Сортир был снаружи самый что ни на есть обычный. Покосившаяся деревянная постройка из неошкуренных досок, поросшая по краям лопухами и лебедой.

Иван Израилевич заперся изнутри на щеколду, спустил штаны и присел над очком. Закряхтев и натужно напрягшись, он попытался сначала пукнуть. С первого раза это ему не удалось. Иван Израилевич втянул в грудь побольше воздуха и повторил попытку. На этот раз ему с трудом удалось испустить тонкий прерывистый пук. В животе стало немного полегче. Старик подышал для передышки и со страшной силой напрягшись попытался выжать из себя давно скопившиеся экскременты. Ему было далеко за семьдесят, поэтому каждый акт дефекации давался с трудом и мог считаться настоящим подвигом.

Попытка покакать в этот раз с треском проваливалась. Иван Израилевич напрягал живот, стиснув зубы, его морщинистое лицо побагровело, на виске апоплексически запульсировала жилка. Никак! Проклятый запор. Старик расслабился и с тоской вспомнил давно ушедшую юность, когда он, молодой механизатор, легко и непринужденно опорожнялся в стогу сена, вытирал зад колким пучком соломы, вскакивал на ЧТЗ и до заката молотил пшеницу, а потом мчался с такими же неоперившимися юнцами на деревенские пляски под балалайку деда Щукаря…

Ностальгическая слеза стекла по щеке старого хрыча. Однако боль в животе давала о себе знать, и Иван Израилевич приступил к очередной попытка покакать. Он взялся одной рукой за торчащий из стены сучок, поелозил задом, ловя равновесие и испустив отчаянный рык, напряг живот, стараясь выдавить из себя остатки недельной давности харчей.

Ну, давай же… Ну, еще немного… Чтоб тебя… Вот оно!!! Пошло!!! Из его задницы по миллиметру полезла черная толстая какашка… Старик облегченно задышал и еще раз триумфально напрягся…

И тут случилось непоправимое. Его нога соскользнула по краю очка, он потерял равновесие и полетел с постамента. Он попытался задержать падение, цепляясь за сучок на стене, но тот неожиданно сместился вниз наподобие рычага.

Что-то щелкнуло и отверстие очка закрылось изнутри блестящей перегородкой. Снаружи тоже произошли какие-то изменения – на него невесть откуда наползла металлическая рама. На мгновение наступила темнота. Снова что-то щелкнуло, и кабина туалета осветилась изнутри электрическим светом, идущим, казалось, отовсюду.

Иван Израилевич непонимающе поморгал глазами и поднялся на ноги. Туалет теперь превратился в герметичную кабину, на месте очковой дыры было кресло с ремнями безопасности как в автомобиле.

Иван Израилевич струхнул и подергал щеколду. Она не поддалась. Тогда он навалился на дверь, пытаясь вырваться из странной туалетной западни. Бесполезно. Старик судорожно вздохнул, на всякий случай натянул портки и приготовился к худшему.

Оправдывая его страхи, из невидимых динамиков раздался жесткий голос:

– ЦУП – восьмому. Объект активирован. Доложите о готовности. Прием…

Иван Израилевич присел от неожиданности.

– Повторяю. ЦУП – восьмому. Не слышу вас. Доложите о готовности. Прием…

Старик оглянулся, пытаясь понять, откуда идет голос.

– Слышь ты, хрыч колченогий, – голос явно терял терпение, – В молчанку будем играть или как? Готов, спрашиваю?

– Гы…гы…га…га… гатов, – пробормотал Иван Израилевич.
– Готов. Прием.
– Готов… Прием.
– Так-то лучше. Занять посадочное место…
– Ась…
– Хуясь… В кресло сядь…

Иван Израилевич торопливо уселся в кресло и, словно по наитию, пристегнулся ремнем безопасности.

– Готов, - отрапортовал он.
– Начинаю отсчет… десять, девять, восемь…

Туалет начало ощутимо трясти. Иван Израилевич судорожно уцепился в подлокотники кресла и закрыл глаза.

– Три, два, один, старт… Счастливого пути.

Туалетная кабина рванула ввысь. Ивана Израилевича вдавило в кресло. Он открыл глаза. Все не так страшно. На толчке приходилось терпеть и не такие перегрузки. Тряска прекратилась, осталось только ощущение движения вверх. Немного тошнило.

Голос из динамиков монотонно сообщал:

– Первая космическая скорость набрана… Отошла первая ступень… Вторая космическая скорость набрана… Отошла вторая ступень… Убрать обтекатель… Все системы работают нормально… Объект вышел на геостационарную орбиту…

Ощущение движения прекратилось, давление спало. Иван Израилевич чувствовал себя вполне комфортно. Во всех сочлениях наступила приятная легкость. Моток туалетной бумаги, валявшийся на полу, плавно взмыл вверх и повис в воздухе.

Из динамиков вновь раздался голос:

– Ну, дед, давай.

Иван Израилевич отстегнул ремень безопасности, оттолкнулся от кресла, подлетел к двери и повернул щеколду. Дверь со скрипом открылась и Иван Израилевич с опаской высунул голову наружу.

Перед ним расстилалась безграничная гладь Вселенной.