Эта правдивая исторея, учаснеком каторой мне пасчасливилось быть, случилась вначале 90-х годов. Я тогда был студентом, училсо в тихническом университете и пастигал законы эликтричиства, ёп ево мать. Летнее жэ время я притпачитал правадить на отдыхе в диревне, справидлива палагая, што отдых в сельцкай меснасте на свежэм воздухе ниебически укрипляет арганизм и павышает патенцию. Нибуду утамлять читателя аписанием самой диревни, а скажу лижь, што действие праисхадило в российской глубинке, где на тот мамент пражывал мой дваюродный брат Саня и хуева туча ево и маих друзей.

Итаг, деспазицэя сцуконах действующих лиц такова: мы с братам Саней и наш друх Вовка зашли за нашым другом Олегом. В нашых планах на этат вечир значилсо всево адин пункт: устроеть на берегу речки распитие спиртных напиткаф с паследующим аццким отжыгом на сельской дискатеке. Для выпалнения паставлинай задачи, у нас, как гавариццо, с сабой было, причом окола двух литрав, причом самагона.

Олегов батя, увидеф нас скривил ебло, но Олега из дома пазвал, типо: “К тибе тваи ебланы пришли. Апять небось пайдёте хуем грушы акалачевать?”. Тут надо атметить, што Олег сцуко ужэ прачуял бухло и как кабель возле суки падрагивал в радастнам притвкушэние и мылил сандали, как бы сдриснуть из дому пабыстрей. Батя иму и гаварит: “Воды блиа приниси сперва, а патом нахуй можышь на фсе читыре стораны уёбывать!”

А тагда в диревне чо-то с вадой было, в смысли хуйня какаита. Толи башня ваданапорная наибнулась, толи насосы кто списдел, толи ищо чиво, кароче нипомню я нихуя причину ну и хуйсней. Кароче, вады ф калонках не было савсем, как в диривенцкам сартире, и всем прихадилась песдавать за вадой в калодиц. Ну у некатарых селян ва дварах сваи калоццы быле, на случей так скозать ядирнай вайны и прочех пездецов-катаклизмав. Но у Олега калодца не было (единствиный сцуко промах ево кулацкава батьки). Ну вот Олегу и дасталась эта благародная миссия – песдовать за вадой к саседям. В этам месте я приаткрою завесу тайны и маласть забигу впирёд. Если-бы Олегов батя знал, чем всё это кончицца, он бы блиа сам галопам за вадой памчался, а не пасылал бы сынка-распесдяя. Ну, давольно, прадалжаю.

Мы истесцвинна пашли вместе с Олегом, каторый захватил два пустых ведра. К калотцу, в каторам у Олега была маза вады набрать, путь аказалсо нихуйа неблизким, песдовать до нево прешлось минут 5. Сели абкурить это дело (в харошэм смысле этава слова. Травой тагда никто из нас не баловалса) и заадно ришыле принять по-первой. Маласть стремались толька, штобы сасед, к катораму мы за водой прешли, на хвост нам ниупал. Но абашлось йоп ево мать.

Махнули значет по-первой рюмашке и штобы сцуко нинапрасно было, вдагонку сразу по-второй. Захорошэло яебу. Ищо пирикуриле. Я и гаварю: “Олег, хватет сиськи мять, набирай вады и пагребли! Отнисёшь воду и пайдём на речку, аттапыримся ужэ в полный рост!”. Ну и этот косарукий обморок начел блиа працэсс.

Я веть паначалу думал, што фсе сельцкие люди беспесды искушонные в такова рода делах, как типо вады из колотца дастать, иле там агарод полить. Но глядя на Олега, я понел, што сцуконах сельское хазяйство в канкретнай апаснасти, если нисказать грубее. То есть есле бы Олегу чё-то там давериле, типа паливать или блиа ухажывать за каким-небудь зилёным носаждением, то с этава мамента риальна запускалесь чесы смерти для этава растения. Не умел он нихуйа савиршэнно.

Он астервинело крутил блиа этот шпиндель (ну как там этот ворот у калотца называецца, я запамятовал), раняя пепел с “Примы” в калодиц, ведро ебашело па стенкам калодца. Кагда ведро извлекалось наверх, в нём было меньше паловины. Вот так он и мыкалса менут пять, а мы куриле и уссывались в старонке. Вдруг Олег сказал: “Песдетс! Я ведро утапил!” Пастибались мы над ним для парядку, а патом спрасиле, чё делать будишь? Был-бы я на ево месте, сказал-бы бате, што так мол и так, ведру кирдык. Веть этих вёдер там в хазяйстве хуева гора, да и есчо три раза по-столько жэ. Но Олег был не таков. Есчё со сцаных школьных лет в нём намиртво укаринилась превычка никагда ни в чом нисазнавацца. Нет и песдетс! Как отрезал. Паэтому Олег скозал нам: “Скажу бате, што с адним ведром хадил!”, и мы пагребли к ево дому.

И фсё бы блядь есчё абашлось, но на беду встретиле мы есчё аднаво местново кренделя Василия, каторый намётанным взглядом прасёк, што у нас есть самагон и уламал нас иму налить. Ну налиле ему, налиле, ясный хуй, себе, пакуриле и было ришыно, што вода падаждёт и дапевать самагон мы будем пряма здесь и сичас. Сели все вместе за какойта куст и всандалили ево до паследней капли. Есчё папесдели за жызнь и пашли к дому Олега. А надо сказать, што фсе были уже путём. Ну то есть не в лоскуты ещё канешно бухие, но висёлые и задиристые, што твой песдетс.

Встречает нас Олегов батя: “Ну, блиа, наканецта! Тибя тока за смертью пасылать! Нипрашло и двух чесов, нахуй! А где втарое ведро?”. Олег гаварит: “Я ж с адним хадил!” Батя: “Не песди! Ты на маих глазах ухадил! Рибята, где втарое ведро?” Мы: “Да вроди адно ведро было?!”. И так далие. Олег блиа малчал натуральна как Зоя Касмодемьянская и Марат Казей в адном лицэ. Не калолсо канкретно.

Между тем, батя памаленьку зверел. И я, между прочем, разделяю вазмущенее атца. Кагда иму заивляют, практичиски аткрытым текстом, што у нево глаза на жопе, я бы тожы нивыдиржал. Карочи, отец ламанулся к Олегу, а тот с пересёру падарвался в дом (нет бы блять дураку на улетсу бежать). Слышым, в доме топат начелся, тазеки падают, двери хлопают. Патом тишына. Минут пять. Патом выходет Олегов батя. Ну думаю, Олегу ввалил песдюлей, типерь наша очиредь. Но затейнеца-сутьба распаридилась по-другому, гараздо висилей и беспесды задорней.

Олегов батя гаварит: “Ребят! Эта сцука схватил ружйо и засел на чирдаке! Пайдём, пагаворите вы с ним, штоб ружьё отдал и спать лажылся. Бить ево не буду!” Сказать, што мы просто ахуеле – это блять пакривить душой. Мы ахуели до кончикаф валос на жоппе, вашли в састоянее глубоково пездеца и асталесь в нём до канца этава, складывающивася ниебически-интиресно, вечера. Ахуеле в ступор кароче, но в дом пошли. Типерь снова будит нибальшое ацтупление для аблигченея фтыкателям ариентираванея на меснасте.

Ваапщета, чирдак в доме Олега был не жылой. Но леснеца и люк туда были. Ну и Олег там сибе устроел што-то типа каморки, Папа Карла ёбнутый. Койку там сибе паставел, свет правёл. Кароче летом он начевал там (зимой нет, паскоку чирдак не отаплевалсо). Апять-жэ удопство какое – бухой ночью придёт, запалзёт на чирдак и никто ево не спалит. Ну вот.

Кароче, этат васставшый карбонарий занел на чирдаке кругавую абарону, блиа. Мы паднялесь па леснице. Олег сидел на сваей койке и сжымал в руках ружйо. Да, забыл росказать. У нево было древнее шопесдетс однаствольнае ружьё. Такой блять карамультук, весь пабитый, паёбаный, уроненный 188 раз. И у нево было риально кривое дуло. Кагда мы гавариле это Олегу, он надувался как мыжь на крупу и очинь абижалсо. Вопчем, любил он сваё ружйо и всячиски холел и лелеял ево.

Я ему и гаварю: “Олег, ебанись! Ты чё в натуре делаешь? Выхади сдавацца сцука без оружыя! Твой батя сказал, што нихуйа тибе не будет!”. Но этот беспесды баец невидимова фронта и гирой сцуко Цусимы в адном лицэ, гаворит: “Хуй на-ны! (это у нево паговорка такая была). Не сдамся нахуй никаму и буду сцуко аткрывать агонь, вазможна блиа дажэ на паражэние. А паследней патрон аставлю сибе!” Ну переклинило падлу канкретно. Фильмаф пра Рембо насматрелсо наверно, плюс и окосел сильно. Мы-то фсе пажравшы из дому прешли, а Олег можэт ниуспел, можыт есчо чиво, но развезло ево путём. Плюс преродная враждённая припизднутасть – фсё это дало гремучую яебу смесь. Кароче сдавацца он нихател, сидел и барматал всякую паебень. Батя снова начел ево уламывать, а мы сцуко шэпталесь в староне. Этош блиа сабытие какое - не каждый день всётаке в ваенных дейцтвеях паучаствывать удаёцца.

Наканец батю видать подзаебало это фсё и он решыл вайти на чердак. Олег сцуко паднял ружйо вверх (в воздух он стрилял, кароче) и нажал на курок. Выстрел потряс галактику блиа! В пустате чирдака он празвучал как залп крейсира “Аврора” в 1917 гаду. Ружьё паходу было заряжэно дробью, паэтаму выстрилом разнесло один лист шифера на крыше и типерь черис атверстее можна было умиратварённа наблюдать закат солнца.

Батя чихал где-то в дыму, а мы продолжале ахуевать от праисходящиво. Между тем, Олег успел васпользовацца всиобщим замишатильством и перезарядил свой карамультук. (Батя ево канешно дурак - праебал момент. Ружьё-то одностволка. После выстрила Олега брать сразу надо было). Батя, бормоча праклятия и нишуточно играя ачком, попятилсо абратно к нам на леснецу, где и састаялся ваенный савет. И было ришыно вот што.

В доме напротев жыл Олегов дядька. Мужык он был здаровый и насил кличку (в диревне у всех клички есть) Ломоносов. Нет, он не был учоным. Просто у нево был ахуенный нос. Тоисть нос был проста песдетс, славаме дажы непередать. Кагда этот дядька шол, то из-за угла дома сначала паивлялсо ево нос, патом долга-долга никаво не было, патом паказывалсо весь астальной арганизм. Ну, можэт я и малёха приувиличиваю, но не сильно. Ну это я атвлёкся. Так вот, этава сваево дядьку Олег очинь уважал, дажы больше чем отца. Именно уважал, а не баялся. Тоисть дядька был у Олега в автаритете и дажы Олег с ним пару рас выпивал, тайком от отца. И нами было ришыно привлечь дядьку к этой миссеи, по взятею тирариста Олега жывьём.

Ламаносав вниматильна выслушал праблему, назвал фсех долбойобаме и аткрыл сервант. Вынул из серванта початую литруху первача и сказал: “Пайдём блиа!” И все пашли. У леснецы дядька сказал: “Паднимацца на чирдак я буду один! А вы блять нелезьте и ваапще, мне саветчики тут в хуй не упёрлесь и песдуйте мол по-своим делам, фсё будит заипцом, не сцыте типа в компас, йобанарот!!!” Судя по ево разгаворчивасти, он ужэ тожэ датый был. Но это и к лутшэму - смелее будет, сделал я такой вывод, но вслух нихуйа нисказал. И дядька палез на чирдак, диманстрируя Олегу на вытенутай руке литруху. Выстрила нихуйа не паследовало и у фсех прямо атлегло от сердца.

С чердака данасился нигромкей разговор и пириадически бульканье. Олегов дядька выбрал правельную тактеку: он проста ришыл напаить Олега вхлам, давести ево до полной кандицеи, так скозать. Время тенулось давольно медлино и где-то менут  чирес сорак, в люке, каторый вёл с чирдака на леснецу, паивилась жопа дядьки, каторэй патом спустился по леснице. В руках он диржал ружьё. “Всё, песдетс, спит нахуй!” – сказал он и сдал оружые. Финита блять.

А на следущей день батька всё-таке отмудохал Олега. Но ужэ нисильно. Олег где-то ниделю пахадил с нибальшим бланжэм на челюсте. Причом этот ёбаный партезан нас увирял, што он так и не сазнался в прапажэ втарово ведра, из-за каторава фсё и начелось. Можэт и не песдит?