Щщёлк!! Пауза. Щелк.! Каждый толчок крови отзывался в ушах Сани вот таким вот щелком, напоминающим щелканье, которое предшествует выстрелу из корабельной артиллерийской установки для того, чтобы комендор-оператор не оглох в башне. Санька слышал их на практике в училище. Мороза он уже не чувствовал, не чувствовал и боли, которая разрывала прежде его обмороженные конечности. Руку вперед. Ещё двадцать сантиметров. Сколько же они уже ползут? День, два. Он не знал, сколько времени прошло с того момента, как они  с Лехой загнанные страхом и отчаянием,  вдруг поняли, что заблудились. Сопки и снег. Ветер, пурга. Короткий день и ночь. Все перемешалось и потеряло смысл. Пытаясь рассмотреть товарища, Санька повернул голову. Надо же, улыбается чему- то… Может, сошел с ума? Куда- то руки тянет. Свет. Сквозь поземку Санька стал различать рыскающий свет. Фара? Нас нашли? Плевать. Стараясь не смотреть на начинающие чернеть пальцы, Саня перетащил со спины автомат. Поднять его сил не хватило, последним усилием предохранитель был опущен в сектор автоматической стрельбы. Очередь. Перед собой, в снег. Ещё одна. Свет приближался. Снегоход. Человек. Запах бензина и лай собак. Больше Саша не успел ничего запомнить перед тем, как потерял сознание.

  Сашке, в целом, повезло в жизни. Рос он хоть и без отца, но с любящей матерью и нормальным отчимом, которого Саня все же не называл папой. Про отца мать говорила крайне редко, наверное, вспоминать о Сашкином отце ей было неприятно и тяжело. Иногда только, шутя, она говорила что Саня вспыльчивый  в батяню – джигита. О чем она, он не понимал, да и не интересовался особо. Однажды мать дала Сане фотографию своего настоящего отца. Не питая особо нежных чувств, он бросил её в бумажник, где она благополучно и валялась. Закончив школу, Саша без особых раздумий поступил в военно-морское училище в Питере. Он привык, что за него думают, принимают решения. И только попав в жестокий мужской коллектив, воспитанный ласковой матерью Саня столкнулся с первыми в своей жизни проблемами. Он не был нахален, силен физически, любил поплакаться кому- то о том, как хочется есть и спать. За что, естественно был регулярно высмеян товарищами и получил за своё нытье кличку - Ной. Дальше- все просто. Пытаясь самоутвердиться и завоевать хоть какой-то авторитет, он совершил ряд поступков, за которые был благополучно отчислен и отправлен дослуживать срочную службу на флот, на север, где попав в руки питающих особые чувства к будущим «шакалам» матросам-с рочникам, для него и его товарища, Лехи, начался настоящий ад. Озлобленный начальник факультета сдержал слово, уславши их не в мурманскую область, а в какую-то отдаленную часть на краю географии.        Ежедневные побои и издевательства сделали свое дело. Нет, их не кондрандили в задницу. Но уже в преддегенеративном состоянии, отупев от синяков и унижений, Саня с Лехой убежали их караула, прихватив с собой оружие. План вынашивался долго, инициатором был недалекий Леха, проложивший воображаемый маршрут в тундре к воображаемым же судам, на которых друзья планировали дернуть за границу.

   Еле живых их подобрал местный житель. Саня не знал, как называется эта народность, не знал, как называются хижины и одежда этих, людей. На ум приходили только дурацкие мысли из анекдотов про чукч. Он хотел только одного- чтобы они связались по радио с частью и их забрали назад. Пока этого не происходило, и Саня с тоской поглядывал на неработающую рацию в углу. Не будучи доктором, Саня все равно понимал, глядя на свои чернеющие руки и ноги ,что его обморожения очень серьезны. Зато Леха не унывал. Пожирая литрами третий день спирт с хозяином дома, молодым аборигеном, он чувствовал себя прекрасно.
    В то утро Саня проснулся от какого-то шума на улице. Пытаясь встать, он прополз пару метров и услышал два автоматных выстрела. И замер. Через секунду влетел разгоряченный спиртом и борьбой Леха:
  - Бля, Сань, я его замочил..
  - То есть как это?
  - Просто. Да заеб уже чугрей. Я ему за «Буран» разъебаный два автомата предлагал суке, бормочет и че то и башкой трясет. Саня, не бзди, здесь ментов нет. Санька, бля! На снегоходе то мы за сутки допиздячим! И все будет заебись. Саанняяя! Хуле молчишь…
   Договорить он не успел. Первый из вошедших, коротким тычком приклада двухстволки ударил Леху в основание шеи. С противным хрустом он свалился на землю. Развернув ружье, абориген, услышавший выстрелы и появившийся неизвестно откуда, прицелился Сане в голову, положив цевье на обрубок левой руки. Но стрелять почему-то раздумал. Из под косматой шапки на Саню смотрели глаза. Жуткие глаза. Такой лютой, животной ненависти во взгляде он не видел никогда.

   Позже, валяясь в углу, Саня, с безразличием наблюдал за людьми. В углу, завернутый в шкуры лежал убитый Лехой человек. Две женщины, что то бормотали над ним. Кто- то готовил пищу, и от тяжелого запаха рыбьего варева Саню мутило.
  Над трупом, тяжело раскачиваясь и держась за голову, сидел пожилой человек. Его Санька боялся сейчас больше всего на свете. Он пытался понять, о чем думал этот человек, смотря на него, на Саню. И не мог понять. Осталось только ощущение ужаса, порожденное той звериной ненавистью.

  Этот человек был отцом убитого. Вытирая непрерывно катящиеся слезы культей левой руки, он не хотел верить в происходящее. Он не хотел верить, что прожив такую сложную жизнь, он потерял её смысл в одно мгновенье, по чьей то прихоти. Он вспоминал свое послевоенное детство, проведенное за тысячи километров отсюда, свой двор и мать, абрикосы во дворе. Он бежал от рока и неудач на другой конец земли… Зачем?!
   Он вспоминал выпускной в школе, свою первую взрослую любовь Любу, бесшабашные пьянки, одна из которых закончилась первым сроком. Вспоминал показательный суд и несправедливо суровый приговор. Вспоминал запах свободы и весны после освобождения. С щемящей болью вспоминал Любины слова на пороге: «Все кончено. Нет, это не твой ребенок.». Безысходность, затяжные запои. Второй, третий срок. Ампутация искалеченной на лесосеке руки. Инвалидность. Нищета. Никто даже не мог представить, через что пришлось пройти, чтобы найти силы и желание жить и начать всё заново здесь, там где другой мир. Где чисты воздух и мечты, снег и помыслы. Где нет алчности, денег и тюрем. Где он познал радость отцовства, обретя новую семью, уважение и почет соседей. Кто дал право лишать его всего этого сейчас? Бешенство и ненависть трясли его.

   Саня не хотел думать о плохом, когда человек медленно поднял лежащее рядом ружье и показал ему на выход. Он вышел и просто пошел, не оборачиваясь и ничего не спрашивая. Метров через триста он уперся в полынью, и , не зная, что делать обернулся. Стараясь не смотреть вновь в эти глаза, он отвел их в сторону и вдруг увидел через запотевшее дождливым питерским утром стекло вагона плачущую маму, провожавшую его на флот и как- то украдкой крестя сына в тронувшемся поезде.
  Гнев вдруг сменился безразличием и апатией. Не раздумывая больше человек быстро поднял ружье и из двух стволов выстрелил в грудь стоящего напротив. Выстрел, разворотив грудь крупной дробью, отбросил тело. Закурил. Ждал столь желанного, но не наступившего почему- то облегчения.  Развернулся и медленно пошел в сторону жилья. Не спеша вернулся, неся в руках  большой нож. Двумя точными сильными ударами отсек руку у трупа и, вытряхнув её из рукава, бросил вертящимся рядом собакам. Вынул выпавшее из кармана портмоне с латунным курсантским якорьком, взял быстро коченеющее тело за ногу и сбросил в полынью. Адреса на бумажке, военный билет - С….ев Александр Владимирович, фотография. Перевернув фото человек  замер. Парень, девушка у каштана. Смеются чему- то. И подпись? «Любаше от Володи». Дата.
   Он напряженно пытался  вспомнить, над чем же они тогда так смеялись…
   Вдруг он отвлекся на какую- то возню. Два толстых, смешных щенка с перемазанными носами, уже наевшись, дурачились  заботливо оставленной матерью костью. Та, сыто подремывая и спрятав нос в пушистый хвост, приглядывала за своими детьми.