Встреча выпускников может стать ужасным испытанием. Особенно, если люди собираются не для того, чтобы просто увидится, а для того, в основном, чтобы завидовать и хвастаться друг перед другом. А такие как я, к примеру, чтобы просто напиться. Скажите, что это хуже?

Я уже и не помню, как всё это началось. Когда я успел стать таким безрадостным и слабым. Всё было задумано совершенно не так. Факультет журналистики, талант, одобряемый корифеями слова. Некоторые смелые статьи в крупных газетах и... роман. Да, роман! Настоящий, полный души и чувств. Такой, что сокращает жизнь того, кто его пишет, едва не в половину, потому что половина этой жизненной силы уходит в него и остается для тех, кто станет читать. Для всех. Я хотел назвать его "Два желания".

Но ничего этого не было теперь. Диплом с отличием пылился в секретере, части недописанного романа лежали стопками на полу, мой талант был отдан маленькой колонке глупых сплетен на пятой страницы дешёвой жёлтой газетёнки. Колонка кормила плохо. Неизвестно почему любимая жена стала совсем чужой: теперь я вижу её только два раза в день: утром, когда она кормит кота, и вечером, когда она мертвецки пьяная спит на разложенной наспех тахте. Маленькая комната на Лиговском проспекте, и для меня давно уже тонет в стакане с дешёвой водкой. Друзья перестали звонить уже не помню когда. А были ли они вообще, эти друзья? Или мне только казалось, что были? Кот жены, эта мерзкая глупая тварь, постоянно рыгает на мою кровать и мочиться на старые рукописи. Рукописям положено лежать на полу, иначе их незачем писать, только вот кот этого не понимает. Будь я посмелей, давно отнёс бы его ветеринару и усыпил. Но, пожалуй, если бы я смог сделать это, то смог бы и дописать свой роман. А этого, похоже, уже не будет никогда.

Глоток виски приятно обжигает пищевод и греет желудок. Давно я не пил виски. Впрочем, после третьего стакана становится всё равно, а иначе зачем же ещё пить? Говоря о друзьях, которые перестали звонить: вот и организатор встречи выпускников, ныне преуспевающий писатель, Андрей Семенов. В институте мы называли его "носатым". Он никогда не подавал особых надежд, писал средне, мало пил и много разговаривал о будущем. Мы были друзьями тогда. Я не успел заметить, когда же закончилось и это... Мы перестали общаться, когда после института я серьёзно взялся за роман. Дороги разошлись не сами собой. Его тогда тянуло ко мне, а мне было всё равно. Мне казалось, что всё ещё успею сделать, что всё ещё лишь начинается, и можно пока не спешить. Возможно, завтра можно будет собраться и закончить то, что должен. Но сил закончить хоть что-нибудь не хватило. А теперь уже было слишком поздно.

Андрей стал преуспевающим и очень известным писателем. Встреча в дорогом ресторане была его идеей, и идея эта была полностью им же оплачена. Все пришли сюда, в основном, чтобы посмотреть именно на него. Весь выпуск. Андрей был полон сил, сыт, красив и успешен. Он и сейчас говорил о будущем в своих фантастических романах, получая за это огромные деньги. Трудно ли писать бестселлеры? По-моему, так называлась статья, посвященная ему, в нашей газете. "Нет, не трудно!" – отвечал я, перечитывая начало "Двух желаний". Я знал, что у меня не хватит сил подойти и поговорить с ним. Вспомнить былое... Я оказался прав. Я представил себе начало нашей беседы: "А это Саша Жуков. Когда-то мы дружили. Мы вроде даже начинали вместе. Как твой роман, Саша?" Я сделал ещё несколько крупных глотков, и мир вокруг стал медленно вращаться по уже налаженной схеме.

Жена спала на диване не раздевшись и наполовину прикрывшись рваным пледом. Рядом стоял ополовиненный пузырь горькой настойки. Маленькая грязная комната, вонявшая кошачьей мочой – это всё, чего я достиг в жизни. На этом мой мир завершался, и больше в нём не было ничего, остальное было лишь сладкой иллюзией. Ей, как наркотиком, можно было долгое время зашторивать себе глаза, но ломка рано или поздно всё равно наступала. И хуже её ничего представить было невозможно. Господи, кто бы знал, как же это было несправедливо! Как же это было нечеловечески неправильно!

Я был пьян не более чем обычно. Я сбежал из ресторана потому, что не было сил смотреть на всё это. Пройдясь по комнате, я сел рядом с телефоном, стоявшим на маленьком столике. Я задумался снова о судьбе Андрея Семёнова – писателя-фантаста, известного не в одной стране мира. В груди начала просыпаться бессильная злоба. Плакать и жаловаться было глупо, к тому же не было сил. Всё же я был очень пьяным, потому что схватил вдруг телефонную трубку и, сам не зная как, набрал вдруг номер его квартиры. Наверное, я уже очень давно хотел позвонить ему.

Его, разумеется, не было дома. Он и его красавица жена, двадцатитрехлетняя польская фотомодель, были сейчас в ресторане, из которого я только что сбежал. Это не имело никакого значения для меня. Ответил автоответчик. Я не помню, что я говорил в точности. Помню, что представился. А потом... Наверное, фантазия писателя, пусть даже конченого неудачника, способна излить при желании много желчи. Возможно, завтра с утра я умру от стыда, что так опозорился. Но сейчас мне было всё равно, моим оскорблениям не было конца, как и мои неудачам, как и той злобе, которая внезапно проснулась внутри. Я бросил трубку и, как был, повалился на старый порванный диван с маленькими синими цветами на грязной обивке.

Не помню, как долго я рыдал от бессилия, но, почему-то, мне не становилось легче, напротив, зависть к чужой жизни нарастала с неимоверной силой. Я стал думать о том, что если чего-то хотя бы раз в жизни очень сильно захотеть, то это обязательно сбудется. И я захотел. Я пожелал всеми оставшимися силами своей души. Я хотел, чтобы Андрей Семёнов умер. Я хотел, чтобы он не смог больше наслаждаться всем тем, что должно было быть у меня. Я так сильно хотел ему смерти, что в затуманенных спиртными парами уголках мозга внезапно даже родился страх. Я не помню, как же долго я представлял себя на месте Андрея, представлял себе его жену рядом с собой. Его огромную дорогую квартиру, встречи с издателями, автографы на обложках новых, пахнущих типографским станком, романов. Письма поклонников, благодарности за вклад в...
Я отключился, наверное, только под утро.

– Дорогой, вставай!
Я задумался сквозь сон над тем, с каких это пор моя жена стала называть меня дорогим. Я открыл глаза. И... Не узнал свой потолок. А после и всё, что меня окружало. Я проснулся в огромной шикарно обставленной спальне. Шок был неописуемой силы. Но хуже стало, когда рядом с собой я увидел жену Андрея Семёнова в тонком ночном халате. Это был сон, но он был реальнее жизни.
Мысли страшным вихрем кружились в голове. Я вскочил с постели и кинулся к огромному зеркалу, висевшему на стене. Это всё ещё был я, но только лет на пять моложе. С лица исчезли отёки, пропала вечная мерзкая, кажется неистребимая, щетина и желтый налёт на коже, говорящий о том, что печень стала потихоньку отказывать, разрушаемая запойным синдромом. Но это был всё же я. В приступе эйфорического безумия я кинулся к перепуганной фотомодели и буквально крикнул ей в лицо:
– Как меня зовут?
Она так сильно удивилась, что не стала отпускать никаких замечаний, а просто чуть напуганным голосом проговорила:
– Саша.
– Да! Точно! Точно!
Руки начали трястись от внезапной догадки. Ноги стали ватными, я поспешно сел обратно на кровать.
– Скажи, я писатель?
Она стала внезапно очень грустной; может, я и сам хорошо замечаю эмоции людей, а возможно, она не пыталась ничего скрывать:
– С тобой всё в порядке, дорогой? Может, стоит позвонить доктору?
– Нет, всё замечательно. Только скажи: писатель я или нет?
Она стала очень серьёзной. Что-то явно было не так. Но в этом можно было разобраться позже.
– Твой роман "Два желания" считается бестселлером мирового уровня. Ты не просто писатель, ты настоящий гений!
Ощущение, которое я испытал от этих слов, невозможно было описать. Не стоит даже пытаться делать это. Так, наверное, чувствует себя хозяин всего мира, вдруг выиграв его в дурацкую лотерею.
– Дорогой, точно не нужно врача?
– Нет, – отмахнулся я, – Зачем мне врач?
– Ты так расстроился из-за предстоящий поездки в Швейцарию? Мне кажется, они помогут тебе, и всё будет в порядке. С тобой всё нормально? Тебя не тошнит?
Я не хотел слушать её пока. Я понял, что это был не сон, я понял, что справедливость, наконец, восстановлена и я получил то, что заслуживал. Я хотел только одного – увидеть свой роман напечатанным. Как отец хотел увидеть ребёнка, с которым его разлучили на долгие годы:
– Где мои книги!!!?
Она растерянно молчала, глядя на меня. Я понимал, что выгляжу совершенно ненормально и веду себя пугающе, но сейчас это заботило меня менее всего:
– Где мои произведения!!!? Мои напечатанные труды!!!? Где они!!!?
– В кабинете...
Я со всех ног кинулся туда. Я был счастлив без оговорок и ограничений. Тем счастьем, которое нельзя даже пытаться описать. Кабинет я нашёл, надо сказать, с трудом. Моя новая красавица-жена не стала следовать туда за мной, и меня это вполне устраивало.
Я увидел свой роман и многие другие, о существовании которых, я даже не подозревал. Не знаю, как долго я листал их, поедая глазами ровные черные строчки. Кажется, я даже плакал… И впервые за долгие годы это были слезы искренней радости…

Много позже в тот день на столе в гостиной моё внимание вдруг привлекло распечатанное письмо. Оно было адресовано мне. Оно пришло из Швейцарии, но написано было на очень хорошем русском языке. Я был уверен, что это было письмо от поклонника, и, в надежде упиться славой, словно дорогим вином, жадно начал его читать.

Мой дорогой друг!

Сожалею, но Ваше лечение не дало требуемых результатов. Боюсь, мы сделали для Вас всё, что было в наших силах. Курс химиотерапии не дал желаемых результатов. Количество лимфатических узлов, пораженных раковой опухолью, резко возросло вопреки нашим общим надеждам. Я прошу Вас как можно скорее приехать сюда, в клинику Инзельшпиталь в Швейцарию.
Крепитесь!

Ваш преданный поклонник и товарищ,
Андрэ Гронкьяэр.

……

Внезапно, словно по волшебству, зазвонил телефон. Трубку никто не снял, и сработал автоответчик... Я услышал хриплый и пьяный голос Андрея Семёнова:
– Саша! Это Андрей Семёнов, твой бывший одногруппник. Ну, как поживаешь, бумагомарака? Надеюсь, лучше, чем я? Надеюсь, твоя молоденькая жена не нажирается вечерами на работе, а кот не срёт на новые труды. А? А вот у меня этого хоть отбавляй. Могу поделиться... Я хотел сказать тебе, что лично я считаю тебя полной бездарностью и трупом. Твои дорогие романы – полное дерьмо! Слышишь ты, мертвец, а не писатель?! Слышишь меня... ты!!!

Frost.


.