1.

Эй, прохожий, слышишь эти стоны?
Видишь тень вселенского креста?
В жестких рамках кухонной свободы
можно протянуть лет до полста,

а потом… Помолимся, прохожий?
Не сгореть бы в стужу у огня.
Чувствуешь меня всей своей кожей?
Эй, мужик – ты чувствуешь меня?

Ты услышь, пока еще не поздно.
Вынь бананы из глухих ушей.
Посмотри, какой сегодня воздух.
Все прозрачно – все, что есть – уже,

а не завтра или послезавтра.
Страшный Суд – сейчас, теперь!
Жизнь не блеф и не тотализатор.
Посмотри вокруг. Поверь! Поверь!

Не игра она и не игрушки,
и, тем более, не баловство.
В тощей тушке глупенькой зверушки
можно даже протянуть лет сто,

а потом… Помолимся, родимый?
Не сгореть бы в стужу у огня.
…я не гордый, не неукротимый.
Посмотри!.. Ты видишь?.. Нет меня…

2.

Я увидел Тебя во всем.
Это значит – моя судьба,
как над папертью, как позём-
Ка и Ба.
Ка и Ба.

Перемолотая любовь.
Льдом закованная река.
Над шеренгами наших гробов –
Ба и Ка.
Ба и Ка.

Всё буквально – каждая смерть,
каждый выживший из ума,
каждый, кто не посмел посметь.
Жизнь свобода и жизнь тюрьма.

Небо. Небо, прости. Прости!
Солнце. Солнце, сияй. Сияй!
Сможет, сможет меня спасти –
Инь и Янь.
Инь и Янь.

Перья ангелов – первый снег
за моим, за твоим окном.
Отпускаю сегодня всех.
Ом…

3.

И даже в продаже
конского мяса
есть око за око
и вера в пришедшего Спаса.

И даже в продаже
Божьего Храма
есть око за око
и вера в грядущего хама.

Но даже все это
пусть будет, как надо –
и око за око,
и путь от могилы до ада,

и путь от могилы до рая.
Земля не пустыня –
сырая, родная, сырая –
от века до ныне.

4.

Господи, это мы.
Наши годы летят.
Пир во время чумы.
Игры слепых котят.

На пороге зимы.
Мясо, сыр, колбаса.
Господи, это мы.
Низкие небеса.

Стоя на дне мечты.
Жизнь в пределах тюрьмы.
Господи, это Ты.
Господи, это мы?

5.

Мир горит и по швам трещит.
К черту рушится Третий Рим.
Мы ложимся сами на щит
и не ведаем, что творим –

как обычно – кругом вода
словоблудия, каждый бес
пробирается без труда
в поднебесную наших сердец,

каждый оборотень скулит,
отрекаясь от рук и ног,
и приходит в ночи Лилит
в дом любого, кто одинок.

Все буквально – каприз, испуг,
власть украдена и больна.
Скоро, скоро очнется дух,
но сначала – война, война…

6.

Что толку от этих морок?
Чем дальше – тем ледяней.
Уже остывает мирок
привычных ночей и дней.

За поворотом судьбы
нет изваяний и стел.
Только метель зимы
между промерзших тел.

Жрите себя изнутри,
если утрачен страх.
Жрите по счету три
собственный тлен и прах.

Но не насытитесь – нет.
Чем дальше – тем ледяней
на одной из планет
мира людей, теней,

многоэтажных гробниц –
в последние времена.
Падайте, падайте ниц.
Скоро война. Война!

7.

Надо мной будут звезды и тихое-тихое утро.
Подо мной будет вечность, укутанная в облака.
Я уже это вижу, я вижу все это, и будто
мир похож на чертеж совмещенных друг с другом лекал,

и пунктирные линии кажутся ярче и четче,
и, подернутый инеем, зябнет мой крошечный дом,
шелестя на ветру, как когда-то шумели здесь рощи
перед тем, как случилось все то, что случится потом,

что случится опять – через год, через век, через эхо,
через тысячекратно утраченную любовь
слишком маленького и никчемного человека –
одного из рабов, одного из ходячих гробов.

Но очнется однажды забытая, горняя воля,
заключенная в папертях вытоптанных площадей.
Боже мой, сколько смерти вокруг, сколько горя и боли!
Боже мой, пощади этих маленьких, глупых людей!

Дай им – каждому, каждому, каждому – по заслугам,
начиная с меня, переполни их светом Твоим.
Разрыхли их пустыню, их души Твоим острым плугом,
и прости им, прости им, прости все, что хочется им.

8.

Золото солнца и серебро луны –
все богатство, вся мера моей длины.
Дни и ночи порочны, обозлены.

Кажется лишь, что они стоят надо мной –
тени иной свободы, тюрьмы иной –
у изголовья. Нет вокруг ни одной

памяти, знающей наперёд себя.
Нет ничего, кроме Его руки
и ослеплённой гордости, и судьба
падает камнем в пропасть моей строки.

Дай мне силёнок не возносить порок,
не пересказывать то, что дано не мне.
Дай мне одну мою среди всех дорог.
Будь моей Высшей Мерой по всей длине

скомканной памяти, золота и серебра
дней и ночей, узаконенных перед тем,
как Ты обрушишься с неба огнем добра,
испепеляясь в Собственной доброте.

9.

Спасибо, Бог, за каждый вдох.
Прости меня за каждый выдох.
Я помню время длинных тог,
замаранных в пролитых винах.

Я помню вои площадей
и выи высушенных судеб,
и мир людей, и мир идей,
и то, как низко пали судьи,

и то, что было после них,
и то, что было перед Светом,
и нас – совсем, совсем одних
в безжалостном пространстве этом.

Я помню все, что было там –
в провалах собственных расщелин –
Великий Храм, прекрасных дам,
мельканье казней и прощений.

Я помню, как вселялся дух
в нетронутые смыслом лица.
Я помню вас – сначала двух,
потом Тебя, Твою столицу.

Я знаю наперед итог
и плачу, как смиренный инок.
Спасибо, Бог, за каждый вдох.
Прости меня за каждый выдох.

Прости мне гордость и тщету
моих потуг остаться сбоку.
Прости меня за нищету
жрецов, не обращенных к Богу.

10.

Солнышко выглянуло, и мне
лишь осталось раскрыть глаза
и до зари шагами звенеть,
не отступая ни шагу назад.

Время безжалостно только здесь –
между заботами и быльем.
Мир стал прекрасен почти что весь –
прежде я так не думал о нем.

Прежде я был вообще другой –
всё рвался к чему-то, чего-то хотел,
движимый только Твоей рукой –
вместе с любым из небесных тел.