Авторское предуведомление: текст занимает на бумаге 20 страниц 12 кеглем, то есть 52 тысячи знаков с пробелами (почти полтора т.н. авторских листа). Если кого-то эти числа угнетают - аккуратно закройте окно браузера (либо щелкните мышью по кнопке "назад") и пиздуйте по известному адресу читать анегдоты. А лучше поработайте.

Глава 1

— Да не,  Лех, ты чего, смеешься? Зачем мне кот? — Ваня обсыпался пеплом и, сонно чертыхнувшись, принялся отряхивать майку.
С площадки дуло, босые ноги зябли на плитке, и ему хотелось обратно в постель. Воскресенье, девять утра, и коварные планы в отношении мирно сопящей жены еще не воплощены в жизнь… кой черт еще гости в такое время. Да еще с такими подарками.
Леха сконфуженно улыбнулся и перехватил коробку поудобнее. В ней что-то зашуршало, и в овальной прорези для пальцев сверкнули два широко расставленных желтых глаза. Глаза с ненавистью и недоверием уставились на Ваню.
— Ну, посмотри сам, какая лажа получается: ты познакомился с какой-то бабой в интернете, поболтал с ней две недели в аське на своем ломаном немецком, а теперь… — Ваня шмыгнул носом. — А теперь ты, не подумав, пихаешь мне свое животное, потому что потерял где-то мозги, и тебе надо ср-р-рочно валить во Франкфурт. Вот только одна проблема: я с кошаками дела не имею. Вообще.
— Понимаешь, у нее день рождения сегодня, я если не успею, то, считай, конец отношениям… — мямлил приятель, потряхивая коробкой. — Самолет через полтора часа, я уже вещи собрал! Билеты еле взял! Там же Чемпионат счас проходит, все рейсы забиты… Ну мне нельзя не полететь, ну ты же знаешь! Ну что тебе, трудно, это ж всего на пять дней!
Ваня закатил глаза в притворной муке.
— Леха, ты маленький, что ли? Тебе наших баб недостаточно? Вон, по улицам косяками рассекают! Тьфу… Это, ядрён батон, пионерия какая-то! Тридцатник скоро, а ума до сих пор нет. Ну какие серьезные отношения могут быть по сети! Она ж стерва, эта твоя Анхен, это сразу видно! Не спорь, я эту породу насквозь вижу. Ни одна нормальная баба не станет мужику такие вещи в последний момент сообщать! А тем более, требовать приезда! Ну, чего набычился, правда глаза колет?
— Кто бы говорил! — Лицо приятеля приняло уксусный вид. — А твоя Вероника, можно подумать, не стерва! Как чуть что: «Леха, пошли выпьем, а то жена допилила вконец». Или забыл уже? А? И ты сам, сам как будто ее не на форуме у себя склеил…
— Тише ты! — угрюмо шикнул Ваня, жалея, что впустил друга в тамбур. Он плотно прикрыл дверь квартиры и, присев на тумбу для обуви, затушил бычок в баночке. — Моя хотя бы не во Франкфурте живет!.. И ультиматумов мне никогда не предъявляла!
— Хех. Еще бы она тебе условия ставила. Лимита….
— Я кому-то счас в грызло дам, — Ваня выпятил челюсть, как всегда делал, когда сердился. — Она моя жена, понял? Тоже мне, коренной москвич нашелся! Сильно умный… Полетишь к своей фашистке — сразу догонишь, что такое приезжим быть.
— Она не фашистка!
— А я не кошатник, т-твою мать! Непонятно, что ли? И вообще! Я их на дух не переношу, блин! Ссут по всем углам…
— Кто-о? Немцы ссут??
— Кошки, ёпт! — Ваня постучал себя по лбу. — Ты что, совсем бум-бум стал на почве интернет-зависимости? Так это лечится — выпиваешь пузырек чернил для принтера, желательно зеленых, потом разбегаешься и бьешься головой об стену. Если повезет, черепушку сломаешь.
Он сплюнул себе под ноги, чувствуя, как нахлынувшая досада едкой кислотой растворяет обрывки кинопленки с записью недосмотренных снов. Дал же бог дружка… Тормоз тормозом, зато самоуверенности — на троих. Неудивительно, что таким только немки и дают. Страшная, поди, эта Анхен, как атомная война…
Задетый за живое Леха поиграл желваками, но решил что перепалку затевать себе дороже. Он кинул опасливый взгляд на часы, поставил ящик на пол и присел на корточки.
— Это очень породистый кот, — сказал приятель проникновенно. — Он только в коробку ходит. И родословная есть. Я всякое говно не покупаю.
— А, так ты его еще и купил, оказывается. Гм. Что-то я никогда не замечал в тебе любви к братьям меньшим…
— Так это для расплода. На выставке отхватил по случаю, хозяин еще охал, не хотел отдавать. Котята знаешь какие дорогие? Каждый — полторы сотки евриков! Десять вязок — полторы штуки в кармане! Кошаки быстро плодятся…
Ваня покачал головой, глядя на ящик. Оранжевые глаза продолжали сверлить его через бойницу.
— Не упрашивай. Вот же ж… бизнесмен недоделанный. Ты только на кошках еще не тренировался…
Леха сделал умоляющее лицо.
    — Да это классный котик. Ты только глянь на него, какой красивый! — он полез в ящик.
Едва створки крышки откинулись, из его глубин шерстяным фейерверком взметнулась толстая серая пружина. Леха отшатнулся. Коробка, отброшенная сильными задними лапами, кувыркнулась в сторону, и серая комета, на долю секунды задумавшись над направлением движения, молниеносно юркнула в щель приоткрытой сквозняком двери.
— Чего это он, — растерянно пробормотал Леха. — Всю дорогу смирно сидел…
Ваня с чертыханиями поднялся с тумбы, отстранил приятеля и пошел в квартиру. Еще не хватало ловить маленького засранца…

* * *

В прихожей кота не было. Он проверил кухню, заглянул в гостиную, пошаркал в спальню и столкнулся в дверях с женой.
Одетая в розовый махровый халат Вероника зевала во весь рот. На руках у нее сидел плотный кругломордый кот с толстой шеей. Уши у кота смешно висели кпереди, словно клапаны у конверта. Беглец настороженно следил за Ваней, но попыток вырваться не делал.
— Это чей? — улыбнулась Вероника, гладя кота по горбатой спине. Короткий густой ворс, одевавший его, напоминал плюш и красиво отливал серебром. — Ой, муркает…
Коридор наполнило размеренное урчание маленького компрессора.
— Это мой, — сообщил приятель с натянутой елейной улыбкой. — Красавец, правда?
Ваня обернулся и с неудовольствием отметил, что Леха тоже вошел в квартиру.
— Ника, — сообщил он, стараясь придать срывающемуся от ярости голосу тон благодушной иронии, — вот он хочет оставить у нас своего бегемота на пять дней. А я ему говорю…
— Вер, ну это ж совсем недолго, правда? — залебезил, перебивая его, Леха.
— На хрен твое «недолго»! — громыхнул Ваня, сжимая кулаки. — Я не собираюсь говно с ковров подбирать! А он еще, наверно, и когти чешет! И шерсть роняет!
— Ну чего ты, Вань, — улыбнулась Вероника, почесывая кота за ухом. — Гляди, кайфует, аж глаза закрыл… И как зовут это чудо? — Она перевела взгляд на Леху.
Приятель поморщил было лоб, потом пожал плечами.
— Я не знаю вообще-то. Там в родословной записано, имя аж из четырех слов, я даже запоминать не стал… Кот и кот.
— Герой, — усмехнулся Ваня, забирая кота у жены. Тот вертелся и шипел. — Даже имени не запомнил. Давай, неси сюда коробку.
Поскучневший Леха беспрекословно погрузил животное в картонную тюрьму. С безнадежностью в голосе поведал Веронике, что порода называется ирландская вислоухая, и что опущенные уши — последствия естественной генной мутации, происшедшей с приплодом кошки одного фермера в начале шестидесятых. Рассказать про цену на котят Ваня ему не дал — отконвоировал к двери, ехидно добавив в спину:
— Отвези кота своей фрау, она наверняка будет очень рада такому неожиданному подарку.
— Может, чайку? — запоздало засуетилась жена, пытаясь сгладить неловкость ситуации.
— Нет-нет, ему надо очень спешить, а то опоздает на свой самолет, — заверил Ваня, заботливо закрывая за приятелем дверь и для верности накидывая цепочку. — Пускай, если хочет, обращается в общество любителей животных. Казанова хренов…

* * *

— А зря ты с ним так, — говорила Вероника спустя полчаса, намазывая хлеб вареньем. — Такой кот симпатичный…
Ваня поперхнулся чаем.
— Симпатичный?! — возмущенно выкашлял он, отставив недопитую чашку. — А ты знаешь, что кошки распространяют фасциолёз, токсоплазмоз, стригучий лишай, хламидиоз и еще кучу разных болячек? Ника, ты же сама понимать должна, что место всех этих тварей на улице.
— Он породистый, — по инерции продолжала возражать жена, думая о чем-то своем. — И потом — всего несколько дней…
— Несколько дней! Да ты бы тут сама потом жить отказалась — через несколько дней! Они наглые и вонючие. Недавно у Севы на даче были, он туда зачем-то своего кота решил взять, так этот придурок ещё по дороге обделался, да так обильно, всё сиденье засрал заднее… Фу!..
— Ладно, проехали, — Вероника зевнула, вставая. — Иногда мне кажется, что генная инженерия на тебя пагубно действует. Я буду завтрак готовить. И не буду возражать, если ты мусор вынесешь, а то картошку чистить уже некуда.
Она порылась в пластиковом пакете и вывалила на стол несколько огромных клубней.
Продолжая бурчать, Ваня поволок переполненное ведро к двери. Отстегнул цепочку, шагнул в перегородку и, замолкнув, уставился на пустую коробку из-под телевизора, задвинутую в угол. Возле коробки сидел кот и флегматично умывался.


    Глава 2

— Нет, ну ты представляешь какая скотина! — под шипение бьющей в умывальник струи в ванной камерно перекатывался сдержанный мат. — Он, тварь, еще и кусается! Наглости хватает! А Лехе я точно в рыло дам, когда вернется. Телефон отключил, сволота…
— Ну, ему наверно не оставалось ничего другого, — отвечала Вероника, одной рукой копаясь в аптечке, а другой продолжая вбивать в мобильник длинную эсэмэску. — И к тому же в самолетах обычно требуют отключать мобильники.
— Да мне плевать! А вдруг у него бешенство?..
— У Леши-то?
— Очень смешно! — разъяренный Ваня отшвырнул полотенце, подставляя влажную руку под полоску бактерицидного пластыря. — От этого кота надо избавиться, говорю тебе…
— Да ладно — избавиться. Всего три дня осталось, чего ты, не вытерпишь?
— Я его повешу, бля!
— Кота?
— Нет, Леху! Хотя и кота тоже надо. Черт, криво налепила… Можешь ты, елки-палки, от своего долбаного телефона хоть на минуту оторваться?! — окончательно рассвирепел он, в бешенстве потрясая обмазанными йодом ладонями.
— Не нравится — сам бы и лепил!
Кот невзлюбил Ваню с первой же минуты. В пластиковый кошачий туалет, вложенный предусмотрительным приятелем в коробку, он ходить отказался — вместо этого демонстративно нагадил на платяном шкафу. В понедельник с утра кот нассал во все туфли, стоявшие под вешалкой, и на работе Ване пришлось весь день париться в зимних ботинках. А вечером, когда он наконец-то изловил зловредную бестию, намереваясь потыкать носом в содеянное, кот с воем извернулся, ощерил пасть и вцепился обидчику в запястье.
В данный момент серая тварь скрывалась под диваном, светя оттуда двумя желтыми топазами и шипя при каждой попытке выгрести ее наружу шваброй.
— Не выключай комп, я посижу еще, — попросил Ваня Веронику, отчаявшись достать противника из укрытия. — А этот пусть прячется, если хочет. Всё равно поймаю и усы на кулак намотаю… Урод вонючий, чтоб он сдох, обормот!
— Как хочешь, а я сплю, — пробормотала жена, настраивая будильник в телефоне и выключая ночник. — Он захочет есть — сам выйдет.
Ваня уселся за клавиатуру, закурил, залез на сайт «Любовь и ненависть» и внедрился в облюбованную еще вчера тему «Кошки». Через пять минут его пальцы уверенно отстукивали:
«Главное — они подлые и вероломные. Сколько бы ты её ни любил и не кормил, она всё равно сожрёт твою канарейку или хомячка. А ещё кошки — плесень. Они плодятся быстро, сволочи, загаживая всё вокруг. Они убивают и пожирают беззащитных птичек и хомячков. Они плодятся быстро как плесень и их очень много. Они орут и воют, особенно весной. Я ненавижу этих тварей и придумываю им всякие казни: зажаривание (живьём, конечно), автоклавирование, медленная декапитация, криостатирование (замораживание, проще говоря), закапывание и т.д.
Потому что они гады, мерзость. Правильно тут кто-то сказал: то, что они такие хорошенькие и пушистенькие — это просто природный защитный механизм. Иначе бы их давно всех уничтожили. Полностью согласен. Я вообще-то не садист, но с ними надо что-то делать. Моя любимая казнь — гомогенизация в измельчителе и разделение на фракции в центрифуге. А также погребение заживо. А также пропускание тока. А также утопление. А ещё расстрел».

* * *

К четвергу настроение Вани окончательно испортилось. Дикая природа планомерно наводила в квартире свои порядки: за прошедшие два дня кот нашел несколько новых укрытий и отпраздновал это дело расцарапыванием дутого диванчика в гостиной.
Есть скотина по-прежнему отказывалась, воротя нос от оставляемой Вероникой сметаны, молока и рубленого минтая. Голодовка носила явно протестный характер, потому что мисочка на кухне каждый раз оказывалась перевернута, а еда размазана по всему полу.
Гадил кот, тем не менее, регулярно, в сжатые сроки успев отметиться под ванной, за диваном и в спальне на стопке свежего постельного белья. В последнем случае вислоухий разбойник постарался особенно вонюче и жидко — зеленый от злости Ваня, обнаружив «подарок», швырнул загаженные простыни и наволочки в мусоропровод.
В квартире медленно, но верно устанавливался кошачий запах. Вероника утверждала, что ему мерещится, но Ваня всюду слышал вонь экскрементов, которую не могли перебить никакие ароматизаторы. Массированное окуривание комнат табачным дымом привело к тому, что некурящая жена, вернувшаяся вечером от подруги, взбунтовалась и поехала обратно, оставив его ночевать в гордом одиночестве.
Спать Ване не пришлось. К полуночи у шерстяного оккупанта прорезался неожиданно мерзкий и густой голос, похожий на вой терменвокса.
— Бля-а… Да что ж такое! — отшвырнув недочитанный покетбук, Ваня зажал уши ладонями.
Кот не унимался. Песнь его звучала столь трагично, будто паршивцу закручивали тисками яйца. Это было хуже радиопопсы. Надоевшее радио по крайней мере можно было вырубить хорошим пинком. Спрятавшегося кота выключить возможным не предоставлялось.
До самого рассвета по комнатам плыли тошнотворные причитания, от которых ныла голова и хотелось громко скрипеть зубами. Запершись в спальне и напялив наушники с хэви-металом, Ваня сосредоточенно печатал:
«Там, где живут кошки, никогда не прекращается вонь. А кошачьи какашки — это не просто зрелище. Ладно, если бы страдали только мои эстетические чувства. Но нет. Кошка — источник заразы. Кошка — это токсоплазмоз, описторхоз, микроспория. Может быть, для вас это только бессмысленные термины (buzzwords), но за этими терминами стоят трудно излечимые, заразные, опасные болезни! А про бартонеллёз, он же лимфоретикулёз, он же «болезнь кошачьей царапины», слышали? Отвратительное заболевание!»
В четверг ему удалось застать мерзавца на кухне, где тот лакал воду из-под крана, упершись лапами в пирамиду грязных тарелок. Задохнувшись от ярости, Ваня протянулся к кошачьей шее, но тут совершенно некстати вмешалась жена, и воспользовавшийся секундной заминкой вредитель благополучно смылся.
— Неэтично бить животных, — объяснила Вероника свою позицию, сметая с пола осколки.
— А это — этично? — Ваня тупо смотрел на глубокую царапину, набухающую на тыльной стороне ладони. — Это что, скажи, нормально? Он, падла, мне вены чуть не вскрыл! Счас найду плоскогубцы, все когти на хер повырываю! Ну, Леха, ну, сука…
— Слушай, сколько можно ныть? — Жена швырнула веник в пенал под мойкой. — Подумаешь, кот царапнул! Ты его ударить хотел, вот он и ответил как мог! Чего теперь жаловаться?
Ваня замер, не веря своим ушам. Ощущение было такое, словно ему без предупреждения сунули ногой под дых.
— Раньше бы была внимательней ко мне, — сказал он ломким, противно дрогнувшим голосом.
— Раньше и ты на слабых руку не поднимал, — бросила нахмуренная Вероника, покидая кухню. На секунду задержалась в дверях, оглянулась на мужа, продолжавшего стоять с нелепо отставленной рукой. — Чего ты так на меня смотришь? Показать, где аптечка?
Ваня медленно покачал головой и без сил опустился на табуретку. Кровь стучала в висках адским бумбоксом, стекала по дрожащим пальцам и капала на пол.

* * *

«…Надо сделать так: закрыть коробку с кошками, котами и котятами, а потом через дырочку напустить туда хлорофоса. А потом всю эту дрянь вместе с коробкой на помойку отнести.
Вот тут мне пишут, что я, дескать, с ними обращаться просто не умею. Согласен, не умею. Но правильные примеры иногда перед собой вижу. Есть у меня, например, такой знакомый, учёный-физиолог. Изучает лёгочную гемодинамику и её регуляцию. Возьмёт, бывает, кошку, сделает из неё препарат: выпотрошит лёгкие, трубочек навставляет всяких, насос подключит, компрессор, инжекторы автоматические, компьютер. Чего-то записывает. Спросишь у него: «Вадим Иванович, не жалко вам кошку-то? А он говорит: «Да при чём тут жалко-не жалко, это же научные исследования!» А кошечек потом в специальный маленький крематорий относит.
Ох, чуть не забыл. Я вот какую казнь придумал для котяток: положить котёнка в рукавицу брезентовую, взять рукавицу за краешек, и об край стола со всего размаху: БДЫЩ! Всё, привет котёночку. Кайф. Правда, рукавицу придётся выкинуть. Так что лучше всего кошку просто придавить сапогом и в мусоропровод спустить…»


Глава 3

В пятницу Леха не вернулся. Не появился он и в субботу. Домашний автоответчик гудел голосом приятеля: «Оставь надежду, всяк сюда звонящий» и заливался идиотским хохотом. Мобильный номер отфутболивал эсэмэски, сообщая о временных проблемах с роумингом.
Генеральную уборку пришлось отложить. Прогонявшись за котом весь вечер, Ваня выставил его в тамбур и заявил, что до возвращения приятеля животное в доме не появится. Но к ночи оставленный наедине с собой серый мерзавец душераздирающе раскричался, и сердобольная тетка из соседней по тамбуру квартиры позвонила к ним в дверь, сообщив, что «бедный котик не может попасть домой». Пришлось забрать. Под одобрительным взглядом очкастой карги кот гордо прошествовал по коридору и развалился в спальне на подушках.
Закрывая дверь, Ваня присмотрелся к обувной тумбе. На дереве темнели потеки кошачьей мочи, вокруг пары ботинок, стоявшей поодаль, выделялся нимб свежей лужицы. Когда он с рыком ворвался в комнату, держа в руке скрученное жгутом полотенце, вислоухий паскудник уже умывался на шкафу. В складках постели после него остались серебриться мелкие шерстинки, которые не удалось собрать даже пылесосом.
Невзирая на позднее время, Ваня затеял срочную стирку, а когда вернулся в спальню, Вероника уже посапывала, утонув лицом в подушках. Он осторожно откинул плед, пробежался пальцами по гибкой спине жены, чувствуя закипающее в животе возбуждение. Придвинулся, чтобы поцеловать ее в «кошачье место» между лопаток — и в этот момент Вероника лениво отвернулась, пробормотав  сквозь сон: «Мне нельзя сегодня».
Ваня задумался, как давно они не занимались сексом. Выходило, что после появления кота — ни разу. Это наблюдение почему-то неприятно его укололо.
«Во время месячных она трусы на ночь не снимает, — рассуждал он, откинувшись на подушку. — А раз сейчас без трусов, значит, просто дуется на меня. Всё из-за этого засранца с висячими ушами: сначала выведет из себя, а потом Ваня во всем виноват. Ничего, я ему еще устрою веселую жизнь… Он у меня, падла, срать разучится!»
Почувствовав позыв к мочеискусканию, он решил перед сном сходить в туалет. Прошаркал по коридору, щелкнул выключателем и подслеповато сощурился на кота, играющего на полу рулоном туалетной бумаги. Серый вредитель уже размотал рулон по всей длине и теперь с урчанием рвал ленту когтями, разбрасывая обрывки.
— Ид-ди сюда, сволота…
Одним движением он сгреб кота и шваркнул его в унитаз. Затолкал высунутые лапы под крышку и, усевшись сверху, дернул за ручку слива. Невзирая на обреченный захлебывающийся вой, спустил воду еще два раза и только тогда откинул сиденье. Разбрызгивая воду, жалкий и словно похудевший кот вывалился на пол и умчался на кухню с поджатым хвостом.
«Очень хорошо. Один-ноль в мою пользу», — подумал Ваня и принялся собирать раскисшую бумагу.
Утром, вставая с кровати, он вмазался обеими ногами в липкое кошачье дерьмо, аккуратно расфасованное кучками по войлочным тапкам.

* * *

«…Кошки — мерзость. Мерзость! Кто-то здесь очень мудро сказал: «...Их сущность открывается, если их хорошенько намочить». Да-да, так оно и есть. А после этого кошку остаётся только подбросить высоко вверх и выстрелить из ружья дробью. Лучше всего для этого смастерить специальную катапульту с пружиной.
А вообще, зря я ненавижу кошек. Ведь от них столько пользы! Можно на них испытывать боевые отравляющие вещества — VX, иприт, фосген, ну и зарин, конечно. Можно проводить острые медико-биологические эксперименты. Можно изготавливать препараты, я сам в медицинском институте любовался такими препаратами, как «Матка кошки с котятами», «Спинномозговые ганглии новорожденного котенка» и др. Можно студентам давать, чтоб учились делать операции хирургические. Можно лекарства новые испытывать, и так далее.
Павлов вообще многого не понимал, когда собачек кромсать начал. Зато, заметьте, самим собакам насчет кошек ничего объяснять не надо. Вот булгаковского Шарика я считаю однозначно положительным персонажем. «Мы их душили-душили… душили-душили…» — помните? Золотые слова ведь! А «Кошачье сердце» — это разве пристойное название для книжки? Чепуха это, а не название!..»


Глава 4

    С момента исчезновения приятеля прошел уже месяц. Ваня неистовствовал. Ночами ему снилась встреча с фашистским иудой, обманом навесившим на его, Ванину, шею проклятого иждивенца. Он в подробностях представлял, как сначала ударит Леху в переносицу, потом добавит сцепленными кулаками по шее и начнет месить упавшего негодяя сапогами, однако на самом интересном месте всегда просыпался под звон будильника, чтобы в очередной раз разочароваться действительностью, где ничего подобного не происходило.
Тем временем гоняемый веником кот трудился не переставая: изодрал в клочья обои в прихожей, испортил в доме всю обувь, до которой не добрался раньше, и аккуратно раскатал по коврам шерсть. Теперь уронить на пол какую-либо часть одежды значило обречь себя на получасовую чистку. Если же ничего подобного долгое время не происходило, усатый бездельник восстанавливал статус кво, укладываясь спать на свежей глажке.
У Вани между тем прибавилось забот по работе, и времени на устранение последствий кошачьих диверсий стало не хватать. Обмозговав это дело и решив установить с гадким животным нечто вроде нейтралитета, Ваня со вздохом отказался от покупки электробритвы. Взамен он приобрел новый пылесос со встроенной турбощеткой, с которым совершал ежедневные рейды по квартире. Вероника морщилась от постоянного шума, мешавшего ей трепаться по мобиле, но ничего не говорила.
Кот благосклонно воспринял принесенный женой «Китикэт» и наконец-то начал жрать; также у серой скотины вскоре обнаружился нездоровый интерес к пище, совершенно для неё не предназначенной: суши, сухой колбасе и прочим деликатесам. Зная скверный характер четвероногого, Ваня втайне подозревал, что отощавший кот прекратил голодовку лишь по одной причине — ему стало нечем гадить.
Непонятно каким макаром научившись открывать холодильник, ирландский гастарбайтер при первой же возможности стащил из кухни сырую курицу, заготовленную для ужина, приволок ощипанный труп в спальню и так налопался, что его стошнило на разобранную постель.
«Китикэт» он воровал, раздвигая стеклянные створки серванта, а во время неправедной трапезы нередко развлекался игрой в кошачий гольф — к тому моменту, как хозяева додумались прятать угощение в оснащенную замком тумбочку стола, выставленные на полках сервизы уже недосчитывались многих «персон».
При всем этом вредитель еще успевал посвящать время охоте: в отсутствие людей кот часто залезал на форточку, выходящую во двор, и дежурил там, насторожив лапу с когтями-ключьями. Всасывая трубкой пылесоса разбросанные по паркету голубиные и ласточкины перья, Ваня качал головой и монотонно матерился себе под нос, желая разбойнику поскорее пасть жертвой птичьего гриппа, болезни Гамборо или на худой конец синдрома Ньюкасла.
Семейный бюджет нес ощутимые потери — кот проделывал в нем дыры с упорством трудолюбивого крота. Воспитательные контратаки, как то: побитие мерзавца тапками, прицельное метание связки с ключами и обещания экстрадиции — всякий раз разбивались о стену бестолкового жениного гуманизма и не достигали цели, отчего Ваня чувствовал себя связанным безруким импотентом. Боевые действия он ограничил точечными акциями и перевел в подковерный режим.
Под влиянием ярких внутренних переживаний, навязанных этой изматывающей войной, вечернее чтиво приобрело оттенок мрачной готичности. Порыскав в «Гугле» на предмет подходящей литературы, Ваня с удовольствием перечитал «Черного кота» Эдгара По и принялся за распечатку повести Стивена Кинга «Способный ученик». Особенный восторг у него вызывал эпизод, в котором престарелый нацист заживо поджаривает уличного кота в микроволновке.
В целом свет был не мил. В отношениях с женой возникла натянутость, а когда Вероника предложила дать животному имя, Ваня, заработавший часом ранее очередную царапину, разразился нецензурной проповедью и поинтересовался, не хочет ли она его тут заодно еще и прописать. Жена, которая сама еще не получила вид на жительство, восприняла это как выпад в свой адрес, и они смачно переругались.
Иногда ему удавалось на целый день закрыть кота на балконе — оставалась слабая надежда, что тот удерет к соседям. Но вислоухий паскудник каждый раз терпеливо дожидался возвращения Вероники и, примчавшись за ней на кухню, начинал требовать угощения. Жена сажала кота перед собой, пила лекарства от нервов и жаловалась на жизнь. Идиллия продолжалась до тех пор, пока однажды плюшевый воришка не поживился ее валерьянкой и в восторге не перебил все чашки.
— Может, нам его кастрировать? — задумчиво предположил Ваня, заглядывая на кухню, где обвалявшийся в муке из перевернутого пакета кот исполнял немыслимые кульбиты в обнимку с веником. — Меня этот марципан достал уже. Его не мукой, его клеем облить надо. «Моментом» лучше всего, чтоб пасть навсегда склеилась.
— А что, если тебе яйца отрезать, ты научишься мимо кружка не промахиваться? — парировала Вероника.
Она понесла замурзанного кота мыться. Тот выкручивался и пел песни, которые вскоре сменились воплями. Обиженный Ваня поплелся в спальню и, не раздеваясь, упал ничком на кровать.
    Когда обнаружилось, что стоявший в кладовке мешок с сахаром проссан насквозь, и все содержимое слиплось в один вонючий камень, Ваня понял, что имеет дело с настоящим отморозком. Свой пластиковый поддон кот обходил десятой стороной, и такими стахановскими темпами вскоре обещал завалить дерьмом всю квартиру. Однако покровительство жены, тайком называвшую ирландскую сволочь Дымком, исключало силовой вариант решения проблемы. Стиснув зубы, он сделал единственное, что могло хоть немного отвлечь его — с головой окунулся в работу. Домой Ваня теперь приходил часто заполночь, курил не переставая, а домашние уборки спихнул на жену. Вероника не протестовала.

* * *

«…Понимаю, что это не очень хорошо, но ничего не могу с собой поделать. Кошки вызывают у меня жуткое омерзение, прямо мурашки по спине.
Я люблю придумывать мегаломанические, циклопические проекты по переработке живых кошек. По ночам перед глазами встают огромные карьерные самосвалы, выгружающие десятки тонн живой котомассы. Исполинские бульдозеры ползут по дну чудовищного карьера. Неустанно вращаются лопасти циклопических котоизмельчителей. Кошачий вой тонет в скрипе и грохоте. Днем и ночью работают без остановки гигантские прессы, отжимающие десятки тонн жидкости из серой, отвратительной котомассы. Плотные серые брикеты, упакованные в плёнку, помещают в бесконечные железнодорожные контейнеры с надписями «TERMINATOR INTERNATIONAL INC. Котомасса прессованная, 56 тонн». На сортировочной станции ждут своей очереди бесконечные цистерны с надписями «Котомасса жидкая гомогенизированная» и «Выжимки кошачьи пастеризованные». Над землей плывет страшная вонь миллионов раздавленных кошек…»


Глава 5

Это был очень важный день. Завлаб Анатолий Павлович Скрябин, под чьим началом Ваня последние два года выводил генетически модифицированные культуры растений, по достоинству оценил его рвение к работе, переживавшее в последние месяцы небывалый взлет, и совершил знаковую вещь — доверил ему, как наиболее перспективному младшему научному сотруднику, написать доклад для ежегодной научно-практической конференции по вопросам клонирования. Сам при этом как будто сослался на занятость, но Ваня отлично понял, что его проверяют на прочность.
Завлаб был не тем человеком, чтобы доверить столь ответственное дело — от которого, кстати, в немалой степени зависела дальнейшая судьба их разработок — кому попало. Однако он уже шесть лет как превысил пенсионный возраст, и в последнее время у старика пошаливало здоровье. Анатолий Павлович нуждался в преемнике.
С начала текущего года Станция искусственного климата при Институте биоорганической химии РАН, где трудился Ваня, наконец-то начала оправдывать вложенные практичными финнами средства, и уже могла похвастаться кое-какими наработками в области биотехнологических методов в медицине.
Неудачу проекта с выведением морозостойких растений, которым внедряли ген придонных рыб, постарались забыть. Взамен этого новые проекты, разработанные на Станции, сулили выгоды еще более небывалые: фрукты повышенной сладости, устойчивую к пестицидам пшеницу, семена с оригинальной ДНК-маркировкой… Утереть же нос коллегам из Центра биоинженерии и Института общей генетики на предстоящем семинаре предполагалось жемчужиной коллекции — трансгенным табаком, куда вставлялся ген человеческого интерферона, отвечающего за устойчивость к вирусам.
Сроки поджимали. Несмотря на все ухищрения, последнюю ночь перед докладом Ване пришлось провести не в постели, а за вылизыванием текста. Обложившись справочниками, он перепроверял по три раза каждую цифру, прогонял через «Ворд» каждую сомнительную запятую. Случилось так, что у младшей дочери Анатолия Павловича накануне начались родовые схватки, и завлаб всех огорошил, улетев к ней до конца недели в Новосибирск. Онемевшему Ване он вернул черновик доклада со своими пометами, похлопал по плечу и сказал с усмешкой, что раз так расположились звезды, сам бог велел автору зачитывать свой доклад самостоятельно.
Клавиатура дымилась, толчками выплевывая на экран последние значки и формулы. Всю неделю, пока длился процесс, жена ходила на цыпочках и при возможности оставляла Ваню дома одного. Даже кот затаился в каком-то из своих логовищ, не решаясь открыто пакостить. Впрочем, кое-каких успехов он все же добился: страсть к охоте научила ушастого отворять форточку в любое время дня и ночи, и в результате сидевшего на сквозняке Ваню просифонило так удачно, что из носа теперь текло не переставая.
Он едва ли обратил внимание на ухудшение здоровья, только отметил, что перестал слышать кошачьи миазмы. Последние пару дней Ваня просто игнорировал всё, что не связано с работой, и кот, по-видимому, это чувствовал. Лишь иногда в дверях рабочей комнаты показывалась его усатая морда, с любопытством нюхающая воздух. В желтых глазах-плошках читалось: «Всё пишешь, брат Пушкин? Ну-ну…» Если на серую морду не обращали внимания, она нахально прижмуривалась, зевала и начинала беззастенчиво скрести языком органы размножения. Но стоило младшему научному сотруднику встать, носитель морды тут же испарялся в лучших традициях чеширских котов.

* * *

С утра Ваня забежал к соседу с пятого этажа, у которого имелся лазерный принтер, и распечатал доклад. Швырнул листки в раззявленный кейс, туда же бросил флеш-карту с сохраненным текстом, вызвал по телефону такси и принялся суетливо завязывать галстук. Новенький костюм висел в упаковочном целлофановом скафандре — опасаясь кошачьей шерсти, Ваня после покупки даже не стал его разворачивать.
— Что хоть за событие такое? — лениво поинтересовалась из ванной жена, вычерчивая на лице контур губ.
— Сюрприз! — устало улыбнулся Ваня, наливая крепкий кофе в выщербленную чашку, одну из немногих уцелевших после давешнего валерианового побоища. Говорить приходилось в нос. — Если выгорит, думаю, «старшего научного» должны дать…
«Не может же МНС сразу прыгнуть в завлабы», — пробурчал он себе под нос и едва заметно улыбнулся. «Доброжелателей», желающих отправить Скрябина на заслуженный отдых, в институте было намного больше, чем всех трансгенных растений, что им удалось вырастить за этот год. Но сегодня они кое-что поймут…
— Когда вернешься?
— Ой, поздно. На семинаре сидеть весь день, потом с финнами еще общаться, банкеты-шманкеты всякие… — Ваня встал в дверях ванной, отпил кофе и с удовольствием ощупал взглядом стройную фигуру Вероники. — Кстати, новое платье тебе идёт. Извини, что раньше не сказал. Всё дела, понимаешь, дела…
— Угу, — жена ловко вдела в ухо серьгу, словно вогнала патрон в автоматный рожок. — Пока ты на комплимент сподобишься, любая шмотка из моды выйдет. Так что пока ты щелкаешь, я перед Танькой зарисуюсь. Мы с ней счас по магазинам пойдем, мне туфли нужны.
— А работа?
— Какая работа? У меня отгул за субботу, а Татьяна с ребенком сидит. Ты что, забыл?
Ваня потер подбородок, посканировал для приличия память и махнул рукой.
— Ой, да я много чего забыл. И неудивительно, кстати. Месяц просто адский был. — Он сладко хрустнул челюстями и запил зевок кофе. — Такой ужас, знаешь…
Закрыв за Вероникой дверь, Ваня услышал писк телефона, и, пройдя в комнату, согласно покивал в трубку.
— Лиловая «Ауди»? Хорошо… Уже выхожу.
Он поочередно ощупал карманы, проверяя, всё ли захватил. Оценил в настенном зеркале безукоризненную ровность пробора. Чего-то не хватало…
Внезапно Ваню осенило. Он щелкнул пальцами, взял с полки парфюм Dunhill X-CENTRIC и густо им обрызгался. Агрессивный запах — это то, что ему сегодня нужно. И пускай самому не слышно — зато другие унюхают. Будут знать, с кем имеют дело!
Снизу просигналили. Поспешно защелкнув на кейсе замки, Ваня вышел из квартиры и вдавил кнопку вызова лифта.

* * *

В фойе нового здания Президиума Академии наук, где проходила конференция, дискретной массой топтались светила отечественной науки, озабоченно перемывая кости последней инициативе Министерства образования. Чуть в стороне вяло переговаривалась локальная стайка представителей СМИ. По слухам, к концу года всех научных сотрудников ждало серьезное повышение зарплаты, на котором настоял сам президент. Событие вроде бы радостное и, чего греха таить, долгожданное. Но палка имела два конца, и вслед за пряником должен был вступить в действие не менее серьезный кнут: во-первых, фиксированный возраст для пребывания на должности, во-вторых, контрактная основа, и в-третьих — ограничение на выезд за границу.
Ваня слушал вполуха, с беспокойством поглядывая на часы. Пожелавшие присутствовать на конференции лысеющие очканы из руководства финской корпорации, на деньги которой была выстроена Станция, пожелали опрометчиво пообещали приехать к девяти, но по дороге влипли в огромную пробку и парились в ней уже почти час. К счастью, начало тоже задерживалось — ожидали кого-то из начальства — так что был шанс, что горячие финские парни не прозевают его выступление.
В десять финны наконец отзвонились, что подъезжают. На душе у Вани полегчало, и как раз в это время среди ученой братии наметилось движение. Не переставая чесать языки, собравшиеся компактными группками стали неспешно подниматься по лестнице на четвертый этаж, где располагался конференц-зал, а поливший косой дождь загнал в здание тех, кто курил под козырьком у входа. У лифтов образовались очереди.
Ваня дошел в числе прочих до дверей зала, — его доклад был третьим по списку, и следовало быть наготове. Но ноги неожиданно понесли его дальше по коридору — туда, где располагались туалеты. Мочевой пузырь вопил от напряжения, и ему было просто необходимо опорожниться. Ваня понимал, что это не более чем нервная реакция, продиктованная важностью происходящего — ему никогда еще не приходилось выступать в столь помпезном месте — но решил не рисковать.
В мужском было пусто и просторно. Блистал кафель. Ваня положил кейс на широкий подоконник и повернулся к писсуарам.
Из крайней кабинки, расположенной у окна, раздался громкий звук спускаемой воды, и наружу выбрался, поправляя очки, длинный сутулый старикашка в поношенном синем костюме. Ваня вспомнил, что видел его в фойе. Старик громко сетовал на то, что из-за министерских ослов, которые совсем не думают головой, многие ученые в возрасте теперь будут выпихнуты на пенсию. «Дедуля-то, не иначе, себя в виду имел», — внутренне усмехнулся Ваня, расстегивая ширинку.
Тем временем дед поправил свой ветхий пиджак, недоуменно шевельнул ноздрями и начал крутить головой. Взгляд увеличенных толстыми стеклами глаз остановился на Ване.
— Простите, — вежливо прогундосил тот через плечо, пытаясь справиться с заевшей молнией. — Я, наверное, сильно много одеколона на себя вылил… Сильно пахнет, да?..
Старый маразматик поморгал, обдумывая Ванины слова. Потом медленно пошаркал к выходу.
— Пахнет, юноша, только не одеколоном, — глухо пробормотал он себе под нос. — Пахнет так, будто кошки насрали.
Дверь туалета хлопнула, выпуская его наружу. Ваня остался стоять с раскрытым ртом. Потом как ошпаренный кинулся к кейсу, щелкнул замками и откинул крышку.
— Кхххх…
По спине волной прокатился липкий леденящий ужас. Не выдержавший напряжения мочевой пузырь сдался, и в брюки полилась горячая струйка. Горе, горе, горе…
— Кхххх... ххх…
Драгоценный доклад был не просто изодран и выпачкан дерьмом. Дурнопахнущую фекальную смесь в придачу старательно растоптали и размазали по внутренним стенкам кейса. Из-под мятых бумажных клочьев, исписанных обрывками формул, сиротливо выглядывал уголок облепленной фекалиями флешки.
— СУУУКАААААААА!!! — заверещал Ваня сорвавшимся горлом, резко приходя в движение. — Я ТЕБЯ ЗАРОЮ!!!

* * *

Его позорного побега с конференции никто не заметил. Ваня ехал домой на подвернувшемся частнике, уныло глядя сквозь забрызганное стекло на уносящийся прочь желтый набалдашник, благодаря которому новое здание Президиума получило прозвище «Золотые мозги». Он понимал, что сломался, что у него истерика, но ничего не мог с этим сделать.
Ваня не стал встречать финнов и не пошел в конференц-зал. Еще была теоретическая возможность того, что флешку можно отмыть от кошачьего дерьма, что в здании найдется компьютер с принтером и бумага — но он знал, что в реальности ничего этого уже произойдет. Всё кончено. Когда объявили его доклад, Ваня уже голосовал на дороге.
Он находился в ступоре, и какой-то частью мозга сознавал это. Понимал, что так неправильно, что надо сейчас же вернуться… что надо бегать, извиняться, утрясать… но это были бессознательные мысли. А сознательные желали только мести.
Расплачиваясь с водителем за поездку, Ваня обратил внимание, что тот морщит нос.
— Что так смотришь недовольно, отец? — ощетинился он, не выдержав. — Говном пахнет?
— Хорошее у вас говно. Мне б такое… — подмигнул бомбила, пряча деньги в карман жилетки.
Ваня посмотрел ему в глаза и пожалел, что оставил кейс в туалете. Лучше было бы в тачке у этого придурка «забыть». С силой захлопнув дверцу, он влетел в подъезд и поскакал вверх — на то, чтобы дождаться лифта, терпения уже не осталось.

* * *

Кот с жадностью жрал на кухне котлету, утянутую со стола, и потому проморгал самый момент блицкрига. От прицельного пинка тяжелым ботинком его подняло в воздух и швырнуло об стену. Болезненно крмявкнув, оглушенный вредитель упал на все четыре лапы и с плачем метнулся под стол. Младший научный сотрудник захлопнул ногой дверь и нырнул под скатерть, расшвыривая табуретки. Волной Ваниного нецензурного крика кота выкатило из-под стола и, перекувыркнув, ударило об холодильник. Кот закричал. Ваня тоже кричал, обещая сломать ему шею, отрезать уши и цинично надругаться над останками. Последнее прозвучало настолько убедительно, что ирландец без раздумий принял решение об отступлении. Подобрав хвост, он с мяуканьем достиг кухонной двери и, отжав лапой щель, прорвался в коридор.
Когда Ваня вылез из-под стола, в квартире стояла гробовая тишина.

* * *

«…А самое скверное знаете что? Они ужасно, омерзительно мстительны. Если ты натыкаешь кошку носом в ее какашки, она не станет правильно ходить в туалет, нет. Напротив — отныне она будет это делать с удовольствием. И с удовлетворением. Сперва она будет жрать, жрать, жрать, а потом заберется в чистые комнаты, воровато присядет, паралитически отклячит зад с задранным хвостом и будет гадить, гадить, гадить. На ваши ковры, на вашу мебель, одежду. Она будет ежедневно гадить в вашу душу, а вы, по-интеллигентски малодушничая, будете надеяться ее перевоспитать… Глупые, глупые люди! Вы не понимаете, что эту дрянь, этот рудимент эволюции, следует безжалостно уничтожать. Даже мыши и те являются звеном пищевой цепочки, без которого нарушится природное равновесие! А скажите мне, какую цепочку продолжают кошки? Правильно — никакую. Они в любой цепочке считают себя кулоном, жемчужиной, венцом. Наглые, себялюбивые, подлые существа.
Только напрасно говорят, будто у кошки девять жизней. Будто кошка — единственное домашнее животное, которое выдерживает арктический мороз. Будто она — вообще неубиваема. Моя бабушка, дорогие товарищи, столько котят за свою жизнь утопила в ведре, что хватит заполнить небольшой кошачий рай. А уж бабушка-то, прошедшая два голодомора, оккупацию, концлагерь и ГУЛАГ, — она-то кое-что понимала в вопросах выживания. И уж точно она разбиралась, кого можно щадить, а кого не надо ни при каких обстоятельствах. Царство ей небесное, моей бабуле...»


Глава 6

    Руки сами нашли в стенном баре подарочный коньяк. Отключив мобильник, Ваня выдернул шнур домашнего телефона, швырнул на кресло запачканный шерстью пиджак и отхлебнул прямо из горлышка. В желудок мгновенно хлынуло расслабляющее тепло. Он сделал еще пару длинных глотков, вытер повисшие на ресницах слезы и завалился на диван. Какое-то время Ваня смотрел в потолок, проигрывая возможные варианты своего будущего. Но мысли были столь гадкими, что организм скоро не выдержал и стал звать на помощь Оле Лукойе с разноцветным зонтом. Старикашка из детского мультфильма, очевидно, подрабатывал джинном, — он подал вкрадчивый голосок из бутылки и сам подсунул под руку бутылочное горлышко.
Ваня послушно прикончил коньяк. Последний глоток уже не лез, так что пришлось поднапрячься, но потом всё покатило как по маслу. Справившись со рвотными позывами, он удовлетворенно отметил, но старик не соврал — комната начала мягко вращаться. Диван превратился в карусель и понес его по нисходящей спирали в шахту, не имеющую дна. Спустя минуту истерзанные бессонницей веки Вани отяжелели и мягко захлопнулись, словно дверцы иномарки представительского класса
И видел он просветленным внутренним взглядом, как в назначенный час восходит на кафедру с нетронутым докладом в руках, как читает, делая паузы в особенно важных местах, как порхают на экране мельтешащие слайды, как одобрительно переглядываются и хлопают, не жалея рук, присутствующие ученые мужи. И улыбался он, видя свой успех, потому что это было хорошо и светило повышением зарплаты.
Внезапно в Ванино сознание влетела обжигающая боль. Она разбила панораму конференц-зала как метеорит, ударивший в середину стоячего озера. Потолок лопнул, и на докладчика пролился горячий дождь. Острые, словно бритвенные лезвия, струи потекли по его щекам, принялись с шипением рвать и терзать обнаженную кожу.
Ваня завопил, хватаясь за лицо, свалился с дивана на пол и проснулся. От боли его глаза едва не вывалились из орбит. Щеки, лоб, подбородок — всё было мокрым от крови, продолжавшей красить ладони и течь по шее. Лицо горело так, словно его сунули в огонь.
Мыча от боли, он сел и разлепил глаза. Кровь мешала видеть, взгляд отказывался фокусироваться на предметах, но Ваня успел заметить кончик серого хвоста, мелькнувший в дверях.
— Ты труп, ублюдок, — прохрипел он, срывая с журнального столика скатерть и прижимая к лицу. Ткань тут же начала пропитываться.
Со второй или третьей попытки Ваня поднялся на ноги. Рывком отколупнул дверцу шкафа и, разбрасывая обувные коробки, вытащил бейсбольную биту, которую ему презентовали на Новый год. В глазах плыло от адской боли, смешанной с алкоголем.
Кот был в коридоре. При виде предмета в Ваниных руках его глаза сузились. Припадая на заднюю ногу, вислоухий потрошитель отбежал на несколько шагов и беспокойно оглянулся. Проскочить мимо озверевшего хозяина было совершенно нереально. Ваня взмахнул битой, и кот сорвался с места. Пробежав до конца коридора, он свернул в гостиную.
Вошедший следом Ваня закрыл дверь и аккуратно повернул задвижку. Отшвырнул скатерть, стеснявшую свободу движений, и сжал биту двумя руками. Ручка была скользкой и мокрой от крови.
Кот осторожно выглянул из-под кресла и, вздрогнул, встретившись с ним взглядом. Свистнувшая бита костисто ударила по подлокотнику — промах. Рикошет задел по касательной напольную вазу и опрокинул ее на ковер. Кота сдуло в сторону смежной комнаты.
— Поздно убегать, — прокаркал Ваня, щупая пылающее лицо. — Раньше, сука, надо было думать. Надо было вообще не рождаться.
Он вошел в комнату и аккуратно прикрыл дверь, чтобы исключить возможность побега.
В висках стучало, голова кружилась. Во рту ощущался тошнотный железистый привкус. Ваня помотал головой, приводя в порядок вестибулярный аппарат. Каким-то краем сознания он слышал хлопок входной двери, чьи-то шаги в прихожей, но логика подсказала ему, что выйти сейчас из гостиной — значит дать коту шанс на спасение. Ваня ни в коем случае не собирался этого делать, потому вернулся к насущной задаче.
Спрятаться в этом каменном мешке было негде — всю обстановку составляла гладильная доска, два стула и несколько стопок с книгами, которые Ваня обещал разобрать с самого новоселья. Обведя глазами пол, он поднял глаза.
Кот напряженно раскорячился в открытой форточке, где так часто ловил себе пташек на ужин. Интересно, а птички поклюют кошачью отбивную? — подумал Ваня, беря биту на изготовку. Наверное, да, решил он. Голуби — те так точно. Эти «символы мира» убивают даже себе подобных, чего уж говорить об их исконных врагах.
Животное больше не шипело. Хвост хлестал по запотевшему стеклу, лапы подрагивали. Кот весь собрался в комок. Повернутая к Ване голова буравила его немигающим взглядом желтых фар. За стеной продолжали нарастать непонятные звуки — громкий женский смех, скрип половиц, потом включилась музыка.
Ваня мигнул, отсекая закадровый фон. Выдержав кошачий взгляд, он быстро шагнул вперед и взмахнул битой.

* * *

«…Засим я закрываю эту поднадоевшую тему, поскольку лично мне, товарищи, сказать по данному поводу больше нечего. Да упокоятся с миром души всех кошек, сгинувших под колесами общественного транспорта, сдохших от паразитов, разорванных собачьими клыками и повешенных ребятней на чердаках. Аминь. Ваш Vano.»


Эпилог

Звонок оборвал утренний сон как раз на том месте, где обычно начинается самая порнография. Досадливо хмыкая, Ваня натянул шорты, вышел в тамбур и развинтил наощупь замки.
— Ты, — буркнул он без выражения, разлепив закисшие глаза.
— Ага, — запыхавшийся Леха улыбался, поправляя за спиной рюкзак. — Это типа я. Извини, что в такую рань… Ты тут как, живой?
— Да ничего, ничего, — сонный Ваня проигнорировал вопрос и, опершись о косяк, флегматично раскурил первую за день сигарету. — Я это… — Он зевнул, давясь дымом. — Привыкший.
— Внутрь не впустишь старого друга?
— Неа. У меня бардак. Да еще мышей каких-нибудь мне напустишь. Сиди уж здесь.
Приятель махнул рукой.
— Я и сам спешу, так что ладно. Кстати, насчет мышей…
— Да, я тебя внимательно слушаю. Всё, что связано с мышами, меня очень интересует. Особенно их стоимость и где приобрести.
— Всё шутишь… — Леха отошел к лифту и уселся на ступеньку, пряча глаза.
— Как умею, — Ваня выпускал дым, рассматривая его шмотки: секондхендовские джинсы Albert с фабричной бахромой, красную куртку Burberry, ношеные ботинки Grinders.
Приятель негромко кашлянул, отгоняя ползущий по лестничной клетке дым.
— Так вот… Помнишь, я тебе кота оставлял…
— Помню. Как не помнить. — Он сделал паузу. — Год назад.
— А он еще у тебя?
— Кот, кот… — Ваня потер мятую щеку с отпечатком красного шва от подушки. — М-да… Видишь ли, друг, не ужился он у меня. В форточку сиганул.
Под сводами подъезда прокатилось пневматическое эхо громкого хлопка. Ваня подержал ладони вместе, и, поглядев на собеседника, медленно разнял их:
— Бдымц. Девятый этаж, все дела.
— Ясно, — Леха подавил тяжкий вздох. Глаза приятеля медленно потухли, как светодиоды на панели выключенного компьютера. Он нервно почесался:
— Эх. Ж-жалко, блин. Хороший кот был. Дорогой… Понимаешь, я уже с прошлым хозяином договориться успел, что он за те же деньги его обратно возьмет. И тут такое…
— Вот как, — посочувствовал Ваня.
— Ага.
— Так это ты что, специально из Германии приехал, чтоб кота хозяину вернуть?
— Не совсем. У меня загранпаспорт просрочен, пришлось вернуться. Надо продлевать…
— Ну.
— А денег ни копейки нет.
— Круто.
— Ага. Так вот я насчет кота и подсуетился. Как раз на взятку бы хватило… — Приятель смял лицо в ладонях. — Вот черт! Непруха! Слушай, а у тебя нельзя занять?
— Лех, я что, похож на дебила? Или на богача? У немки своей занимай, ты ее чаще видишь.
— Уже не вижу, — сообщил нехотя Леха.
— Что так?
— Да выставила она меня. Дура старая.
— Старая???
— Ну, сорок лет ей оказалось по паспорту. А на той фотке, что она мне присылала, ей было двадцать пять. И про день рожденья наврала. Но я всё равно остался. Пожили какое-то время, а потом начались все эти бабские штучки. Ну, ты знаешь…
Ваня беззвучно хохотал, вытирая слезы. Замолкнувшему Лехе он сделал знак рукой, чтоб тот продолжал.
— Ты, говорит, не работаешь, только дома сидишь, бухаешь и порноканал смотришь, — жаловался дальше приятель. — А чего мне — на нее, может, смотреть?
— Так на хрена тебе загран продлевать? — вытужил через силу красный от смеха Ваня.
— Как на хрена? Мне там понравилось, — Леха встал, принялся отряхивать джинсы. — Там вообще неплохо. Пособие дают — уже нескучно. Гопоты меньше. Пиво классное. Наших много. В порнофильмах пару раз снялся. По Европе, опять же, можно прямо на тачке кататься. А тут я чего потерял?
— Ну, молодец! — Ваня швырнул окурок вниз по ступенькам. — Тут ты ничего не потерял. А там тебя кто ждет?
— Так я же времени зря не терял. С ее соседкой закрутил. Тоже старая грымза, только живет еще шикарней. Говорит: я не такая, как ты думаешь, я в слова не верю, а верю только в поступки, короче, если через пять дней не вернешься, то пойдешь на хрен.
— Боже мой… Осёл, вот осёл,  — весело качал головой Ваня. — Ты не поменялся ни на грамм.
— Зато ты, я гляжу, сильно поменялся. Все так же дымишь как паровоз…
— Да нет, Леш, это только то, что ты видишь. Кое-что все-таки меняется. Даже в моей скучной жизни, в которой нет немецкого пособия и порнофильмов с «я-я-дас-ист-фантастиш», временами происходят изменения. Это как времена года. К примеру, вчера была осень, слякоть, листья лежали, а сегодня уже р-р-раз — зима наступила. И снег выпал.
— Ясно… Как у вас с Вероникой?
— Никак.
— В смысле?!
— В прямом смысле. Выгнал ее на хрен, пока не успела жизнь окончательно изговнять. Ну, там была ситуация одна… Я, говорит, с подругой пойду погуляю. Ладно, думаю, пусть гуляет, мне-то что… Прихожу потом домой, а ее какой-то генацвале на кухне жарит под «Русское радио». Увлеклись, не слышат ни хрена. А я еще выпил перед этим…
— Да ну! — Леха выпучил глаза. — И чо?
— Чо-чо… Взял биту, помахал слегка. Чурку — в больницу, а ей просто оплеух навешал и вещи в окно выкинул. Потом приходила прощения просить, но я уже ее мыло по поисковикам прогнал. Прикинь, что оказалось: она на сайтах знакомств себе мужиков снимала, пока я на работе корячился. Нормальный ход, да?
— Попандос полный, — промямлил взмокший приятель. — Понимаю тебя…
— У нее этими «обеспеченными мужчинами для разовых встреч» вся сим-карта, наверно, забита была. А мне говорила, что это подруги ей звонят. Я у нее мобильник забрал, еще двоих уродов эсэмэсками выманил и табло раскрасил. Потом успокоился, ну и развелись вскоре. Так что такие вот дела. — Ваня погрустнел. — И знаешь, Леха… Кое-что о жизни я в тот день понял. Поумнел, что ли… Но тебе это всё, думаю, неинтересно будет. Да и спешишь ты… В общем, ладно, друг, я спать пойду. Бывай.
    Он протянул Лехе руку. Внимательно посмотрел ему между сросшихся бровей, намечая точку для удара, как много раз делал в своих снах. Бить надо без предупреждения, прямо в рыло, как тех двоих. И сразу — не дав опомниться — в «солнышко», чтобы согнулся. А потом…
    Приятель вяло ответил на рукопожатие, некоторое время жевал нижнюю губу, словно хотел что-то сказать, потом поправил лямку рюкзака и молча вошел в лифт.
    Ваня хлопнул дверью тамбура. Потянулся, окончательно просыпаясь. Лениво ковырнул в носу, зевнул и вошел в квартиру. Постоял на распутье дорог кухня-спальня-туалет, размышляя, куда направиться первым делом. Глянул в зеркало, провел рукой по отросшей щетине.
В туалете послышались загребающие звуки, потом дверь скрипнула, и в коридор вышел кот. Ваня обернулся на него, кивнул, достал из кармана сигареты, вытряхнул на ладонь одну. Щелкнула зажигалка.
Поводя поднятым хвостом, кот неспешно подошел к Ване и с урчанием потерся об его ногу.

2 июля 2006 г.

P.S. Автор выражает искреннюю признательность своему товарищу Avla, чьи вивисекторские идеи помогли придать правильное направление этой истории, и от лица всего кошачьего племени благодарит Алексея за толерантное отношение к братьям меньшим.