фото из сети

    Разбился самолет - 9 июля, на посадочной полосе, в Иркутске. Наверное, в баках осталось много керосина – полыхнул, как факел, зацепившись крылом о строения. Топливо у самолетов в крыльях.

      Лучшая защита – думать о том, что это где-то очень далеко, почти неправда. Мало ли мы видели американских фильмов-катастроф, в которых бегут по полю чудом уцелевшие люди, плачут и падают в объятия спасателей? Только, по ходу, спасателей и пожарных, как всегда, не было – они подъехали позже. Обожженные раненные разбредались по прилегающим к аэропорту улицам, ничего не соображая после пережитого ужаса. Все это можно прочитать в сети – описаний трагедии достаточно. И фотографий – тоже. Клубы дыма, пламя, хвост самолета, выкрашенный в веселенькие цвета, надпись «Сибирь»…

      Я хочу сказать, что не удивился, когда услышал, что разбился самолет «Сибири». Это не злорадство, когда гибнут люди – всегда страшно. Упаси, Господи, от такого – всех, всех, всех. Просто я летал на самолетах этой компании, пассажиром. Последний раз – три года назад. Хорошо запомнил дорогу – и «туда», и «обратно», чего не могу сказать о последующих рейсах. Остальные рейсы были нормальные, поэтому даже названия компаний не отложились в памяти – чего их запоминать, ну слетал, и слетал!

      Из Владивостока тогда мы вылетели без происшествий. В Новосибирске – дозаправка. Посидели минут сорок в зале для трансферных, повтыкали  ТВ, пивка выпили. Поднялись на борт снова, самолет на взлет пошел. Тут какая-то суета в проходе между рядами. Поворачиваю голову – еблан, лет сорок, из разряда «за солью с гор спустился» - стоит, пританцовывает, и в сторону парнишки (в кресле сидит, с другой стороны) пальцем тычет. Что лопочет – непонятно, но что-то воинственное, и по шее себе ребром ладони чиркает. Говорю: «Слышь, дорогой, сядь, не надо здесь прыгать!» А он не слышит. Оказывается, он на парня за что-то в зале ожидания обиделся, и танец воинственный исполняет. А потом – «рэзать будет». Тот сидит не живой – ни мертвый (молодой совсем, потерялся), только «да че те нало, придурок?» и может сказать. Самолет высоту набирает, а этот индеец скачет. Заглянул к нему в глаза – все ясно стало. «Не здесь» он – уколотый. Стюардесса рядом появилась – за локоть: «Гражданин, успокойтесь…» Гражданин ее передними конечностями в грудь лягнул. Сзади два морпеха сидели. Солидные такие дядечки, в камуфляже, один – полковник, килограммов на сто пятьдесят, второй – майор, полегче. Коньячком разогрелись.  Они тоже все это с самого начала пасли. Недобрыми глазами следили – может, Грозный за плечами, а может – просто, хуету всякую не любят. Поднялись. Не, они даже попросили его вначале успокоиться – словами. Потом полковник приложился один раз, кулак – как голова. «Мститель» - с копыт, вытянулся в полный рост на дорожке, лежит. Только расселись мы своим местам – а он опять, лезгинку выплясывает. И уже всем грозит: «Сядем, пряма в Дамадедава убиват вас будем!» Как его пиздили! Летал по салону, словно тряпичная кукла. Только ему все похеру – под дозой ведь. Голова уже – как творенье Пикассо, зеленая, с углами. А он – все равно, вскакивает, и – «Хай-нэ-нэ!... Рэзать, рэзать, рэзать будим!» Я пошел к девчонкам, говорю: «Дайте веревки, или полотенца, а то его убьют просто». Привязали к креслу. А он рычит, скулит, узлы зубами грызет… Минут через двадцать развязался, вскочил. Опять бить стали. Опять скрутили. И так – всю дорогу. Я бортпроводницам говорю – вы с землей свяжитесь, сдать его надо, а то мало ли… Помог правильно заявление составить, мол «на борт поднялся трезвый… привел себя в состояние наркотического опьянения… нарушил правила… пренебрег безопасностью при взлете… потерял равновесие, упал, опять упал… находясь в невменяемом состоянии наносил себе травмы, угрожал пассажирам и экипажу…» В общем, у трапа его приняли. Я, когда выходили, спрашиваю: «А где же ваша служба безопасности? Ведь должен же кто-то в салоне для таких случаев находиться…» Стюардесса только рукой махнула.

      Обратно с той же компанией возвращался. Билет «туда-обратно», разумеется, взял. Чтобы со скидкой. Лето жаркое выдалось, торфяники горели. Дым потянуло в сторону Домодедово, часа на  четыре сбилась работа в аэропорту. Сразу же объявления пошли. Мол, «приносим извинения… предлагаем переместиться в Шереметьево… Внуково… будете переданы перевозчику… автобусы ожидают…» Это понятно – всякое бывает. Аэропорт почти опустел. Пассажиры побурчали, и их увезли. Но - только не авиакомпании «Сибирь»! Мы сидели, как бараны. Не потому, что тупые и упрямые, а потому, что информации никакой не давали. «Рейс задерживается» на табло, и все. В отделении «Сибирских Авиалиний» никаких комментариев не дают: «Ждите!», мол. Сидели часов восемнадцать. Уже работа наладилась на поле, уже пассажиры новые понаехали, улетают-прилетают, а мы – как изгои, кто на чемоданах, кто на лавках. Какая-то невеста, в свадебном платье, прям на загаженном полу. Дети ноют, взрослые мрачные. Вначале пивом догонялись, кто-то блюз лабал… А тут – уже ни денег, ни пива. Не до блюза стало, ценник в Домодедово – сами знаете! Сотрудники «Сибири» попрятались – народ озлобился, а они ничего ответить не могут. И билеты отказываются принимать обратно. Кассир вообще сказала: «Сдавайте там, где брали! Во Владивостоке брали? Там, значит, и сдавайте!» Напрасно она это сказала – убегать пришлось. Поймали грузчика со значком «Сибирь», пару раз ему в рыло дали. Ни за что, в общем. Потом разломали ограждение, и толпа хлынула во внутренние помещения – дирекцию искать. «Бессмысленно и беспощадно…», как классик говорил.  (Это «вмешательство в работу» называется, так в уголовном кодексе написано…) Директор (или и.о. директора – я уж не помню) в кабинете прятался. Дверь высадили, в помещение народ ворвался… Что-то там на ходу опрокинули, монитор полетел, провода… Он к окну прижался, бледный, трясется, говорит: «Я не знаю ничего, не знаю… От Новосибирска все зависит…»

      Короче, посадили нас в самолет. Прилетели мы в Новосибирск. Там нас никто не встретил, пытались с поля выгнать, но мы пикет на посадочной полосе организовали, пришлось зам. директора на разговор выходить. Пообещал отправить домой через сутки, мол, самолетов нет, а передать другой компании, как это в законе прописано, не можем, увольте уж. Стребовали с него кабак и гостиницу. На следующий день оказалось, что в самолет влезут не все. Тянули жребий, несколько человек остались. Когда взлетели, оказалось, что летим не во Владивосток, а в Иркутск. Но все уже настолько измучены были, что даже не дергались: «Какая разница, куда? Главное, что летим!» Когда самолет пошел на круг над Иркутском, один двигатель вдруг замолчал, и мы на бок ухнули. Потом мотор заработал, завелся, пилот самолет выровнял. Жена говорит: «Это что, яма была?»
«Да», отвечаю, «не волнуйся!» Вышли на поле. К лайнеру от здания аэропорта уже несколько человек подбежали. Стоят возле командира, тот нервно курит, и руками им показывает, как на посадку заходил, и как на бок завалились. Обернулся – пассажиры, как приведения, стоят сзади полукругом, смотрят. Замолчал, и с товарищами куда-то ушел. Ночь, холодно, даром, что сентябрь – на бетонных плитах изморозь. Перебрались в здание аэропорта. На последние выпили, омулем закусили. Тут я и решил – доберемся до дома живыми – в суд подам на этих сук. Не на персонал, те не виноваты, на компанию. Страшно просто: техника старая, организация – никакая. Люди копейки пытаются сэкономить, цены-то конские, вот и летают с этими уродами… А тут вот… Не долетели все-таки… Те, кто 9 августа на посадку шел… Пусть им будет легче в следующей жизни…

      А суд я выиграл. Полгода дело тянулось. Хотел две с половиной, выплатили всего шестьсот баксов. Но – все-таки. Я о «предпосылке» над Иркутском в иске вообще не упоминал – все равно доказать невозможно. Судился за нарушения, допущенные во время перевозки и просрочку. Больше двух суток везли. Хотели на «метеоусловия» все свалить, не вышло. По ходатайству запрос в диспетчерскую службу аэропорта из суда послали – о фактическом времени взлетов и посадок самолетов других компаний в указанный период. У других компаний, оказалось, погода летная была. Пассажиров было около сотни, а до суда один я дело довел. Может быть, если бы все мы понастойчивее были, когда надо – в суд, когда надо – в морду, глядишь, и жизнь бы лучше стала? Ну, совсем немного…