Давно прошли те дни беспечные,
И я не плАчу, но плачу
За все свои любОви вечные,
Целуя руки палачу!



Коль будет дадено мне слово,
Рискуя услыхать «хуйня»,
Я всё же рассказать готова,
Как это было у меня…

Москва. Жара. Общага. Лето.
Решилась. «Мам, прости меня!»
И было нам на всё на это
Судьбой отпущено три дня.

Два первых получились комом:
«Постой, мне больно, не спеши!»
В телах, терзаемых истомой
Метались, бились две души…

Ты к цели шёл так неумело,
Но был любим и так красив…
Я, задыхаясь, боль терпела,
Губу до крови закусив…

Потом металась, как дурёха,
«Я уберу, здесь всё в крови»,
А ты мне душу кутал в Блока,
Топя мой стыд в своей любви.

«В ночи, когда уснет тревога
И город скроется во мгле,
О, сколько музыки у Бога,
Какие звуки на земле…»

Как кровью донорской из вены,
Как струйкой золотой песок,
Так клал слова, как камни в стену,
Твой ломкий молодой басок:

«Что буря жизни, если розы
Твои цветут мне и горят,
Что человеческие слёзы,
Когда румянится закат…»

Читал ты нежно и негромко,
И до сих пор со мной она,
Та, что возвёл твой голос ломкий,
Любви охранная стена!

«Прими, владычица вселенной,
Сквозь кровь, сквозь муки, сквозь гроба
Последней страсти кубок пенный
От недостойного раба!»…

Седой ноябрь стучит в окошко,
Ни слёз, ни счастья, ни любви…
Но я во сне шепчу: «Алёшка,
Господь тебя благослови!»
И лишь сейчас я понимаю,
Когда полжизни прожила:
Не в честь отца, а в честь тебя я
Алёшкой сына назвала!

Пись.  Каменты про «розовые сопли» строятся в колонну по три и дружно идут на хуй.

Письпись. Каменты про «Блок хорошо, афтар плохо» тем же порядком следуют упязду. Сама всё знаю. Кстати, Блока привожу по памяти, так что если есть неточности, звыняйтэ…