Я не знал, люблю ее больше или ненавижу. Она была слишком привлекательна, чтобы ее любить, и я слишком дорожил ею как другом, чтобы ненавидеть.

Марина не была так уж красива, умом я это понимал, но отчего-то находил таки привлекательной до безумия. До моего безумия, по грани которого, балансируя, я бежал – каждый день, с утра до вечера. Самое страшное было то, что она ведь подозревала о моих чувствах, догадывалась о них, но тем не менее продолжала общаться со мной, регулярно гарцуя с новыми бой-френдами. На мои перепады настроения по данному поводу она только делала наигранно большие глаза и говорила: «Ты что?.. Я просто…» Это ее «просто» было хуже всего – она могла объяснить им все, что угодно, любой каприз, эгоизм или предательство.

В этот вечер она, как обычно, позвонила мне: «Саш, Але!.. Ты дома? – Конечно, я был дома – где я мог еще быть? И она это знала… - Я сейчас приеду к тебе! Со мной Андрей, он та-акой прикольный!..» Она отключила мобильник, даже не дождавшись согласия. Она уже давно так делала, так как знала точно: я соглашусь. Но ведь она могла бы и спросить для приличия, не так ли?.. Но она не спрашивала, и делала это нарочно, демонстрируя таким образом наплевательское отношение ко мне. Впрочем, не могу сказать, чтобы в компании посторонних лиц она слишком уж активно унижала меня. В общепризнанном смысле слова она этого не делала никогда. Тут игра велась по куда более тонким правилам – но велась эта игра всегда только в одни ворота…

Когда они с хохотом ввалились в дверь, меня так и передернуло: парень, этот Андрей, представлял из себя настоящего громилу внешности голливудского героя, гиганта двухметрового роста с краноподобными ручищами и пудовыми кулаками. Пьяные голубые глаза смотрели самоуверенно, пьяно и нахально, а джинсы плотно обхватывали мощные округлые ягодицы. Куда было сравниться с ним мне, тощему, бледному хиляку, о наличии мышц у которого можно было догадаться разве по способности двигаться?.. У меня мелькнула мысль, что и член у этого Конана должен быть не меньше двадцати сантиметров – и я проникся к данному животному чувством глубокой антипатии, еще не успев обменяться с ним приветствиями.

И кроме того, эта обезьяна совершенно нахально и бесстыдно лапала Марину, где хотела, а та так и льнула к нему, и притом не сводила своих наглых смеющихся глаз с меня. От обоих, естественно, за версту разило алкоголем.
- Саня!.. – завопил троглодит. – Саня, здорова!.. Саня, держи черпак, вали, открывай его!..
Он всучил мне бутылку водки – пришлось подхватить ее, иначе бы разбилась – и схватил Маринку уже двумя руками, обхватил ее и даже с рычанием принялся кусать за шею. Та весело заверещала, и среди писков я различил:
- Сань, иди на кухню, доставай там, разливай водку!..
Это был сигнал, означающий, что я обязан ненадолго скрыться с их глаз. Разумеется, никто и никогда не договаривался о подобных знаках и намеках, однако я слишком хорошо знал: мне стоит только «ослышаться», проигнорировать просьбу, как все ощущение празднества пройдет, Марина, такая, казалось бы, сейчас беспомощная, с легкостью оттолкнет от себя Андрея, холодно спросит у меня: «Ты что, не с той ноги встал?» - и уйдет, очень надолго, на несколько бесконечных дней, прекрасно сознавая, насколько я помираю от желания ее видеть и – по возможности – иногда прикасаться, просто прикасаться…

Поэтому словно резко ударенный током, я дернулся, мигом вышел из ступора – и быстро скрылся на кухне, будто случайно прикрыв за собой дверь. Визги из прихожей тут же стихли – послышалось сопение, там совсем не тихо завозились… я говорил себе, что не слышу, не хочу слышать, однако же совершенно бессознательно стал двигаться по возможности бесшумно, то и дело прикидывая: ага, вот шелест ее кофточки… должно быть, он мнет ее грудь (я бы не раздумывая руку отдал, только бы на секунду оказаться на его месте!..), вот шлепок – должно быть, он залез ей под юбку. Каковы ее трусики на ощупь?.. ее тело…

Дверь резко распахнулась, с грохотом ударилась о стену, и я вздрогнул. Эти двое, хохоча, словно целая компания, вломились в кухню, чуть по дороге не упав и не переставая мусолить друг друга в объятиях. К счастью, прелюдиями занимались они уже не настолько откровенно – а я был стопроцентно уверен, что там их ничего не сдерживало, - но отчего-то я почувствовал жалость… Быть может, мне хотелось хотя бы со стороны посмотреть на распаляющуюся в страсти Марину, представить, что обнимают ее мои руки, увитые мускулами, покрытые загаром…
- А, готово уже!.. – Андрей схватил стул. Я заметил, что он самым наглым образом завладел лучшим стулом в помещении, моим любимым стулом, и кстати, не проявил даже жеста сомнения, хотя бы попытки предложить место девушке. Нет, и не подумав смутиться, он быстро взялся за колбасную нарезку, принесенную ими же с собой, и быстро стал отправлять мясо себе в рот.
- Я та-акой голодный!.. – проинформировал он нас таким тоном, будто нам самим совершенно не знакомо чувство голода, и вообще, мы – растения, и знать не знаем, что такое настоящая пища. – Я та-ак люблю колбасу!..
Он поглощал потенциальную закуску, словно свинья, он даже не косился в нашу сторону, будто мы не стояли на ногах и не смотрели на него, пока он там жрал! Этому животному было абсолютно плевать на любых окружающих! Ладно – я, но Марина – у них ведь там был какой-то флирт… Однако, троглодит думал лишь о собственном комфорте.

Я перевел победоносный взгляд на Марину. Наконец, она исполнится презрением к данному низменному существу и даст ему отбой. Я знал – эта девушка очень, очень любит себя, и никогда не позволяет пренебрегать уважением к себе.
Но здесь меня ждал сюрприз.
- Ну, разве он не милашка?! – проворковала Марина, поймав мой взгляд. – Нет, ну я просто балдею с этого медвежонка!..
«Медвежонок» сытно хрюкнул, очевидно демонстрируя, насколько ему приятно ее порадовать – и как ни в чем ни бывало, продолжил пожирать колбасу.

Я терялся в догадках: Марина что же, так и согласится сидеть на том, что осталось: единственной разбитой, напрочь аварийной табуретке?.. Но нет, проворковав нечто нежное, она юркнула на колени к орангутангу. Как ей не было противно?! Однако казалось, жирные руки и сальная рожа только притягивали завсегда опрятную девушку, она так и прижималась к звероподобным конечностям монстра.

Тем временем, я сам кое-как пристроился на побитой табуретке; одна ножка у нее едва держалась. Мой гость не просидел бы на ней и секунды: даже стул стонал под огромной жопой. От табуретки бы мигом осталась разве труха и опилки. И кстати, все это время я продолжал угодливо улыбаться и заглядывать Андрею в глаза, будто прилежная собачонка. Иногда я ненавижу себя за это.
- А я не пойму, тут наливают или нет?! – завопил Андрей. – Сколько можно ждать уже?..
И это при том, что он сам, похоже, едва вспомнил про водку. Можно подумать, действительно, что он сидел и вежливо ждал: когда же наконец нальют?.. Что-то внутри меня неразборчиво протестовало, однако же не помешало как ни в чем ни бывало шустро, судорожно и посекундно извиняясь броситься наполнять емкости.
- Ну, за встречу!.. – грубовато, неуловимо фамильярно провозгласил громила, и я с готовностью схватил рюмку и поспешил чокнуться с Андреем. Он проглотил водку как-то между делом, будто полглотка воды, я поспешил сделать также, да только зашелся в кашле: как у него настолько просто выходило потребление этого пойла? Марина подняла рюмку вместе с нами, однако же позволила себе лишь едва-едва пригубить.
Не успел я толком запить (Андрей только закусывал), как поймал на себе укоризненный взгляд того:
- Ну, пьем – или как?.. Ты скоро нальешь?
Одной рукой пытаясь дотянуться до колбасы, по странному стечению обстоятельств оказавшейся на противоположном конце стола, я поспешно закивал головой, а другой рукой тут же стал разливать водку.
Марина на этот раз пить вовсе отказалась.
- И тебе не нужно, - негромко заметила она, глядя прямо мне в глаза. Но я старался не встречаться с ней взглядом. Кажется, алкоголь уже начинал понемногу гулять по венам.
- Дай попить с мужиком!.. – подлил масла в огонь Андрей, и под влиянием его раскатистого, уверенного голоса Марина сразу смутилась. – Давай, Санька, за знакомство!..

Мы выпили еще и еще, потом еще… я уже затруднялся вести точный счет рюмкам. Иногда на меня находит, и вдруг я начинаю пить водку как воду. Наверное, это происходит из-за стрессов, точно не скажу. Настроение у меня необыкновенно поднялось, и я отмахивался от закуски, уже осторожно подставляемой Андреем.
Мне всегда настолько стыдно вспоминать о происходящем со мной «под градусом», что просто ужас. Однако, записывая это как дневник, я должен быть откровенен.

Разговор зашел, если не ошибаюсь (уж конечно, не ошибаюсь!), о физическом превосходстве. Эта тема всегда была для меня куда как актуальна. Сейчас, в пьяном угаре, я вдруг ни с того, ни с сего стал обсуждать величину мышц Андрея, его силу. Он же не поддакивал, но и не комплексовал – только осторожно прислушивался. Марина встревать не решалась. Вдруг я поймал себя на том, что утверждаю, будто сам являюсь сильнее Андрея, что, дескать, его превосходство в мышцах делает его более медлительным, а я, значит, резок и быстр, как тот Брюс Ли, и с уверенностью могу утверждать, что запросто справлюсь с более тяжелым соперником. Собственно вызывать его на поединок мне не давали какие-то крохи, символические остатки благоразумия, иначе уже не знаю, как поступил бы этот гость.

Но тем не менее, уже в следующий миг я обнаружил, что сопровождаю парочку к прихожей, продолжая грузить их какой-то белибердой о якобы своем бойцовском опыте. Марина настойчиво утягивала Андрея прочь, а тот как-то насуплено молчал, видимо уже задетый за живое.
- Значит, боец, да? – неестественно спокойно произнес мужчина.
- Андрей, я что тебе сказала?! Мы уходим, тебе это ясно?.. Или ты хочешь, чтобы я ушла одна?
- Да ладно, - тут же сменил здоровяк тон на будничный. – Я ж просто пошутил…
Интересный момент: Андрей уже пришел в гости едва держась на ногах, теперь же он стоял относительно ровно, будто наше совместное возлияние только отрезвило его. Я же… я успел уделаться до такой степени, что своим полупадениям и притопам не придавал даже значения, почти не замечал их. Впрочем, для достижения «кондиции» мне никогда не нужно было много.
- А вы, что же, уходите? – бормотал я. – Э, подождите, я еще не закончил. Мы же только начали, ну вы что, на самом интересном месте…
Происходило самое неприятное, то, чего я больше всего не люблю: они игнорировали меня. Обменивались между собой малозначащими фразами, что-то даже шутили, но мои вопросы будто бы и не произносились.
В такие моменты я и трезвый быстро теряю над собой контроль, начинаю дергаться и становиться агрессивным.
- Че-го вы у-хо-ди-те?! – раздельно почти прокричал я. Оба гостя удивленно уставились на меня, особенно Андрей, который знал меня совсем мало.
- Саша, успокойся, - холодным, ровным голосом произнесла Марина. Это уже был плохой, очень плохой признак, и я даже в своем состоянии прекрасно это понимал. Однако мне, почему-то, было плевать.
- Можешь уходить, - бросил я ей в лицо. Настроение мое быстро портилось, падало в самый низ. Такое у меня часто бывает, и мало зависимо от степени трезвости: достаточно малейшего повода, и я вдруг становлюсь веселым, счастливым – или совсем печальным. Для ощущения полной нирваны или же абсолютного самоуничижения мне вполне достаточно походя брошенного слова малознакомого человека. – Можешь уходить, это, конечно, твое дело!..
- Успокойся.
- …это твое дело, а я вообще никто, я вообще никак, можешь обо мне даже и забыть!..
- Саша, мы с тобой поговорим в другой раз…
- Неважно.
Теперь я ощущал полную безысходность. Все начиналось довольно неплохо, но вот, истинное положение вещей показало свое лицо: я – никто, и никому не нужен. У меня нет будущего так же, как нет и прошлого.
Я стоял и молчал. Я ждал, когда наконец эти двое скроются с моих глаз долой, и ситуация станет честной: у кого-то кто-то есть, а я вовсе никому не нужен. Впрочем, должно быть, я таки на что-то рассчитывал, на что-то надеялся, так как едва они переступили порог, и стало ясно, что вернуться в последний момент они не собираются, я почувствовал новую волну тоски. Я не стал запирать двери, это уже имело мало смысла, но позволил себе хлопнуть ею от души, стараясь не задумываться, что они подумают.

В полном затмении, ощущая наворачивающиеся на глаза слезы, едва разбирая дорогу, я как мог быстро прошел в комнату, к окну – и дернул за ручки на окне. Задрожав, местами покрытая льдом рама подалась, я отворил окно и по батарее быстро влез на подоконник. Сквозь тонкую ткань носков моментально ощутил, насколько подоконник холодный; ледяной зимний ветер тотчас схватил меня усеянными ледяными колючками рукавицами, быстро пробрался под легкую одежду. От образовавшегося сквозняка в отдалении, на кухне хлопнула дверь.

Я смотрел с высоты пятого этажа, выбирая место. Нужно оттолкнуться посильнее, допрыгнуть до асфальта, чтобы наверняка насмерть переломать себе кости. Буду лежать там, заносимый легким снежком, с застывшей скорбью на лице…
Рама оказалась обледенелой, скользкой, и правая рука, которой я обнимал деревянную перекладину, вдруг потеряла опору, начала сползать. В панике я резко дернулся, но ноги тоже поехали, я стал реально соскальзывать, все больше теряя ощущение опоры. Даже теплый воздух, несущийся с квартиры, толкал меня наружу. Последним рефлекторным движением, уж и сам не понимаю как, я откинулся назад – и ввалился обратно в комнату, здорово хлопнувшись о пол спиной. Вначале, впрочем, я не почувствовал боли, а постарался поскорее отползти от окна, будто меня могло сейчас туда утянуть.

Не чувствуя холода, я в ужасе смотрел в окно. Я не обращал и малейшего внимания, насколько омерзительно сейчас выгляжу: распластавшийся на полу бледный человечишко. И надо же было такому случиться – именно сейчас я услышал за спиной шаги. На мгновение блеснула надежда – Марина?.. Но в комнату вошел не кто иной, как Андрей. На этот раз он был один.
Не выказывая особых признаков удивления, он поглядел на меня, медузоподобно трепыхающегося на уровне плинтуса. Сделал печальное лицо – невероятно наигранно, как мне показалось! – и подошел ближе.
- Марина попросила проверить, она о тебе там беспокоится… Дружище… - Голос его имел характерные тянущие интонации допившегося до кондиции человека. – Дружище, ну, не надо переживать…
И с этими словами он положил руку мне на плечо, даже сделал попытку приобнять. Я быстро отстранился. Чего это он лезет обниматься?..
- Да ладно… - промычал кабан и едва вовсе не навалился на меня всем весом. – Я тебя так понимаю…
Я снова отстранился. В голове мелькнула догадка, показавшаяся очень правдоподобной в тот миг: да он голубой, педик!..
- Убери от меня лапы! Вообще не прикасайся!.. Ты, ты… - Определение чуть не вылетело из уст, но я сумел таки сдержаться.
Словно прочитав у меня в мыслях все недосказанное, Андрей изменился в лице и на самом деле отошел и присел на диван, глядя на меня уже с омерзением.
- Бросаться собрался?.. – тон его был настолько пропитан насмешливостью, что я сразу ощутил просто разрывающую меня волну стыда. – Ну, давай, я мешать не буду.
Я много бы сейчас отдал, чтобы он убрался, откуда пришел, оставил меня наедине с моими проблемами, однако Андрей вместо того преспокойно уселся на диван и прикурил сигарету. Сделав пару затяжек и не спуская с меня глаз, он начал мелко, но едко и невероятно долго хихикать.
- Ну и осел, я поражаюсь!.. – негромко рассуждал он, не прекращая веселиться. – Бегает за девкой, которой не нужен и даром. Хочет выброситься из окна – и не может сделать даже это. Знаешь, как называется такое поведение? Ничтожество. Да. Это ты.

Я хотел разорвать толстую скотину прямо сейчас, голыми руками, но идея с нападением на подобного Кинг-Конга, была абсурдной – я это понимал прекрасно. Мне хотелось сигануть наконец с пятого этажа, но теперь я уже не мог бы себя заставить даже подойти к окну – ноги не слушались. Вдруг я поймал себя на том, что издаю какой-то сдавленный писк – от обиды и ненависти – прежде всего ненависти к самому себе. Услышав звук, Андрей на миг удивленно умолк, а затем рассмеялся еще веселее:
- Ну и психопат!..
Тогда я уже сознательно чуть не до крови впился зубами в собственную руку. Андрея же ничего не пронимало, он еще немного посидел – и встав, пошел обратно в прихожую.
- Меня попросила сюда зайти, посмотреть, что с тобой, Маринка. А мне, честно говоря, вообще плевать, можешь бросаться в окно, делай как хочешь.
Дверь негромко хлопнула – он покинул квартиру. Я изнывал от жгучей ненависти, даже толком не зная, на кого направленной.

Что я мог сделать? Против Андрея?.. Он превосходил меня по всем параметрам, и сейчас, посмеиваясь, направлялся к моей девушке. Он даже не считал меня противником, я для него был недочеловеком. Но самым неприятным было то, что и для самого себя я был недочеловеком.
Что-то взыграло во мне. Ничего подобного! Не будет такого. Слабо представляя себе план действий, я выбежал в коридор, в подъезд, помчался вниз по лестницам, боясь только не успеть, не поймать этих двоих пока они еще далеко не ушли.

Мне повезло. Оба стояли у самого подъезда, негромко переговариваясь. Темень и снег – свидетелей не было. Не чувствуя с жадностью впившегося в открытую кожу зимнего ветра, я решительно, но не представляя, что делать дальше смотрел на едва освещенных сумеречным светом окон своих недавних гостей.
Первой нашлась Марина:
- Саша, ты простудишься – иди в дом.
- Он – пидор, - неожиданно для самого себя, но странно уверенно заявил я.
Девушка даже не нашлась, что ответить, зато Андрей оживился сразу.
- Чего?.. – как бы задумчиво, но уже немного угрожающе начал он заводиться.
Но я продолжал смотреть именно на Марину.
- Он там наверху приставал ко мне.
- Саша…
- Чего ты мелишь?! – взбешенно, как будто наконец запущенный дизель чуть приступил ко мне мордоворот.
- Я не знаю, чего он на самом деле хочет, - скороговоркой продолжал я, все еще обращаясь только к Марине, - но мне неприятно думать, что ты останешься с этим извращенцем. Неясно, что он там еще замышляет…
- Вот скотина. – Андрей вроде немного взял себя в руки, стал как-то опасно холоден.
- Саша, замолчи, - смогла наконец вымолвить Марина.
- Я тебе говорю!..
- Да ты настоящий псих, - рассмеялся громила.
- А ты – пидор!.. – мой голос досадно сорвался на визг.
- Да ты никому не нужен. – Это тварь как ни в чем ни бывало продолжала посмеиваться. – Ни бабам, ни даже пидорам.
- Андрей!..
- А что я? Ты видишь, какие вещи он говорит на меня?.. Какую-то ахинею несет… - Он повернулся и снова заговорил со мной: - Ты знаешь, я ведь тебя немного уважал. Со странностями, но мне показалось, что ты парень неплохой. Но после того, что ты сейчас на меня сказал, ты перестал быть в моих глазах человеком. Теперь ты – пустое место. Больше всего не люблю, когда вот пиздят всякую хуйню, наговаривают на людей почем зря. Теперь ты для меня – пустое место.

Он говорил не то, что думал, я так считаю. Рисовался своим благородством перед Маринкой. Я еще не забыл, как он смеялся надо мной перед распахнутым окном. И я также был уверен в собственных словах, мне не нравился этот самовлюбленный ублюдок.

Такие всегда кичатся своей любовью к честности. Природа одарила их физическим превосходством, и таким образом подобные Андрею люди быстро приходят к справедливому выводу: хитрость и интрига – те области, где объем мышц теряет всякую ценность. Поэтому такие Андреи всегда больше всех ратуют за «честность», «схватку один на один» и «храбрость», хотя в каждом из этих способов противостояния в первую очередь играет именно физическая сила, но только об этом, как ни странно, совсем не принято объявлять.
- Пидор ты пидор и есть, - едко повторял я ему, совершенно не ощущая укоров совести. – Только сейчас изворачиваешься и не признаешь, что там было наверху…
- Что там было, наверху?!. – прорычал Андрей, придвигаясь ближе. Марина сделала шаг вперед, готовая вмешаться. – Все вы, задохлики, прячетесь за свою немощь… И, кажется, я понял. Вот, оказывается, что! Ты, Саша, и есть пидор на самом деле сам. Видимо, тебе очень хотелось бы думать, что я к тебе приставал, тебе приятно это представлять. А, скажи, я угадал?.. Играешь мыслью, что я настолько интересуюсь тобой?..
Меня его слова мгновенно выбили из колеи. Да как он смеет?!. Наговаривать такое…
- Да ты… - не находил я слов. – Ты…
Не знаю, меня его поведение настолько взбесило, что я не смог сдержаться, да и не стал пытаться остановить себя. Прыгнув к нему, я попытался с размаха ударить его в лицо, однако попал по подставленной руке. Следующие мои удары кулаками тоже не попадали в цель, да и вообще, похоже, не причиняли сукиному сыну никакого вреда, потому что он продолжал захлебываться смехом:
- А! Гляди-ка! Вот он кто пидарас!..
Наконец Марина оттащила меня в сторону. Мое чувство ярости сразу потеряло остроту: Она прикоснулась ко мне! Сама!.. Я наконец произвел на нее впечатление и заслужил внимания!.. Но следующие слова прозвучали, словно два ведра ледяной воды, опрокинутые на голову:
- Саша, немедленно перестань!.. Ты ведешь себя просто смешно! Иди домой, пока не замерз или соседей не поперебудил! Хватит, ты мешаешь людям спать!.. Ты мешаешь нам с Андреем!
Последняя фраза и вовсе ударила, как ножом из-за угла. Я посмотрел на Марину прямо и внимательно. Ее лицо было гневным и возмущенным.
- Хорошо, - спокойно ответил я и быстро вернулся в подъезд.

Я несся по ступенькам, не замечая этажей. Конечно, с чего это мне вдруг возомнилось, что мои проблемы кого-то беспокоят?.. Ничего удивительного, я только мешаю другим жить. Я врежу также и себе. Эти веселые, живущие полной жизнью люди сейчас идут себе домой, даже не вспоминая о досадном недоразумении, которым я являюсь. Они рассказывают друг другу анекдоты, а Андрей и думать забыл о моих «оскорблениях», которые, на самом деле, оскорблениями считаю только я; для него же это не более чем секундное недоразумение. С чего этим двоих счастливым людям вдруг вспоминать обо мне?..
Я позабыл, когда в последний раз занимался сексом. А они сегодня займутся сексом, а потом сразу расстанутся, но будут друзьями; будут заниматься любовью с другими людьми и также расставаться: они будут счастливы, и без нужды не вспомнят обо мне. Они не испытывают ко мне ненависти, они и не смеются надо мной – это мне показалось, мне хотелось бы, чтобы они хотя бы смеялись, но на самом деле я для них никто, даже не живой человек – так, несуразное создание, которое существует лишь пока его видишь. В данную секунду я для них перестал существовать.
Захваченный подобными мыслями, я как-то автоматом ворвался в квартиру, быстро прошел в кухню и присел на краешек стола.

А можно ли Марину с Андреем винить за их равнодушие ко мне? Разумеется, нет. Я только порчу им жизнь, веду себя, как не понять что, при каждой встрече порчу настроение. И это действительно так. И даже более того: я сам себе всегда все порчу, мешать жить сам себе!.. Вдруг со всей очевидностью мне представилась моя оставшаяся жизнь: пустая, никчемная, жизнь, где год за годом я буду все более утверждаться в собственной несостоятельности. И также буду непрерывно страдать. Наконец, через много лет, промучавшись от какой-нибудь смертельной для стариков болезни, в еще больших, но уже не моральных, а вполне физических муках закончу наконец этот бредовый фарс, называемый жизнью. И все, включая меня, смогут наконец отдохнуть.

Но к чему столь сложное, тягостное ожидание? Оно не под силу смертному. Я открыл ящик стола и из самого дальнего угла достал несколько упаковок таблеток. Самое ценное, что у меня есть, неприкосновенный запас. Снотворное. Судя по предупреждению производителей, должно навсегда лишить меня и окружающих проблемы под названием «я». Немножко, быть может, испугаются, обнаружив холодный труп в постели, но это ведь только временная реакция, на несколько часов максимум, а потом они смогут вернуться к ежедневным делам и продолжить рассказывать друг другу анекдоты…

Слезы двумя реками хлынули из глаз, затмевая зрение, и я принялся рвать упаковки зубами, поспешно проглатывать маленькие красные кругляшки один за другим. Было непривычно употреблять так много таблеток, обычно ведь мы ограничиваемся одной-двумя. Я, конечно, запивал снотворное, старался употреблять воду небольшими глотками, чтобы вдруг раньше времени не наполнить живот…

Таблетки иссякли, пол подо мной был усыпан клочками бумажных упаковок. Дело сделано, грудь наполнилась легкостью, это была легкость лишения ответственности: дело сделано, и обратно ничего не вернешь. Однако голова оставалась довольно ясной.
Обнаружив на столе бутылку с остатками водки – около четверти ее полулитрового объема, я припал к горлышку и в несколько глотков опустошил. Вроде бы, должно подействовать быстрее… Закашлялся, выпил еще воды, хотя больше уже не лезло.

С момента, когда я проглотил первую таблетку, прошло уже немало времени, и меня как-то резко, сильно начало клонить в сон, руки и ноги налились тяжестью, стали совсем ватными. Я довольно улыбнулся.
В этот момент в прихожей зазвучали шаги. Появились Андрей и Марина, их лица были какими-то озабоченными… Но мне-то что? Меня уже почти нет, я нездешний, не из этого мира. Я очень счастлив – наконец счастлив. Улыбаясь этим двоим, я направился в спальню. Очень хотелось прилечь, совершенно было невмоготу. Иначе я был готов упасть прямо здесь, но как-то не хотелось умирать на жестком полу.
- Что это? – будто сквозь туман прозвучали голоса. – Таблетки! Андрей, он чего-то напился!! – Это был голос Марины, он срывался на визг. – Андрей, сделай что-нибудь!!
Ну, к чему такая паника?.. Злые, суетливые люди, оставьте меня наконец в покое. Вы мне это обещали…

Но нет, меня словно игрушку схватили чьи-то уверенные руки, куда-то потащили… о, это унитаз… Мне что-то вставили в рот, промеж зубов, я не мог теперь его закрыть, нахальные пальцы полезли к глотке, отталкивая едва шевелящийся язык… Боже, какие неприятные рвотные спазмы!.. Черт, хватит, меня и там выворачивает наизнанку!..
- Давай, давай еще!! – подначивал чей-то знакомый истеричный женский голос. – Дай ему воды, заставь пить, пусть его вырвет еще!!!
В меня вливали воду, затем снова выворачивали наизнанку – сквозь застланные слезами глаза я видел повсюду плавающие в зеленоватой жидкости в унитазе красные таблетки, еще эта пена, как от мыла… Как же мне плохо, отстаньте, пожалуйста…
Наконец, я оказался в своей постели. Здорово. Я как раз этого хотел, но теперь мне стало очень, очень плохо, как никогда еще плохо не было…
- Ты вызвала скорую?
- Да, сразу же…
Я почувствовал какое-то душевное давление. Мне хотелось что-то сказать, я сам даже не догадывался, что именно, и главное, зачем. Но больные, распухшие от чего-то едкого губы разлепились и едва слышно для самого себя я пробормотал:
- Не покидайте меня… вы оба… не уходите… Мне просто нужно точно знать, что я хоть кому-то нужен…

Карусель в голове повернулась в последний раз – и я провалился наконец в очень глубокий, абсолютно черный сон.