Паяльник хуя охладел,
И пыл былой ушёл в забвенье,
И оказался не в удел
Тот, кто когда-то наслажденье
В вине и ебле лишь имел,
И похотно на баб взирая,
Припухший пах не прикрывая,
Он каждую из них хотел.

Будь то старуха иль младая,
Не из брезгливых наш герой,
В пизде, лишь, хуем прибывая,
Он обнаруживал покой.
Сказать по чести, бабы тоже,
С благоговеньем юных дев
От мощи и галантности балдев,
Мечтали оказаться в его ложе.

Был и богат и статен:
Крестьян пол сотни душ под ним,
Умён, в общении приятен,
А в чувствах нежен и раним.
Как мной отмечено чуть прежде,
Присунуть был он не дурак,
Но не вступал в законный брак,
Детей десяток сделав, делом между.

Шатливым было его время,
Народец не доволен часто был,
Ругал царя и ипотеки бремя,
И призрак коммунизма по стране бродил.
Ебался наш герой, грозы не чуя,
Хотя пора была по съёбам дать,
Но в ритме техно ёрзала кровать.
Беда, когда мужчина мыслит лишь головкой хуя.

Вот пятый грянул год,
За ним пятнадцатый с триумфом в марше.
И где же наш герой, а вот
В бараке арестантском у параши.
Нет страсти у нефритового плуга,
Нет больше изобилия в деньгах,
Бес в рёбра не вселился, седина в висках,
Реабилитация под старость как медвежия услуга.

Вот так истории перипетии,
Калечат судьбы, жизнь пускают прахом,
НЭП, в коммунальной лев наш ютится квартире,
Не может даже подрочить, не то, что б насладиться трахом.
Паяльник хуя охладел,
Застуженный советским раем,
Состарился и одряхлел,
Кто при царе был бабами желаем.