Как же болит печень. Словно взорвавшаяся и разбитая на тысячу острых стеклянных осколков боль, родившись где-то под ребрами, в брюшине, разбегается в разные стороны уставшего жалкого тела, пронизывает позвоночник и собирается снова в тяжелейшую гирю в голове, мутит усталые в красных прожилках глаза и вызывает одновременно тошноту и суровейшую жажду. Она уже достаточно долго со мной. Насколько долго я не знаю. Точнее не помню. Наверное, что-то было и до нее. Она живая, сука, эта боль. На любые попытки даже исподтишка заглянуть внутрь себя, своего мозга, найти ключ к потерянной памяти, раскаленным железом впивается глубже, разливается в широкую реку и наполняет тело адским всепоглащающим огнем.  Как невыносимо. Я не могу ее больше терпеть. Впрочем, терпеть – не то. Я с ней живу. Я живу ей. Как утомительно ждать. Ждать светлого момента освобождения. Блядь, когда же я, наконец, сдохну.

И еще, невыносимо хочется дрочить. Гормоны вовсю играют джаз в крови атрофированных, неспособных к движению, скованных невидимыми цепями анемии мышц. Теплая тяжесть внизу живота растет, разгорается, чуть замирает и снова с удвоенной силой принимается за раздувание своего нестерпимого огня невозможной неудовлетворенности.  Я их жду. Жду все равно, хотя после их ухода будет еще тяжелее. Хотя их присутствие не приносит облегчения. Словно нарочно, они приходят веселой, звонко смеющейся парой, всегда в легких белых халатах на голое тело. Игриво склоняются надо мной, касаясь лица своими пышными, испорченными хной и гидроперитом, длинными густыми струями волос, качая полными, налитыми, упругими грудями с вызывающе выпирающими, топорщащимися сосками под тонкой материей. И невыносимо приторно и сладострастно пахнут откуда-то из-под полураспахнутых широкими твердыми бедрами пол короткого халатика.

Если бы я мог двигаться, я бы их убил, или изнасиловал, или сначала изнасиловал, а потом убил. Нет, не так, сначала убил, разорвав зубами нежную молодую шею, напившись и насытившись могучим потоком крови сонной артерии, выплеснув сначала свою скопившуюся неразделенную злость, а потом, забрызганный, насиловал бы их раз за разом, и, глумясь, похотливо наслаждался кровавым липким теплым безвольным мясом влагалища моих гурий. Жестоко ненавижу и нестерпимо желаю этих гарпий от медицины.

*****************************************************************

ЗЫ для нехуя неэрудитов и долбоебов, собирающихся тиснуть камент «маньяк, нах»: Амран – аналог Прометея в осетинских преданиях.