Два года назад в городе обозначилось и дало о себе знать новое явление. Бездомные собаки. Они сбивались в стаи, кормились на помойках, устраивали свои похожие на оргии свадьбы прямо на глазах у молодых мамаш, выгуливавших детей в похожих на радиоактивные пустыни дворах, и нагоняли страх на впечатлительных обывателей. Мамаши и впечатлительные обыватели строчили жалобы в мэрию. Мэрия в телевизионном эфире признавала обнаглевших собак проблемной номер один, но ничего не делала. И собаки плодились со скоростью, выходящей за рамки биологически возможных, каждая из них росла такими темпами, что казалось, будто она родилась уже взрослой, готовой к бою за территории особью.

В пределах прямой видимости из Лёхиного окна находилось две мусорки, соответственно у каждой обитало по стае разномастных псов. Границей сфер влияния им служила полусонная улочка, к которой и относился Лехин дом. Каждое утро собаки выстраивались по разные стороны проезжей части, проводили взаимный получасовой ритуальный лай и расходились по свои делам.

В рабочие дни собачьи акции заменяли Лёхе будильник, а в выходные были причиной глухого сонного раздражения. Впрочем, иногда Лёха с интересом следил из окна за их поведением, стараясь не пропустить момент, когда хрупкое равновесие нарушится, и две стаи все-таки сойдутся в решающей битве за объедки. Однако равновесие уже несколько месяцев оставалось непоколебимым. Драки если и были, то какие-то формальные. То ли силы были слишком равными, то ли положение дел устраивало вожаков. Собак не поймешь. Но каждый раз Лёха с первыми за день сигаретой и чашкой чая подходил к окну и смотрел. И каждый раз улыбался: уж слишком сильно происходящее напоминало сцены из американских боевиков, в которых группировки перекачанных негров, собравшись на пустыре и потрясая «узи» грозятся порвать задницу конкурентам, но никогда не открывают огонь, а покричав, разбредаются по своим помойкам.

Просмотры утренних собачьих разборок надежно заменяли Лёхе воскресные телевизионные боксерские поединки. Здесь тоже есть было за кого поболеть. Болел Лёха почему-то за псов «с другой стороны». Ему был симпатичен беспородный вожак их стаи, уже старый и покрытый шрамами, в глазах которого читались мудрость и опыт бесчисленных поколений свободных псов, ему нравился «второй номер» – явно выброшенный на улицу хозяевами благородный ризеншнауцер, нравилась и первая сука стаи – за то, что после четырех выношенных пометов неописуемых щенят она сохраняла превосходную форму, а еще выражением карих глаз напоминала уставшую и мудрую человеческую женщину. «Свои» псы на их фоне смотрелись бледно.

Иногда Леха задумывался, почему ризеншнауцер все еще не вожак. Он был заметно резвее, умнее и моложе беспородного лидера. В коротких стычках с конкурирующей стаей он всегда брал на себя самого опасного противника – огромного пегого «водолаза». Просто обегал поле боя, и, набрав скорость, сбивал того грудью на землю и аккуратно сжимал челюсти на загривке. Потом поднимал на вожака взгляд и, когда тот, помедлив, разворачивался и уходил в глубь своей территории, разжимал челюсти и шел следом. На этом междоусобица всегда заканчивалась.

Лёха знал, что захоти ризен, такой же скоростной бросок и зубы, развивающие давление в несколько тонн на квадратный сантиметр, поставят всё на свое место. Но чёрный бородатый демон с купированными хвостом и ушами и истершимся ошейником упорно стоял справа и сзади вожака, стоял молча, пока остальные псы остервенело брехали друг на друга, и ожидал, когда старший чуть двинется вперед, давая знак, что плановая драка началась и пора кинуться назад за дерево, обогнуть другое, пересечь дорогу, пролететь за скамейкой, повернуть почти на месте под прямым углом и, разогнавшись в «слепой» зоне водолаза, очередной раз сбить его с ног. А потом поднять глаза в ожидании разрешения чуть-чуть сильней обычного свести челюсти.

По мнению Лехи, в ризеншнауцере было что-то от самураев, предпочитавших смерть ослушанию хозяину или мятежу против него. Так он его про себя и звал – «Самурай». Вожак был «Пиратом», а сучка – просто «Она». Прочие псы собственных имен не имели.
Лёха собак не боялся, и они свободно пропускали его к дому. Васькин же врожденный страх они как-то чувствовали, и в этот субботний вечер, идя к другу, он оказался слегка покусанным.

Он стоял в Лехиной прихожей гипсово-бледный и потирал ногу, на которой еще незримо присутствовали челюсти какой-то шавки. Вечер, который они собирались провести за неспешной беседой и употреблением водки, в отсутствии перебравшихся на выходные на дачу Лехиных родителей, грозил сорваться. Леха принял, какие мог, меры спасения: выудил из ниоткуда заготовленную бутылку, свинтил пробку и протянул Ваське. Тот отхлебнул, сколько смог, порозовел лицом и, задыхаясь, выдавил «Вот суки!»
– В основном кобели, – поправил Лёха и прошел на кухню, где так по-домашнему расположились на столе стопки, а рядом с ними тарелки с нарезанными колбасой и помидорами, и в воздухе сгустился запах яичницы с зеленью. Ведомый запахами и предвкушаемой еще с прошлого вечера программой, Васька последовал за ним.

Скоро пережитый стресс, а с ним и челюсти шавки растворились в принятом напитке, и Васька расслабился. Сначала поговорили о работе, потом, как водится, о бабах, а потом Васька потерял бдительность и выболтал «Страшную Тайну».
– Во, гляди, что я себе заимел, – сказал он и с этими словами полез рукой куда-то под свой безразмерный свитер, покопался там, покачиваясь на табурете, и выложил на стол тускло поблескивающий воронением и смазкой «ТТ».
– Еще вот глушитель и запасная обойма, – добавил он, доставая из карманов снаряжение.
– Вась, зачем он тебе? – спросил Лёха. – Ты решил кого-то убить?
– Не-е, – замотал головой Васька. – Чисто для самозащиты.
Лёха осторожно взял пистолет и, отведя дуло в сторону, чуть оттянул затвор. Патрон был в стволе, оружие стояло на боевом взводе.
– Он на предохранителе, – поспешно предупредил Васька и грустно добавил: – Я хотел себе «Беретту», но её у нас не достать.
– Вась, нах тебе «Беретта»? – спросил Лёха, кладя «ТТ» обратно.
– Ну, она как-то солидней что ли, – замялся Васька. – И красивей. Этот урод какой-то: рукоятка как не родная приделана, не смотрится.
– Вась, ты слишком много смотришь телевизор, – заявил Леха. – От кого ты собрался защищаться?
– От отморозков всяких. На улицу спокойно не выйдешь. В новостях только и передают: там ограбили, здесь прирезали, тут изнасиловали… – решительно ответил Вася.
– Вась, – разливая новую порцию, произнес Леха – Вот тебя лично когда последний раз грабили, резали или насиловали?
– Вообще-то в школе раз морду набили, и с тех пор не трогал никто, – ответил Васька. – А что?
– А то, что у нас ну о-о-очень спокойный город, – протянул Леха. – Я тут на днях из «черного квартала» как-то ночью шел. Хоть бы кто даже закурить попросил. Так с чего ты решил, что тебе нужен пистолет?
– Ну, по телику всякое показывают. Я что-то на измену подсел… Что пристал? Купил и ладно, буду носить и жить спокойно! – завелся Васька.
– Вась, тебе к психиатру надо. Ты не будешь жить спокойно, потому что оружие – вещь, побуждающая к действию. Ты будешь ходить со своим «ТТ» и думать, как сделать так, чтобы его можно было применить. А твое бессознательное будет услужливо создавать тебе такие ситуации. Ты будешь ходить куда не надо и делать что не надо. И однажды ты гордо достанешь его, только вот не сможешь выстрелить, – произнес Леха. – Давай лучше выпьем.
– Давай, – согласился Васька, они звякнули стопками и отправили в рот их содержимое.
– А с чего ты взял, что не смогу?
– Потому что стрелять в людей очень трудно. Что-то внутри мешает, – ответил Лёха.
– А откуда ты знаешь? Ты что, пробовал? – спросил Васька.
– Нет, мне дед рассказывал, – ответил Лёха. – Он у меня в корейскую войну был летчиком. Однажды приехал к нам, а я сижу в авиасимулятор гоняю на Су-27, америкосов крошу. Он посмотрел, а потом говорит: «Алеша, а у тебя там МиГ-15, как у меня был, есть?». «Есть» – говорю. «Поставь мне его против пары «Сейборов» и покажи какие кнопки жать», – просит. Я ему ставлю, все, как просил, и объясняю: «Вот джойстиком влево-вправо и вверх-вниз. Вот колесиком газ давать, вот оружие переключать, вот головой по сторонам вертеть», а сам прикалываюсь, как щас дед будет с компом позориться. Ничего, взлетел, правда прозевал, как буржуи ему в хвост вышли. «Деда, они сзади», – говорю. «Это поправимо», – отвечает, «оглядывается» и джойстиком в разные стороны дергает. Еще вдохнул и назад отвалился, типа перегрузки у него, и под столом ногами будто педали управления закрылками жмет. Ну, на мониторе земля-облака-солнце мельтешат. Я думаю, что он в штопор свалился – в том симуляторе МиГ-15 жутко тупорылый и вязкий в управлении – а тут, опа, и  оба «Сейбора» спереди сверху прямо в прицеле, дед по заднему очередь, того в клочья. «Вот так я сбил своего первого американца», – говорит,  а оставшийся крутит две «бочки» подряд и влево вверх уходит на разворот. Дед опять вдох и вправо вверх ему навстречу и издалека по кабине аккуратно так очередь. Он и свалился. «А вот так снял своего мой ведомый», – поясняет. – «Только он слаб характером оказался: по дороге домой устроил истерику. Орал по радио «Я человека убил!» и от механиков спирт требовал к возвращению, потом по аэродрому скакал и орал, на меня кидался: «Мы с тобой убийцы! Ты тоже человека убил!»». Я пригрузился и говорю: «Деда, а ведь и правда…», а он мне «Не знаю, кто как, а я никого не убивал, я стрелял по самолетам».
Того малого через пару успешных вылетов на родину в дурку отправили, а дед потом еще и во Вьетнаме «по самолетам стрелял».
– У тебя не дед, а терминатор какой-то, – уважительно сказал Васька.
– Этот терминатор звал бабку, когда надо было дохлую мышку из мышеловки вынуть, – ответил Леха. – Это его надо было в дурку, а не того парня. Так что в людей стрелять очень трудно, проще «по самолетам», – подытожил Лёха и отправился к плите снимать очередную подошедшую яичницу.

На стол была выставлена Васькина бутылка, «ТТ» спрятан под свитер, и, сбитая с тяжелой темы, беседа снова перескочила на обсуждение работы. А через полтора часа они уже решали, что лучше: лечь спать или продолжить посиделки. В результате дискуссии оба оказались на улице и нетвердой походкой направились к магазину.
– А зачем платить? – громким шепотом осведомился Васька, когда Лёха протянул кассиру деньги. – У нас же есть… – и мультяшным жестом закрыл себе рот.
– Во-о-от, – удовлетворенно протянул Лёха. – Я же говорил, что оружие – предмет, своим наличием побуждающий к действию.
Зачем-то показал язык кассиру, мило улыбнулся охраннику и вышел из магазина.
– Вась, дай-ка свою машинку, – вдруг попросил Лёха уже около подъезда.
– Зачем? – осторожно поинтересовался тот.
– Щас поставим два эксперимента по прикладной психологии, – беспечно ответил Леха.
Васька, опасливо оглядевшись, помедлил, но «ТТ» достал. «Глушитель тоже». Отдал и глушитель, который Леха немедленно привинтил к стволу.
– Пошли, – скомандовал Леха и направился в темноту, Васька двинулся следом. Они прошли мимо соседней спящей девятиэтажки, табачного киоска, еще одной девятиэтажки и вышли на пустырь, на котором обычно ночевала «своя» собачья стая.
Лёха истратил шесть патронов – ровно столько, сколько было на пустыре спящих собак, каждый раз попадая точно в голову.
– Зачем ты это сделал? – обалдело спросил Васька, по голосу можно было понять, что он сейчас заплачет.
– Смотри, сейчас будет самое интересное, – ответил Леха, навел оружие в сторону фигурки пешехода, показавшейся в свете одиноко горевшего в отдалении фонаря, и дернул курок. Когда Васька открыл глаза, пешеход продолжал движение, как ни в чем не бывало.
– Я промахнулся, – извиняющимся тоном произнес Лёха, пожал плечами и протянул ему «ТТ» рукояткой вперед. Добавил: – Кстати, я сегодня первый раз в жизни пострелял из настоящего оружия. Спасибо.
– Не за что, пьяный псих, – ответил Васька, убирая пистолет. Весь путь до Лёхиной кухни они проделали молча, и только дома Васька произнес, не обращаясь ни к кому: – Завтра выкину его…
– Ну вот, – сворачивая пробку, сказал Лёха, – первый эксперимент прошел успешно. Василия из параноика с манией преследования превратили в убежденного пацифиста.
Далее было решено принять по чуть-чуть и лечь спать, что и было выполнено за несколько минут.

А наутро Лёха как обычно стоял у окна с сигаретой и чашкой, и с «чужой» стороны привычно лаял Пират, только справа и позади его не было Самурая. Самурай молча стоял напротив и слушал, а за его спиной Она игралась с подраставшими щенками.
«Ну и второй эксперимент тоже прошел успешно».