— Дом семнадцать. Девчонку едем трахать, — доверительно рассказывает Серега таксисту. Тот молча крутит баранку, его глаза в зеркальце светятся похуизмом. — Вот же трудно стало бабу найти! Целый вечер убили, скинули «эсэмэски» четырем подругам, и только одна отозвалась — самая некрасивая. Жаль, конечно, что не Лилька, но Лилька себе уже наверно кого-то нашла, — приятель вздыхает. — Блондинка, хули…
Я засыпаю на заднем сиденье, довольный тем, что принял посильное участие в финансовом процессе: вставил при посадке, что за стоянку возле магазина мы платить не будем. Своих денег у меня уже нет, я слегка косой и мне, как и водителю, совершенно похуй, куда ехать.
— Она сама живет, — делится Серега, развязно закуривая. — Тридцатник бабе, а всё молодится, косички заплетает…
Очевидно, информация не производит на меня должного впечатления, потому что он, подумав, добавляет:
— Зовут Инна. Страшноватая. Но мы перед тем еще выпьем.
Я пожимаю плечами.
Серега резвится, булькает из горла, сует мне почти пустую бутылку, я отрицательно качаю головой. Большого труда стоило отвоевать его у ревнивой жены, и теперь он неуправляем, как вырвавшийся из зоопарка дикий кот, почуявший течную самку.
Вылезаем в каком-то тупике. Фары показывают рваную сетку покосившегося забора, ржавые мусорные баки и груды битых кирпичей. Водила бурчит, что дальше не проехать, а в объезд — долго.
— Сами найдем, — беспечно отпускает его Серега, хлопая дверцей. Я немного трезвее, и потому не разделяю оптимизма приятеля. Ночное небо перечеркнуто черными фанерными декорациями панельных многоэтажек с разноцветными, под цвет штор, окошками. Тьма цепляется за густые кусты. Возле подъездов кучкуются светляки сигарет, иногда слышен приглушенный говор с блатными молодежными интонациями. Мне неуютно. Серега ныряет под козырек ночного киоска. В островке желтого света он выглядит каким-то по-особенному сиротливым и беззащитным.
— Зря мы в магазин не заехали еще по дороге, — жалею я по выторгованной льготе на бесплатную стоянку.
Считаем подъезды, звоним в дверь. Открывает молодой мужик в майке. Серега прячет вино за спину.
— Извините, какой это дом?
— Пятнадцатый, — щурится мужик. Из комнаты высовывается перекошенное серое лицо с висящими седыми патлами: старуха.
— Разбудили меня! — каркает она с пенсионерской бессонной злобой.
Вторая попытка оказывается удачней — нужный дом стоит чуть поодаль. Я сижу в просторной прихожей на табуретке, рядом Серега с фальшивой теплотой обнимается с хозяйкой квартиры — ускоренно отрабатывает те прошлые разы, когда не отвечал на ее заигрывания. Лицо у Инны довольно приятное, однако косички его изрядно оглупляют, к тому же наблюдается излишек живота, и грудь под свитером так себе. Пока они громко воркуют, я без выражения глазею на обтянутый джинсами зад Инны, потом на миниатюры на стене, на запыленные полки с расписными глиняными вазочками. Встаю и иду в туалет.
— Света нет, — кричу я оттуда.
— А я не умею починить, — отзывается Инна. — Вот разве что мужчины помогут…
Садимся за стол. Серега нетрезво разливает, потом с вдохновенным видом поднимает тост «за очаровательную хозяйку». Вино оказывается порошковой дрянью. Тем не менее, я выдуваю почти стакан. С непривычки косею окончательно, завожу с Инной разговор о Венедикте Ерофееве. Она гордо сообщает, что ее дед знал Ерофеева лично, сам был писателем-историком, и миниатюры в коридоре тоже его. Потом, по наше-городской привычке, начинаем искать общих знакомых. Находим. Серега улыбается: обстановка ему явно в кайф. Он расстегивает две верхние пуговицы на рубашке и становится похожим на пришедшего с завода работягу. Инна дополняет ощущение домашности, спросив, не хотим ли мы борща. Я отрицательно мотаю головой, глотаю вино и попутно пытаюсь представить, как она голая стоит на коленях и по очереди у нас сосет. Картинка ни черта не складывается. Может, мало выпил…
Инна отлучается в комнату. Серега делает мне загадочный знак и крадется за ней. Кажется, он даже слегка пританцовывает. Я толкаю балконную дверь, выхожу наружу и достаю сигареты. Меня слегка мутит. Из глубины квартиры слышно какое-то кудахтанье, потом Инна начинает завывать, Серега что-то весело покрикивает.
Возвращаюсь на кухню. Сижу и думаю о Венедикте Ерофееве. Мне нормально. Заходит голый Серега, на его конце болтается мокрый гондон.
— Ну чо?
— Серый, я отойду, тут у меня недалеко знакомая живет.
Он в сомнении крутит головой.
— Давай я тебе денег на такси дам.
— Не надо.
— А… как же ты?
— Так. Тут недалеко.
Серега смотрит, как я в прихожей натягиваю туфли. Его руки автоматически завязывают стянутый презерватив двойным узлом. Кажется, приятель даже слегка обрадован: в конце концов это его бенефис, а не мой. И меня не ждет дома ревнивая жена.
— Ну давай, — Серега исчезает в туалете. Я щелкаю замком.
На улице прохладно. Окошки в домах почти все погасли. Я сомнамбулически бреду сквозь темноту, изредка огибая пьяные компании, отстраненно сознавая, что нахожусь в чужом незнакомом районе, ночью. Но меня никто не трогает.
Выхожу на проспект Мира, наконец-то начинаю слегка ориентироваться в пространстве. Мое «недалеко» — это два жилмассива. Маршруток нет, машины ездят редко. В кармане две гривни.
Я достаю телефон, ищу номер Юлы. В списке штук десять разных Юль, спьяну не сразу соображаю, какая их них мне нужна. Отыскиваю запись «Yula (new)».
— Привет, ты не спишь еще? Я тут недалеко гуляю. Отдашь мне моего Ерофеева?
— Не сплю, — Юла в легком замешательстве, наверное смотрит, который час. — А где встретимся? И когда?
— Давай на том месте, где ты штаны порвала. Через пятнадцать минут.
Сижу на лавочке, отдыхаю, смотрю на асфальт под ногами. По нему мечутся мелкие светлые пятнышки — это облетающие деревья на аллее кланяются единственному уцелевшему фонарю. За последние лет восемь я порвал джинсы всего один раз — споткнулся по накурке. Зато с девушками, которые выходят со мной погулять, эта напасть случается периодически. Прямо какой-то злой рок. Один раз это произошло прямо здесь.
От нефиг делать начинаю загибать пальцы на руках. Подходит Юла, нависает надо мной. В свете фонаря ее распущенные, светящиеся по краю волосы вьются огненными протуберанцами.
— Привет, я буквально на пять минут. Чем это ты тут занимаешься?
— Считаю свои несостоявшиеся групповухи, — показываю ей руки, сам задумчиво смотрю на них. — До десяти остался один раз.
— А что будет, когда наберется десять?
— Что будет, что будет. Пиздец будет. Я еще не решил. Может быть, просто начну посылать на хуй.
Юла садится рядом, протягивает мне книгу «Москва — Петушки». Я рассеянно киваю, кладу ее на лавку.
— Вот всё гадала, сможешь ли ты вспомнить место, где я порвала джинсы, — она зябко поводит плечами в легкой майке.
— Тут же скамейка, — говорю я, глядя на желтеющие в темноте кончики своих туфель. — Хороший ориентир.
— А что ты делаешь на районе в такое время?
— К тебе приехал.
— Врунишка. Сигарету дай?
— На.
— Ментоловые — гуд, — Юла прикуривает от протянутой зажигалки. — Ты как? Всё так же?
Я, помолчав, отвечаю:
— Ага.
На четвертой затяжке мобильник, висящий на ее запястье, загорается голубым космическим сиянием. Играет нечто тарантинообразное. Профиль Юлы подсвечивается из темноты, словно молодой месяц. Она со вздохом смотрит на номер вызова и сбрасывает звонок.
— У меня дома гости. Зайдешь?
Я медленно загибаю десятый палец и хихикаю. Она встает, потягивается.
— Да ну тебя. Я серьезно.
— Я тоже.
— Ну так что, зайдешь?
— Неа.
— Дурачок, бе-бе-бе, — она показывает язык, потом болтает своей раскладушкой. — Меня зовут уже…
— Беги.
Юла мнется какое-то время, потом нерешительно предлагает:
— Встретимся на днях, попьем пива?
— Я бросил.
— Тогда покурим, — она вытягивает пухлые губы трубочкой, подносит к ним невидимый косяк. — Или просто так прогуляемся.
Я молчу.
Телефон Юлы снова вспыхивает холодным огнем.
— Ну всё, давай, — она быстро целует меня, обдав запахом мяты, и исчезает в арке дома. На плитке аллеи остается ее тлеющий окурок. Я сижу еще пару минут, потом встаю и выхожу из-под деревьев.
Транспорта нет, скрюченные чахоточные фонари почти ничего не освещают. Через дорогу тащится толстая бабища в нелепом плаще цвета детского поноса, в руке у нее пивная бутылка. Вдалеке два человеческих муравья, покачиваясь, бьют друг другу морды. Патруля не видать. Я расстегиваю джинсы и ссу на магазин.
Возвращаться к Инне облом. Живот булькает — проклятое винище. Время позднее. Я неспешно топаю в сторону дома.
На полпути вспоминаю, что оставил Ерофеева на скамье. И ладно, хер с ним. Еще через триста метров в кармане начинает вибрировать мобила. Номер незнакомый. Девичий голос в трубке сообщает:
— Алё, это Лиля. Мне с этого номера сбросили SMS, без подписи почему-то. Я извиняюсь — весь вечера спала, только сейчас прочитала…
— Лиля? — переспрашиваю я с сильным сомнением. Дурацкое имя любовницы Маяковского поначалу не вызывает у меня никаких ассоциаций. Потом в хмельном мозгу что-то слабо брезжит. — Лиля... Блондинка, да?..
— Есть немного, — заигрывающий тон делает нейтральную вроде бы фразу исполненной многообещающего подтекста. — А вы кто?
Подумав, я говорю:
— А меня зовут иди на хуй.

23 сентября 2005 г.