Питере жара… Восемь утра, а за окном +30, солнце в зените. Достаю из холодильника и беру с собой последнюю полторашку «Боржоми». Сажусь в машину, открываю все окна, рабочий день начался, поехали… Хуярю, хуярю, хуярю… На мосту влетаю в первую пробку. Справа появляется КАМАЗ. Он появляется всегда, когда я попадаю в пробку.  Сегодня он тот же, что и всегда: старый КАМАЗ, доверху гружёный гавном. Он кряхтит, тужится, и громко высирает мне в салон большую взрослую порцию чёрного выхлопа. Ползу рядом с КАМАЗом, ползу, ползу, протискиваюсь, отрываюсь и хуярю, хуярю, хуярю дальше… На Витебском проспекте опять утыкаюсь в хвост пробки. Где КАМАЗ? Ага, уже здеся бля, справа! Коптит, сволочь! Запиваю выхлоп большим количеством холодного «Боржоми». Машины стоят плотно, до горизонта. Ползу…

          Скоро в Питере начнётся саммит «Большой Восьмёрки». Город в состоянии ремонта. Город пахнет краской и асфальтом. Дорожники играют с водилами в игру «Угадай, где проезд закрыт». Водилы всегда проигрывают. Ёбаный саммит, ёбаные пробки.

          Ползу. Колышется раскалённый солнцем и движками воздух. Направляю дефлекторы на яйца и включаю третью скорость вентилятора, дабы уберечь чресла от перегрева. Вентилятор мощно вдувает в салон кубометр тополиного пуха. На улице плюс тридцать шесть и шесть. Осматриваюсь вокруг. Слева блондинка в «Матизе», окна открыты. Больше ни за кого глаз не цепляется. Смотрю на неё, она болтает на мобиле и встречается со мной взглядом. Теперь ползём вместе, уже не так скучно. Ну и хули, что у меня машина без кондея? Зато я слушаю джаз. Прибавляю громкость. Нина Саймон, Сара Воган, Брубек, все дела. Во я какой неформальный! Ползём ещё полчаса…А ещё…а я это…А! Во! Я пью нелегальную контрафактную минеральную воду «Боржоми»! Достаю из-под сиденья бутылку и пью, пью, пью.

Этикетку видно? Во я какой гламурный и протестный! Вобщем, выёбываюсь, как могу. Только потею сильно. Спина и задница уже мокрые насквозь. Вода булькает внутри меня при трогании и остановке. В животе начинает подозрительно урчать. Зато блондинка мне улыбается. Я начинаю хотеть в туалет, рыгаю под нос и кричу ей: «Я Андрей!». Мой голос слишком тих и тонок на фоне рёва КАМАЗа. Блондинка доступными ей средствами показывает, что хотя меня и не слышит, но её всё равно зовут Лена и она уверена, что всё, сказанное мной, несомненно, доставляет ей массу разнообразного удовольствия и вообще…То обгоняя, то отставая, но мы так и едем рядом в потоке. Кажется, это будет длиться вечно.

        Уже час наши машины близки в пробке. Они продвигаются вперёд со скоростью 2 метра в минуту. А наши отношения с блондинкой развиваются наоборот стремительно. Мы уже почти любим друг друга. Но ещё быстрее развивается мой приступ диареи. Я уже почти обсираюсь.

          Пробка на Витебском плавно перетекает в пробку на Обводном канале. Так проходит ещё полчаса. Надежда, которая умирает последней, говорит мне, что пробка должна закончиться сразу за Московским проспектом, а там и до офиса рукой подать. В офисе туалет, бумага…

          Понос давит на клапан с периодом в одну минуту и с каждым разом всё сильнее. И каждый раз я думаю, что следующий приступ – последний, и что я обосрусь. Но жопные мышцы в невероятном напряжении удерживают понос внутри меня. Маргарин в голове перестаёт думать. Весь организм борется с поносом, даже зачем-то напрягаются мышцы лица. Каждый приступ бросает меня в жар, я стискиваю зубы, в глазах темнеет. «Матиз» всё ещё где-то рядом, блондинка не замечает коренных изменений и подаёт лицом какие-то сигналы. Я даже не пытаюсь их понять, потому что могу потерять сознание.

          По набережной Обводного канала пересекаем Московский проспект, который закрыт на ремонт в обе стороны. Пытаюсь сфокусироваться и посмотреть вперёд, пробка уходит в бесконечную даль на сотни и тысячи километров. Надежда, ойкнув, умирает у меня внутри и над её столом гаснет свет. Я, как в тумане, вижу свою попутчицу на «Матизе», она улыбается и рисует мне в воздухе знаки… видимо, это арабские цифры…наверное,  номер телефона… Я больше не могу терпеть…Я теряю остатки сознания…

            Я – Зомби, Которое Хочет Срать. Я глушу двигатель, одна моя рука включает аварийку, другая рука открывает дверь. Я медленно выставляю свои ноги в дверной проём и встаю на них. Мои ноги слабы. Слева от меня «Матиз» с придурошной блондинкой и метрах в пятнадцати – бетонный забор фабрики «Петмол». Справа, за КАМАЗом, - набережная. До неё примерно восемь шагов.

Я обхожу КАМАЗ, считая шаги и стараясь не стучать пятками, чтобы не обосраться. Асфальт мягкий, это хорошо, это мне на руку. Мои белые штаны сзади уже насквозь промокли от пота, ветер приятно холодит жопу и даёт мне дополнительные силы. Сейчас всё кончится. Я останавливаюсь на набережной, прячусь в тени за КАМАЗом, спускаю штаны и приседаю. Готов. Ещё одна секунда и я полностью расслабляюсь. Понос вырывается из меня бурной жёлтой рекой…

        КАМАЗ медленно трогается, я вижу бабу в «Матизе». Она тоже видит меня и закрывает окно. Люди в медленно проезжающих мимо автомобилях улыбаются мне, машут мне руками и одновременно тоже быстро закрывают окна. Я сижу, сру, мне хорошо. Я тоже улыбаюсь всем людям. Я люблю вас, люди, и да идите вы все нахуй! Светит солнышко, лёгкий ветерок шевелит волосы на заднице.

          Я встаю, застёгиваю штаны и, покачиваясь от слабости, иду к своей машине. Хоть она и стоит посреди дороги, но никто из водителей не кричит, не сигналит мне. Все аккуратно объезжают слева, вежливо уступая друг другу и помаргивая аварийками. Я достаю из салона бутылку «Боржоми», наливаю немного воды в горсть, умываюсь, высмаркиваю ноздри, забитые тополиным пухом. Потом допиваю остатки тёплой воды, чтобы восстановить водный баланс, и бросаю пустую бутылку в канал. Мутные воды принимают её и величаво уносят в сторону Финского залива вместе с другим мусором.

          А всё-таки жалко, что не запомнил телефон блондинки. Я бы позвонил ей и сказал бы: «Привет! Это Андрей с Обводного канала! Давай сегодня пообедаем вместе!». А она бы засмеялась и ответила: «Давай! Только, забронируй столик возле сор