Просыпаюсь. Лето, конец 80-ых, я в пионерском лагере. Но я не пионер, я здесь работаю. Вообще-то работаю я на заводе, на одном из многих в то время  «почтовом ящике».
    Лагерь, ясен хуй от завода. В конце весны, перед летними заездами, набирается коллектив тунеядцев-единомышленников из тех, кто смог убедить свое начальство в том, что пионерлагерь без них обязательно загнется. Коллектив, как правило, уже сложившийся, и попасть туда человеку новому довольно непросто, так как желающих провести лето, в пионерлагере получая при этом среднюю сдельную зарплату на заводе, было дохуя.
Причем на должность всяких поваров, библиотекарей, посудомоев и прочих картофелечистов, не раздумывая, подрывались и слесаря-сборщики и начальники отделов.

      Мне повезло случайно, кто- то чем то отравился, и на третью смену нужен был посудомой. На такую ответственную должность был выбран уже один претендент, совершенно не пьющий, со всех сторон положительный, активист-чмошник Вадик.
В свои 20-лет у него было одно увлечение – авиамоделизм. Ответственные товарищи сыграли на этой слабости, пообещав долбоёбу, что в перерывах между мытьём посуды он будет вести авиамодельный кружок  и Вадик быстренько согласился.
      Однако, каким бы он долбаёбом не был, справочки он все таки решил навести. То, что он узнал, повергло его в ужас: во-первых, посуду надо было мыть руками (а этот мудак думал, что он туда оператором посудомоечной машины едет), во-вторых, он узнал, что оказывается люди там любят выпивать, и делают это ежедневно, ну и самое главное, его никто не предупредил, что в третью смену пионерлагерь работает в режиме дома отдыха и естественно в его авиамодельный кружок хуй кого загонешь.

    За пару дней до отъезда Вадик начал хвататься то за живот, то за сердце, то вспоминал что ему надо срочно в военкомат, короче срочно нужна была замена. Из списка следующих претендентов я подвернулся первым, и после коротких переговоров уже лежал на кушетке в медсанчасти и выдавливал в колбочку бак-анализ.
    В наскоро собранной сумке из ценных вещей присутствовали две бутылки Зубровки, и блок сигарет «Космос», остальное было вторично. Пару часов езды на автобусе вместе с группой заводчан, (никогда не пойму, наверное, как можно отдыхать с теми же разъебаями с кем целый год работаешь) и я в лагере.
Перед поездкой был инструктаж с кем-то там из профкома, меня довольно долго зомбировали по поводу того, какая честь мне выпадает работать вместе с поварихой – зав.лабом по совместительству, и ведущим инженером -библиотекарем. Так что обслугу – а именно так назывался этот коллектив съебнувших на все лето со своих рабочих мест единомышленников, я представлял если не в галстуках, то уж точно в пенсне с бородкой и газетой «Труд» под мышкой. Как я ошибался!

      Поселили меня в трехместный номер вместе с жилистым мужичком лет 40-ка постоянно находящимся в одном и том же состоянии нажратости.
- Мишка!- представился он. – Вечером пойду тебя с коллективом знакомить-
После ужина, схватив  «Зубровку», мы с ним отправились по злачным точкам пионерлагеря.
Точек было две: радиорубка и сторожка.
В радиорубке собрался весь цвет интеллигенции, пара лысых дядек лет под 40,попивая портвейшок, рассказывали пошлые анекдоты разновозрастным телкам, в углу стояло королевское ложе из трех кушеток, накрытых огромным количеством матрасов, сверху над этим ложем эдаким балдахином спускался прожженный в некоторых местах тюль. Среди множества катушечных магнитофонов, ламповых усилителей и огромных похожих на чемоданы колонок, это ложе выглядело странновато.
Я поздоровался, внимания на меня особо не обратили, и выпив по стаканчику за знакомство, мы поспешили во второе злачное место.

        Подойдя к довольно не хуево выглядевшей избушке, Мишка открыл дверь и крикнул куда то во внутрь :
- Петрович, ты один там?-
В ответ тишина. Заходим во внутрь, ебаать, такого срача я ещщо не видел. В одном углу ведро, по ходу с блевотиной, в другом штук двести общепитовских тарелок с присохшими объедками, на столе те же тарелки только с более свежими остатками закуси вперемешку с бычками.
- Эт мы ему сюда жрачку из столовки таскаем, а тарелки в конце смены уберем, ага, хуле па сто раз их атнасить – объяснил Мишка такое невъебенное количество посуды, расталкивая спящего на топчане сторожа.
      Вия, видели блять, в адноименном фильме, так вот  Петрович паходу был его братом.
Смачно харкнув в сторону ведра, он протянул невесть откуда взявшийся стакан, и моя «Зубровка»  весело забулькала.
- Краев штоль блять не видишь - сурово пробасил Вий в сторону Мишки, внимательно разглядывая количество налитого.
Тот уже въебал, и отковыривая присохший кусочек от тарелки, с наслаждением поведал:
- Это самое пездатое место в лагере, я тут душой отдыхаю-
- Сюда не адна сука не суетца - пояснил Петрович, направляясь к ведру – Вы тут эта, закусите, а я пайду пассу –
        Утро следующего дня, я на работе, вот ведь блять парадокс, дома за все свои 18 лет ни одной тарелки не вымыл, а здесь ничего, хуячу только брызги летят.
К обеду появился радист, сфокусировав на мне свой мутный взгляд, он задал один единственный вопрос:
- Когда проставлятца буишь?-
Вспомнив вчерашнее, я чуть не блеванул в свежевымытые кружки.
- Ладна, с тебя 12 рублей, и после ужина ждем в радиорубке-
Ну, двенадцать так двенадцать хуй с им, когда то же должна эта простава кончитца.

          Вечером, съебнув от Мишки, пытавшегося затащить меня опять в самое пездатое место, я поплелся в радиорубку. Сидеть среди 40-ка летних инженеров и петь с ними песни Окуджавы под гитару,  ни хуя не хотелось. Поэтому по дороге был разработан план действий: захожу, быстро наебениваюсь винцом, и быстро ухожу.
Плану удалось сбыться ровно на половину, оказалось, хуево знал я инженеров, они и не думали петь песни. В радиорубке веселилось довольно приличное количество теток, которые рассевшись всему мужскому населению на коленки, принялись накачиваться винчиком и неизвестно откуда взявшимся коньяком. На меня навалились чьи то сиськи, причем выглядело это так как будто я здесь уже лет пять бухаю, и сиськи поварихи на моём плече эт вполне нормально. Сиськи это конечно заебись, единственное несколько напрягала разница в возрасте, в то время жизнь для меня заканчивалась где-то между 25-тью и 30-тью годами, -  дальше шли пенсионеры. Так вот, владелица сисек была уже в переходном периоде. Я собссно говаря таких теток по имени- отчеству называю, а тут как быть? Дорогая Марья Иванна разрешите потрогать вас за жеппу?

        Мои раздумья прервали две подружки – официантки, появившиеся в проеме двери. Потеревшись напоследок о сиську поварихи, я перебрался поближе к подружкам, хуе-мое, познакомились, они только после института, я тоже накинул себе пару годков, кароче через пол-часа мы уже прогуливались по ночному лагерю и я в уме строил ахуительные, с моей точки зрения, планы.
      Мешало одно, ухаживать за двумя телками одновременно я не хуя не умел, особенно если эти две телки постоянно вместе, и выебать охота обоих. На следующий день, посидев у них в гостях в маленьком двухместном номере, после отбоя я поплелся к себе.
Хуяк, дверь закрыта. Мишка, сцуко, опять у сторожа, небось. Надо бы пиздовать за ним, ключи взять. А, нахуй сторожа.
Разворачиваюсь, пиздую опять к телкам. Те уже легли, закрылись, но впустили. Стоят, закутавшись в одеяла.
-Хуле стоите - говорю – Спать у вас буду, да не бойтесь на полу-
-Да спи, - говорят – Нам та хуле, только не храпи-
Постелил одеяло на пол, подушку какую-то пионерами обоссаную, мне принесли, свет выключили, разделся, лег. Какой там спать, справа тёлка, слева тёлка хуй стоит шопездец. Эх, бля, щас бы ещо кого, компанию разбавить, а то, как я один, а их двое.
Минут пятнадцать прошло, не выдержал, поднимаюсь с пола, лезу к той в кровать, что поближе.
- Двигайся - говорю – Люблю я тебя, Наташ.-
А сам хуем ей в жеппу упираюсь, рукой грудь ощупываю.
Наташка видать ждала моего вторжения. Хуек мой деловито ощупала, и на ухо зашептала:
- Я  -  говорит, - Не такая как ты думаешь, я для себя решила, не давать никому в лагере, а то слух потом на весь завод пойдет, -
- Вот мудак, - думаю – Нахуя в эту кровать палез, а не в соседнюю.-
А она тем временем, надрачивать мне продолжает, и какую то хуйню шепчет, што мы типа, узнать должны друг-друга побольше, да и вообще у неё в Москве парень, и скоро свадьба.
            Выслушав всю эту мудистику, я радостно кончил ей под одеяло и подумал:
- А какая собственно говоря разница, между  её дрочкой и еблей? И не дав мне, она типерь думает, что своему мудаку она не изменила? Один хуй на заводе расскажу, что выебал! – с этими мыслями я спокойно уснул.

        Ещё пару дней мы позанимались такой платонической блять, любовью, и я, дождавшись выходных и приезда Наташкиного жениха, благополучно свалил в соседнюю кровать к её менее принципиальной подруге,  где и проебся все оставшееся до конца смены время.        Естественно, я стал в  глазах Наташки  крупной сволочью, что, в общем, не мешало мне буквально у неё на глазах поебывать охающую подружку, и  разгуливать ночью по их комнате со вставшим хуем в поисках графинчика с водичкой.


                                                                                                                      (Окончание следует)