну всё ведь одинаковое. Диверсантов – тьма! А ведь помните, как попёрли они - так под Орлом только остановили их…

- Умеет хохол воевать. Умеет, с-сука! – председатель загасил окурок в пепельнице, сооружённой из банки «Нескафе».
- А вот анекдот вспомнил, - подал голос Валентин Петрович. – «Да здравствует компания «Нескафе», крупнейший производитель банок для окурков!» К теме просто, - указывая глазами на пепельницу, поёрзал на стуле адвокат, тушуясь под взглядами ветеранов.
- Пахоменко, как там у Ильича про таких? «Говно нации», так, вроде? – надев очки, председатель демонстративно переставил пепельницу на адвокатские бумаги.

- Точно не помню, Виктор Михалыч. То ли просто говно, то ли ещё и жидкое, - с готовностью отозвался Пахоменко. – А вот что точно по теме, так это то, что били китаёзы по нам из нашего же оружия... Которого мы же сами им напродавали, до, я извиняюсь, известной матери… И что характерно – наше всё работало безотказно, «калаш» там, или «Град»… А вот что они по лицензиям, или так просто, за просто хер у нас скитаёзили – всё у них в первом же бою отказывало!.. Как и зажигалочки у некоторых!.. – тонкие губы Пахоменко злорадно растянулись.

- Ладно, будет, - председатель хлопнул обеими руками по столу. – Что там у нас?
Пахоменко застегнул крючок воротника и зашелестел бумагами.
Адвокат осторожно снял со своей папки банку с окурками и поставил её на край стола. К бумагам Валентин Петрович прикасаться не стал. Вместо документов он потянулся к пузатенькому графину с гранёным стаканом наверху вместо утерянной крышки. Плеснул себе полстакана и, прикрыв глаза, неторопливо выпил. Поперхнулся и замахал перед ртом рукой, втягивая воздух.

- Подождать никак нельзя, что ли… - покосился на него председатель и уже с легким раздражением бросил Пахоменко: - Чего там возишься, обвинитель?
Пахоменко, кинув взгляд на графин, протянул председателю синюю папку:
- Здесь случай сложный. В составе группы. По предварительному сговору. С особым цинизмом.
- Вызывай свидетелей, - сухо обронил председатель, раскрывая папку.
Пахоменко смущенно кашлянул.
- Так они тоже по делу проходят, товарищ председатель комиссии, - неожиданно по-уставному получилось у него. – С обоих… обеих, то есть, сторон.
- Каких ещё сторон?.. Что значит – «проходят»?.. Они… не понял… Что это? – председатель недоумённо посмотрел вправо.

Валентин Петрович пожал плечами.
Председатель повернулся к Пахоменко.
Обвинитель указал на раскрытое дело:
- Так там же всё… Свидетели со стороны жениха и невесты проходят как соучастники… Свадьба там у них была, в общем… На основании сигнала гражданина Рождественского, Р. И. Его заявление и показания прилагаются. Там они, на бланке…

- Да вижу я… - председатель полистал дело, и небрежно отбросив его в сторону адвоката, сложил перед собой на столе руки. – Ну так и вызывай его, свидетеля этого… Как его там?..
Пахоменко взялся за чёрную, с треснувшей слуховой чашечкой телефонную трубку, и прижав её плечом к уху, гаркнул в неё неожиданно зычным для своей комплекции голосом:
- По делу полста пятнадцать восемь-три, свидетеля Рождественского в комнату заседаний!

Не сговариваясь, все трое членов комиссии посмотрели на часы.
- Пятнадцать минут. Уложимся, - председатель подмигнул адвокату. – А ты, Валентин Петрович, никак левша? Или по-президентски носишь?
Адвокат смущённо одёрнул правый рукав и почему-то посмотрел на цветной портрет в строгой бордовой рамке.
Президент, неуловимо напоминавший своим лицом не то уснувшего хека, не то потерявшую хозяина таксу, смотрел с портрета грустно и бессмысленно. Портрет был из ранних, времён первого срока, когда казалось, можно и без ретуши. На последних, дорогих, с фоном из триколора, и волос было больше, и морщин меньше, и взгляд мудрый.

«Надо будет глянуть в поправки, что там насчёт образа и символов… Не было ли надлежащей замены… Тогда при случае можно и…» - отметил в вынырнувшей из внутреннего кармана маленькой, но пухлой записной книжечке несколько тайнописных значков Валентин Петрович.
Председатель, кривя губы, усмехнулся, но ничего не сказал.

Стукнув, открылась одна из створок дверей. Конвоир – щуплый солдатик-первогодок, недомерок из Нечерноземья, узкоплечий и тонкошеий, в съехавшей на глаза каске – типичный «грибок», военкоматовский мусор, пушечное мясо - вошел в комнату и замер чуть сбоку от входа, испуганно поглядывая на сидящих за столом. Старый, до белизны металла вытертый АК-47 болтался на длинном ремне у него за спиной.

За ним следом, слегка взмахнув руками от толчка в спину, в комнату заседаний семенящими шагами почти вбежал пожилой, сильно осунувшийся человек в мятом синем костюме. Жидкие и растрёпанные волосы его неряшливыми сосульками облепили покатый, страдальчески наморщенный лоб. За спиной старика маячила физиономия второго конвоира – деланно-равнодушная, тупая и прыщавая. Судя по всему, старослужащего.

«Блядь, с кем служим… - выругался про себя председатель. – Защитники Отечества ёбаные. Вырождается нация… Вот с такими и Калининград сдали, и Финско-Карельскую просрали… А какие места там были!.. Куда катимся, куда… Как там… Лимонов, что ли… «Исчезновение варваров». Перечитать бы… пока и из спецхрана не изъяли… Ладно…»

Всё в лице доставленного – от капризных больших губ до безобразных бородавок на щеке и на носу, всё это подрагивало и тряслось. Из грязного ворота некогда хорошей рубашки вываливалась дряблая шея с прыгающим и не находящим себе места кадыком. Глаза свидетеля беспрестанно помаргивали и слезились.

Даже в прокуренном воздухе комнаты заседаний отчётливо проступил характерный кислый запах – камеры, баланды, параши.
Адвокат недовольно покрутил носом.
- Виктор Михайлович, наша коллегия неоднократно ходатайствовала об изменении мер по содержанию лиц, изъявивших добровольное согласие на сотрудничество с органами спецправопорядка, или выступивших с инициативой по даче свидетельских показаний…

Председатель прервал адвоката взмахом руки.
- Не мы решаем, Валентин Петрович, и вы прекрасно осведомлены, куда обращаться надо, - большим пальцем правой руки председатель потыкал себе за спину, в сторону портрета. – Мы лишь выполняем указ Президента о неотложных мерах, направленных на…
- И всё-таки я буду вынужден доложить о имеющих место перегибах и…
- Это ваше право и ваша обязанность, - тяжело пророкотал председатель. – Приступим к рассмотрению, или дальше препираться будем? Свидетель, между прочим, ожидает. Или перенести на завтра хотите?

Старик, подавшись вперёд, торопливо произнёс:
- Если возможно, то я бы сегодня, вот сейчас прямо…
- Ма-алча-а-ать!!! – рявкнул так, что звякнул стакан на графине, вскочивший Пахоменко.
Свидетель дёрнулся всем телом.
Конвоиры вздрогнули и приняли стойку «смирно».

Обвинитель одёрнул полы кителя и поправил ремень. Взглянул на председателя. Тот сделал жест рукой – садись.
Занимая своё место, Пахоменко уже почти миролюбиво буркнул:
- Тарахтеть будешь, когда разрешат.
Старик с готовностью закивал.
- Ну, так что там у вас по поводу содержания, Валентин Петрович? – по-волчьи, всем корпусом повернулся к адвокату председатель. – Гражданин Рождественский жалоб, кажется, не предъявлял. Или я ошибаюсь?

Рождественский умоляюще затряс бородавками.
- Хорошо, хорошо, мы это обсудим позднее, - примиряющее улыбнулся адвокат и уткнулся в бумаги.
Председатель тяжело повозился на стуле. Откинулся на скрипнувшую спинку, и сунув пальцы за потёртый ремень портупеи, тяжело уставился на свидетеля:
- Ну?

Рождественский, теребя единственную уцелевшую пуговицу пиджака, преданно выкатил глаза:
- В целом, я уже изложил всё в письменном виде… Но я понимаю… Устные показания… Конечно…
- У тебя пять минут. Или переношу рассмотрение дела на месяц. У нас тут что, думаешь, заняться нечем?.. – начал терять терпение председатель.
- Так я же говорю… Под Кубинкой у меня дача есть. Старый дом, конечно, от отца ещё. Вообще-то я больше в Переделкино время провожу. Кубинка – это так, знаете, секретный филиал, подальше от собратьев по цеху, так сказать…

- Ну-ка, поподробнее про Кубинку и секретный филиал давай! – оживился Пахоменко, хищно прищуриваясь. – А ты тот ещё фрукт, я погляжу!..
Председатель укоризненно склонил голову:
- Ты, Пахоменко, эти штучки брось, не тридцать седьмой тебе тут... Не сбивай человека. Он и так тут в показаниях нагородил такого. Вот, читаю: «По просёлочной дороге шёл я молча». Куда шёл? С какой целью? Откуда шёл, от кого? Время суток? Что имел при себе? Почему молча шёл, а не пел, скажем? Таился? От кого? От органов?
Председатель гвоздил вопросами, как станковый гранатомёт.

Пахоменко согласно кивнул:
- Пишет, что дорога была пуста, и тут же, следующая строчка – аудиовизуальный контакт с нарушителями! Целую свору ведь повязали мы на следующее утро – пятьдесят шесть человек. Правда, - с сожалением добавил обвинитель, - шестнадцать из них пришлось отпустить после выяснения обстоятельств. Те в гулянье не участвовали, стол да постельку молодым готовили. Легко отделались, в общем… Но не в этом дело. А он такую кодлу, да ещё на угнанном самолёте по полю, как на тракторе, рассекающей, не сразу заметил… Врёт, по-моему.

- Ну, давайте всё же учитывать творческий склад характера и личности Роберта Ивановича, - вмешался адвокат. – Всё-таки лауреат Государственной премии, не будем забывать с вами...

Рождественский обрадовано и благодарно кивнул.

- Ну, шёл человек молча, погружённый в свои мысли и творческие планы. Сочинял, быть может, на ходу что-нибудь. В общем, весь в себе. Вот и не сразу заметил происходящее…

Председатель взглянул на часы. Провел рукой по лицу.
- Ну, допустим. Может, и так. Шёл, «чижика-пыжика» сочинял. А тут СУ-25 по полю, по посадкам колхозным прёт, в шариках и гирляндах весь, на нём пьянь деревенская гроздьями… Как опята бревно, облепили… Один, кстати, с крыла сорвался, и прямиком под шасси. А они и не заметили, их, видишь ли, «крылья вдаль несли»… Места им мало было, а?! Вот как гуляют теперь – ни земли, ни неба людям не хватает!

- А кто самолёт-то угнал? – вновь подал голос адвокат.
- Ты дела внимательней читай, знать будешь лучше, защитник хренов,- не выдержал Пахоменко. – Видишь, свидетель показывает: «Был жених серьёзным очень». Конечно, будешь тут. Он к тому времени протрезвел уже, от страха за содеянное. Он же ведь и вывел «сушку» из ангара, да ворота им протаранил. Загубил машину, сука. Вот тебе и авиатехник. Три года парень работал на аэродроме, допуск высокий получил, у «Витязей» работал, ну, которые высшие пилотажи америкосам за бабки показывают. И вот на тебе. Женился, называется. А всё почему? Невеста, дура, Клава деревенская, подбила его. Говорит, хочу как по телеку, на длинной такой лимузине прокатиться, чтоб увивался ветерок за фатой. Так было? – Пахоменко глянул на Рождественского.

- Совершенно верно, - Рождественский слегка наклонился вперёд. – А у парня откуда такие деньги?.. Зарплату им за шесть месяцев задолжали, только за декабрь выплатили в прошлом месяце, без индексации… Вот он и решил на самолёте её повозить, вместо лимузина.
- Ты-то откуда знаешь, про зарплату-то? Шпионишь за аэродромом, что ли? – уцепился опять Пахоменко. – Ох, не нравится мне, Михалыч, этот тип. Ох, не нравится…
- Да нет, помилуй Бог! – всплеснул руками Рождественский. – Так ведь почти все в посёлке, где дача моя, на аэродроме работают. Ну, и говорят по вечерам… А моя профессия творческая, внимание профессионально цепкое… Люди рассказывают, а я отмечаю, записываю иногда, мало ли, пригодится когда…

- Сам признался! – восхищённо выдохнул Пахоменко и, взявшись за телефонную трубку, взглянул на председателя. – Ловко мы его, а? Вот тебе и свидетель! Пособничество в терроризме, сбор сведений о закрытом военном объекте… А не остановил он ту кодлу, потому что сам планировал подобное. Вот, признаётся ведь: «И жалел о том, что я не жених». А это попыткой угона воздушного судна, да ещё военного, уже попахивает. Чеченам загнать «сушку» хотел? Чтобы они наших пацанов с воздуха мочили, пока они в сортире, безоружные сидят, да? Нет, милый, Бог тебя не помилует. А мы и подавно. Звоню, Виктор Михалыч?

Рождественский, подломившись в коленях, упал на стёртый и пыльный паркет. Глухо стукнула тяжёлая голова. Конвоиры, скребя и стуча по полу прикладами, принялись тормошить и пытаться поставить на ноги бесчувственное тело.

Обвинитель и адвокат одновременно привстали.
- Я же говорил – у вас свидетели не выдерживают, а уж про подследственных я и вовсе молчу…
- Косит, гниль творческая… Не верю! – серое обычно лицо Пахоменко порозовело. – Не верю! Поднять говно это, нечего пол тут пачкать!

- Погоди, Пахоменко… - председатель, не обращая внимания на возню конвоиров, с интересом вчитывался в показания. – Погоди-ка… Глянь-ка, вот, что пишет тут…
Обвинитель взял протянутый ему лист бумаги, снова сел и, шевеля губами, принялся за чтение. Лицо его принялось разглаживаться и принимать обычный свой цвет, брови несколько раз удивлённо дрогнули.

Адвокат, перегибаясь через председателя, пытался заглянуть в бумагу.

Тело Рождественского, поставленное на ноги, очередной раз рухнуло вниз. Вновь раздался глухой стук.
- Эй, поосторожней там! – прикрикнул на конвоиров председатель. – Не мешок с картошкой, лауреат, как никак! Ну, как тебе? – он повернулся к Пахоменко.

Тот задумчиво погладил зелёную скатерть.
- А что, есть в этом что-то… такое… Поэтика, что ли…
Адвокат нетерпеливо протянул руку:
- Да дайте же и мне возможность ознакомиться!

Пахоменко, отдавая ему бумагу, рыкнул в сторону конвоиров:
- Он там жив у вас вообще? В приёмную его отсюда, медика вызвать, мне доложить!
Щуплые конвоиры, пыхтя и невнятно матерясь, волоком потащили свидетеля к дверям. Громыхнули, открывшись-закрывшись, массивные створки.
Стало тихо.

Председатель и обвинитель с интересом посмотрели на адвоката.
Валентин Петрович, не отрываясь от чтения, встал, вышел из-за стола и прошёлся по комнате. Остановился у окна и вытащил из кармана пачку папирос. Сунул её обратно. Обернулся к коллегам:
- А ведь это просто песня какая-то…

Председатель довольно улыбнулся.
- Ведь это лучший поэтический образ нашей с вами работы, товарищи, - продолжил Валентин Петрович, - Лучшее, что когда-либо было сказано о работе органов спецправопорядка…
- Ну-ка, зачитай ещё разок, вслух! – попросил председатель, щелчком выбивая из пачки «казбечину». – Погодь, закурю только…
Обвинитель полез в карман кителя. Вытащил зажигалку, высек колёсиком искру, поднёс огонёк к кончику папиросы председателя.
Пыхнуло облачко дыма.
- Давай!

Адвокат откашлялся:
- Так… Вот, тут… «Вот промчались тройки звонко и крылато, И дыхание весны шло от них».
Голос адвоката дрогнул, он с усилием сглотнул.
Председатель снял очки и потёр покрасневшую переносицу.
Пахоменко закурил, не спрашивая разрешения.
Председателю было не до мелких нарушений субординации.
- «И дыхание весны шло от них…»! Ты понимаешь, Пахоменко, и ты, Петрович, адвокат ты мой ненаглядный, что это значит?! Это… - председатель взволнованно пригладил волосы, - Это значит, что мы с вами не просто так хлеб свой едим! Значит, мы людям нужны! Значит, ценят нашу работу! Дыхание весны от нас идёт! Дыхание нашего светлого будущего! Возрождения России дыхание!

Двери приоткрылись, и в щель между створками заглянула голова конвоира, старослужащего.
- Почему без вызова?! – зарычал Пахоменко.
Конвоир тупо моргнул.
- Так сказали же… доложить.
Председатель снова надел очки.
- Что там? – нетерпеливо спросил он.
Конвоир ухмыльнулся:
- Лепила пришёл… Ну, медик, в смысле… Сердце, в общем. Клиент ласты склеил.

- Вон пошёл! На х…, пока я сам тебя не прибил! – председатель схватил стакан с запустил им в солдата.
Створки мгновенно сомкнулись. Стакан ударился о медную ручку и разлетелся в мелкое крошево.

Председатель принялся растирать ладонью грудь.
- Тут у самого скоро сердце… Как там этот урод выразился… «ласты склеил»… Откуда таких набирают только?
- Так это ж альтернативщики, - удивлённо посмотрел на председателя Пахоменко. – Указ в прошлом годе ещё вышел, президентский. С связи с недобором… Теперь у них выбор – кого за хулиганку, например, или кражи, или гоп-стоп… Да там куча статей попадает… В общем, попался, скажем, на угоне транспортного средства – получай срок, или служить иди – два года срок – три года службы. Выбирай, как говорится… Раньше была армия у нас рабоче-крестьянская, а теперь вот уголовно-наркоманская…

- Блядь, куда ты мчишься, птица-тройка… - председатель взглянул вновь на часы и вздохнул. – Так, засиделись мы с вами сегодня, товарищи. Пахоменко, вызови дежурного, пусть организует тару поприличней, и с кухни чего-нибудь доставить распорядись. Есть предложение отметить. Стресс снять… - председателем овладела сосредоточенная деловитость: - Так, графин заменить, на полный… И чтоб холодная была! Да, и курева, «Казбека», или лучше, «Герцоговины», пару пачек. Дорогие, зараза, а можно и пошиковать сегодня. Такой день!.. «Промчались тройки звонко и крылато»! Это ведь про нас… Как птицы мы… Нет, выше бери – ангелы! Ангелы со звонкими мечами…

Пахоменко взялся за телефон.
- Кстати, о мечах… - встрепенулся Валентин Петрович.
- Если опять свои анекдоты травить решил… - мгновенно окрысился обвинитель, отрываясь от трубки.
Адвокат помотал головой:
- Да нет, при чём тут это… С участниками свадьбы что делать-то? Сегодня-то поздно уже вызывать…

Председатель поморщился.
- Вот смотрю я на ваше поколение, и не понимаю – откуда в вас это: от сих и до сих сделаю, а дальше – «ни-ни, не моя забота!» Да ты знаешь, тыловая ты морда, как мы при Хозяине работали?.. Без сна, без отдыха, по трое суток…
- Знаю, конвейер называется, - не удержался адвокат.
- То-то же, конвейер… - мечтательно произнёс председатель, не уловив подвоха. – И никаких коллегий твоих сраных. Порядок в стране был. Фрица завалили – и мир на долгие годы. А теперь – что? Вот сын мой, Сашка, за что пулю получил?
- А разве… - растерялся адвокат.
- «Разве»… - передразнил председатель. – Вот тебе и «разве»… Пал смертью храбрых при штурме дворца Монтимира Шаймиева. Посмертно – «За взятие Казани» медальку получил. А на хера она, эта медаль, нужна, если Казань эту сраную мы пятьсот лет назад уже брали… Подумать только – полтыщи лет держали, а эти… - председатель непроизвольно мотнул головой в сторону портрета, – Просрали всё… Суки…

Адвокат быстро черкнул что-то в своей книжечке.
«Пиши, пиши», - председатель сцепил руки пред грудью в замок и, поднимая их над головой, с наслаждением потянулся.

Двери снова открылись, и в комнату, осторожно неся подносы, вошли двое посыльных – точные копии недавних конвоиров, только невооружённые.
«Клонируют их теперь, что ли?» - загрустил председатель, наблюдая за работой посыльных.
Те сноровисто расставили тарелки с салатами и жареной рыбой, разложили салфетки и приборы. Запотевший графин и три стопки поставили отдельно, у телефона. Закончив, распрямились и выжидающе уставились на председателя.

Адвокат сглотнул слюну.
Пахоменко возбуждённо потёр руки.

- Вы вот что, голубчики... – председатель, грузно навалившись на стол, придвинул к посыльным одну из стопок. - Эту заберите, не понадобится.
Адвокат и обвинитель лицами изобразили недоумение.
Один из посыльных равнодушно сунул стопку себе в карман.

- А ты, любезный… - обратился председатель ко второму солдату, указывая пальцем на адвоката, - А ты возьми-ка под белы рученьки вот этого субчика и к дежурному его. Тот скажет, что дальше. Приступай!

Валентин Петрович медленно встал и замотал головой.
- Вы не имеете права!.. Как член комиссии я… Не сметь! Отставить! – взвизгнул адвокат в сторону приближающегося солдата.
Не доходя нескольких шагов, тот замер.
- Выполнять! – рявкнул председатель, и тень неуверенности мигом слетела с лица посыльного.
Подойдя к вцепившемуся в стол адвокату, солдат резко вскинул руку и ударил его растопыренными пальцами по глазам. Тут же, негромко хыкнув, добавил кулаком под рёбра. Подхватил обмякшего Валентина Петровича, кивнул напарнику. Тот поднырнул под одну из адвокатских рук, и солдаты деловито поволокли члена комиссии к дверям.

Пахоменко проводил взглядом подошвы скользящих по паркету туфель Валентина Петровича. Вздрогнув от стука закрываемых дверей, кашлянул и с опаской посмотрел на председателя:
- Михалыч… То есть Виктор Михайлович… Товарищ председатель комиссии…
Председатель кивнул на графин:
- Наливай, Пахоменко. День-то сегодня какой! Да не парься ты, не спятил я. Наливай, чего ждёшь.

Выпили и тут же повторили. Лишь потом потянулись к закуске.
Пахоменко озадаченно молчал и поглядывал на председателя.
Тот, благодушно жуя пучок петрушки, подмигнул:

- Говорил я тебе – в нашем деле главное – информация и связи. Говорил? Во, киваешь. Помнишь Семыгина? Ну, с Сашкой моим, светлая ему память, служил вместе? Он тогда Шаймиева и завалил… Тот с охраной до последнего ведь в кабинете сидел, потом перебили их, один Шаймиев и остался… Рванул в уборную личную, за комнатой отдыха там у него была… Семыгин его и снял там. Уж наш-то как рад был! Гоголем неделю ходил. Вот, мол, где поймаем, там и будем мочить. И Семыгина к себе взял, помощником. А тот с Сашкой-то дружил сильно. Всё у меня прощения просил, что не уберёг… Дядей Витей называл…

Председатель показал глазами на стопки.
Пахоменко сноровисто наполнил.
Выпили.

- Семыгин-то теперь на самом верху. Большие дела через него крутятся. Влияние у него могучее. А этот червь, - председатель кивнул на опустевший стул, - под меня рыть пытался, мудило грешное… С кем связаться решил… Так мне Семыгин звонит сегодня утром: «Дядь Вить, хочешь порадую, по секрету – только что указ подписан, адвокатура упраздняется вся. Как архаичный и вредоносный фактор в условиях угрозы международного терроризма. А защитники нарушителей спецправопорядка приравниваются теперь к их пособникам»… А и давно пора было… А то, развелось их… Ну ты, Пахоменко, меня знаешь – я человек чуткий. Думаю, не буду с утра Валентин Петровича огорчать. Пусть поработает последний раз адвокатом, больше всё равно ничего не умеет. А он всё в книжечку пишет, всё пишет. Отписался, красавчик…

- Отчирикался Валя, отпел, голубок! – Пахоменко расцвёл. – За такое грех не выпить, Виктор Михалыч!

Выпили.

- Кто ж теперь вместо адвокатов в «тройку» войдёт? – выплёвывая на тарелку рыбью кость, поинтересовался Пахоменко.
- Военврач теперь будет.
- Это хорошо, - кивнул Пахоменко. – Люди толковые, спирт всегда под рукой. И то верно – вон как сегодня, взял один и гикнулся…
- Ты ещё скажи, как этот: «ласты склеил», - ухмыльнулся председатель. – Кстати, распорядись - тех, из конвоя, под арест, за тупость и нерасторопность. От меня лично – десять суток, а потом в столовую их, на мойку, до дембеля обоих чтоб там сгноить. А вот посыльных этих завтра с утра в семь лично ко мне, в адъютанты пойдут. Что за страна – каждый не на своём месте, всё до ума доводить приходится!..

- Вопрос риторический, - пожал плечами Пахоменко и наполнил стопки. – Со свадьбой-то как?
- А когда у тебя? Погодь, ты ведь женат!..– удивился председатель и вдруг захохотал: - Тьфу, дурак, ну тебя на хер! Запутал совсем меня! Я-то уж подумал…

Отсмеявшись, председатель опрокинул в рот стопку и захрустел огуречно-помидорным салатом.
- С этими… Завтра к восьми вызывай сюда. Группа большая, конвой усиленный распорядись дать. Здесь тесновато будет, в актовом зале проведём. Сложного нет ничего. Жениху и свидетелям - вышка, тут и спорить нечего. Невеста… Там этот, как его… Рождественский… Что по поводу невесты показал?

Пахоменко склонился над бумагой:
- «Невеста ослепительно была молодой». Вот пишут, блядь, нет, чтобы по-нормальному – малолетка там, или допризывного возраста…
- Ну невесте, так и быть, по малолетству дадим «пятнашку», без права на УДО. Пусть ума наберётся. Ещё не старая выйдет, жениха нового найдёт, с лимузином.

Оба расхохотались, представив отбывшую своё «молодую».
Вытирая уголки глаз, председатель, досмеиваясь, махнул рукой:
- Ну, а остальным от «трёшки» до «десятки» раскидаем, до кучи. Может, кто и альтернативку выберет. Деревенские, они служат неплохо. Тупо, но исполнительно. Наливай, Пахоменко, по последней. «Вот промчались тро-ойки зв-о-онко и крыла-ато! И дыха-ание весны-ы шло от них!» Хорошо написал, собака! Не показания, а песня просто! Давай, Пахоменко, за упокой души пня старого!