Асфальтовая площадь, вся в лужах, с утонувшими в них бледными листьями.
Железные, грязно-белого цвета ворота со звёздами.
Пристройка из красного кирпича с крыльцом и тремя окнами.
Бетонный забор.
КПП.

То никому неизвестное время, когда белая ночь переходит в утро. За окном - серая муть.

Тяжело провисает огромная портянка неба.
Дождь идёт третьи сутки подряд.
Кирпич КПП потемнел, с потолка дежурки снова закапало.

Так! так! так! - принимает капли жестяной тазик.

Холодная сырость лезет в щели окон и дверей.

Наряд - четыре человека.
За обшарпанным столом несут службу двое.
Прапорщик Кудря спит лицом на телефоне. Иногда он тяжко вздыхает и переворачивает голову. На его щеке виднеется полумесяц кружочков.
Рядовой Артюхин бережно подложил под чубатую голову пилотку. Дышит он ровно и чуть с посвистом.

Когда дыхание военных совпадает, стол начинает тихонько поскрипывать в унисон.

В коридоре, свив гнездо из плащ-палатки, съёжился в беспокойной дрёме выставленный на шухер боец Никитин.
Чуть тёплую батарею облепили тяжёлые ватники. Толстые беспалые руки похотливо обнимают её ребристое тело.

Жёлтый размытый свет моросит из плафона у потолка. Настольная лампа выключена. Банка из под растворимого кофе полна окурков. Пятнами в прокуренном и спертом воздухе виднеются инструкции на отделанных вагонкой стенах.

Тазик на полу переполнился.
Тинь-ток! Тинь-ток! Тинь-ток! - не прекращается капель с потолка.
Брызги летят на истёртый линолеум.

Змейка воды лениво ползёт в дальний угол.
Ефрейтор Скворцов отрывает сонный взгляд от клеточек сканворда.
Оттопырив нижнюю губу, несколько минут он мучительно думает, разглядывая попеременно то тазик, то уснувшего салабона.
Никитин спит, обхатив коленки и изредка вздрагивая. Вид у него, как у больной канарейки.
Тёмная сырая пилотка натянута на уши и напоминает бесстыже раскрытый женский орган. Будить Никиту становится вдруг жалко.

Вода затекает куда-то под плинтус.

Хуй с ним, наконец, решает ефрейтор и возвращается к сканворду.

Пу-пу-пу-пу-пу-пу - усиливается дождьза окном.

Больше половины уже разгадано. Вторая часть пойдёт легче, можно подставлять в появившиеся буквы. Вот только бы не эти артисты, писатели да притоки всякие...
Пустых клеток всё ещё много. ОНи начинают расти, увеличиваться в размере, заполнять собой тесную дежурку КПП, крутиться, вертеться, вращаться вертолётными лопастями, превращаются в бурлящую воронку воды и Скворцов, дёргая головой, едва не падает со стула.

Ручка валяется под сапогами. Замусоленная газета висит на колене. С краю, где ответы за прошлый номер, пятно слюны.

Ефрейтор вытирает рот.
Трёт лицо и с завистью оглядывает спящих.

Суки, умеют спать в любом положении.

Смотрит на часы. В тусклом освещении едва различим их циферблат.

Громоздко, неуклюже встаёт. Поднимает с пола тазик. Расплёскивая, несёт к двери.
Боец Никитин испуганно дёргается. Пытается встать. Руки его беспорядочно шарят вокруг. Красные пальцы с поломанными ногтями скребут линолеум.

Над ним нависает ефрейтор. В руках ефрейтора тазик.
- Спишь, служба? - интересуется Скворцов.
Никитин моргает.

Пятясь, Скворцов задницей приоткрывает дверь.
Шум дождя усиливается. Языки влажного и холодного вохдуха заползают внутрь.

Скворцов выплёскивает воду на крыльцо. Дверь захлопывается.
Прапорщик Кудря вздыхает и переворачивает голову.
Артюхин открывает и тут же закрывает один глаз.

Никита сидит на полу и дрожит.
Пройдя в дежурку, Скворцов ставит тазик на место, в небольшую лужу.
Так-так! так-так-так...
Снимает с батареи пару бушлатов. Бросает их Никитину.
- До пяти. Спи, гоблин, - почти нежно произносит ефрейтор.

Боец шустро утепляет гнездо. Повозившись, затихает.
Ефрейтор поднимает ручку, садится на стул и разглаживает на колене газету.
Смотрит на мокрое стекло окна.
Серая муть и не думает светлеть.
Дождь, сука.
Дождь.
За секунду до того, как за рябью окна появляется чья-то тёмная фигура, ефрейтор засыпает.