Он проснулся вскоре после рассвета. Летом он всегда просыпался вскоре после рассвета. Это нельзя было назвать привычкой. Впрочем, инстинктом тоже нельзя было назвать. Вставать не хотелось, да и слишком рано. Вчерашняя усталость почти прошла, но сегодняшняя бодрость не наступила. Эх, старость, старость… Нет: эх, возраст, возраст… Глаз не хотелось открывать. И вдруг, как в калейдоскопе, замелькали, хаотически сменяя друг друга, обрывки вчерашнего разговора.
Нон-конформист. Откуда этот мудак и слово-то знает такое – нон-конформист. Смешно прямо. Смешно и противно. Придурок. Весь, обеими ногами в прошлом. Нон-конформист, блядь. О чем ты, лапуля? Кому сейчас нужен нон-конформизм, когда и конформизм-то никому не нужен?
Ну какой я к черту нон-конформист. Пошел он на хуй со своими выебонами. Лет двадцать назад – да. Был, да вышел весь. А клево было.

Было, было… Стремаки, полисы, «береза», что на Яшке, что на Ноге, что на Гоголях. Ну, на Гоголях уже «березы» не было. А дивные вечера на постаменте Свердлова… А фак-сейшны с Багирой и стусовавшимися вокруг нее старшеклассницами… Какие смешные гирлы случались! А суд над Красноштаном, попавшим сапогом по поле шинели полису в фойе кинотеатра «Ударник»… А гомерические сейшена с уторчанным Чапаем… Было, было… А ставшие родными обезьянники в 49-м что ли и в «пятке», что в арбатских переулках… И вечерний променад из «Чайника» в «Кофейник» и обратно в «Чайник», где в 20.00 уже ждал майор с полисами и березовцами. Папа Алеша все дарил им промерзшие гвоздики, а майор выебывался и грозил карами смертными… А туркменский сухач в том же «Чайнике»… А двойной кофе в «Туристе» на Кирова – и одинарный, но с самосами внизу в «Джелтаранге»…

А нудистские купания на Гауе… А кофейня на Пикк-ялг в Таллине… Серж Бахман смешно рассказывал о том, как он сделал гирле аборт двумя спицами. Рассказывал это он про двух гирлов, которые, стусовавшись, узнали про эту телегу и стали всем говорить, что кастрировали Сержа двумя спицами… Фан был на всю Ногу, да и до Казани доходило. Казань… В Питер стоило ездить фачиться. Ебалось клево. Полис, правда, резкий там был. Майкла Крейзи в «Гастрите» на Невском свинтили за просто так, хотя он и без хаера был, только в шляпе. Да что полис! С Сержем Чижовым поехали спьяну в Воронеж. Гуляем, наслаждаемся пейзажем. Вдруг возглас: «Хиппаны! Братаны!». Притусовываются двое. «Вы тоже хиппаны?» - «Да!» - «А где хаер?» - спрашиваем. «Да за хаер нам гопники пизды дают». Зато в дабле Воронежского Государственного университета клево с ними задолбили. Пипл в перерыве с лекции выбегает: «Ой, бля, дайте дунуть!»

Занятны воспоминания о юности. А что теперь? Работа, работа, работа. Встал чуть свет, и хуячь. Был я хиппи – стал яппи. А этот мудак все про нон-конформизм. Видел тут Саида издалека. Он почти не изменился, хаер носит, как раньше, только при нем гирла и два бэбика. Я даже подходить не стал. Тоже яппи.
«Мы приехали из талеккого города Тарту. Дайте, посалуйста, сестнадцать копеек на пилет». Лучший аск был в Питере. Потратившись на билеты, Серж привозил и прайс, и сигарет «Стрела» до хуя, и еще хавчика. Окупал дорогу с превышением. А у нас на улице Горького фиг нааскаешь на ботл.

А как съездили с Питом в Алма-Ату на электричках! Туда – кое-как, зато обратно пыхали бесперебойно. Жалко, сгорел Пит вместе с дачей. Передринчил, кажется.
И ведь сколько было возможностей сторчаться! Я вот не сторчался, а многие сторчались. Особенно когда Система сдохла. Засели по флэтам и давай чернягу ебошить. Когда же Система наебнулась? На Гоголях системных уже и не было почти. Вообще-то, нет, были, только в основном на Старых Гоголях. Когда любера пошли, пипл охуел. Максимушка-Фрилавушка с цепью ходил. Ромашка, кажется, тоже. Кончился нон-конформизм, как только пошатнулся Совок.
А кафетерий на втором этаже булочной на Горького, где бублик стоил 6 копеек, а чай без сахара – копейку… А «Норд», где урилы били морду Джону за то, что он приперся в ленноновских очках без стекол… А Казюкас, куда приезжала половина московского пипла и почти все питерские…

Все. Пора на работу. На работу.

Он открыл глаз – второй, подбитый и гноящийся, открыть не представлялось возможным. Он потянулся, и обоссанные газеты вяло зашуршали под ним. Утоптанная земля здорово похолодела за ночь. Привычным движением вправив выпавшую кишку, он встал. С добрым утром, Крымский мост, и с хорошим днем. День предстоял трудный. Работа, работа, работа… Киевский вокзал… Бутылки собирать – нелегкое дело.