Действие происходит в тюрьме Алькатрас, Сан-Франциско, США. В 1962 году тюрьма была закрыта к хуям из-за дороговизны содержания зеков. Была вновь реконструирована и открыта только ради того, чтоб содержать в ней одного из наших героев, особо опасного преступника, осужденного Просо, которого до открытия содержали в тюрьме Синг Синг, штат Нью-Йорк, ибо у Просо на суде были все шансы получить электрический стул, который есть в Синг Синге.
Действующие лица:

Осужденный Просо, он же Мясо Белоцерковский. Сидит за то, что выпустил в арендованном им на подставное лицо кавказской национальности подвале жилого дома в Гарлеме ваучеры Дж.П.Моргановского банка, и распродал на нью-йоркской фондовой бирже по демпингу, чем обвалил НАСДАК к ебени матери, и долго ещё на сто долларов было нереально купить ничего, кроме пачки макарон и галлона керосина. Пожизненное заключение.

Осужденный Дрон. Мажор, малолетка, наркоман, внебрачный сын известного певца Н.Гнатюка. Сидит за наркобизнес – пытался перевезти через границу в непалёном гашнике (анальное отверстие, жарг.) шесть килограммов триста граммов кокаина. Спалился по дурости – заткнул гузло пробкой от лошиного фэшн-пойла «фрезита», которую и обнаружил обыскивающий его таможенник, который, увидев столь гомерическое количество порошка в одной жопе, от удивления скончался в корчах прямо на месте шмона, что послужило отягчающим обстоятельством. Пожизненное заключение.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

Двухместная камера. В камере кондиционируемый воздух, плазменная панель Фуджитсу, музыкальный комбайн Банг и Олафсен, ореховая кухонная мебель, микроволновка Гаггенау. Возле микроволновки хлопочет осужденный Просо, разогревая на обед индейку с трюфелями. На осужденном Просо розовый фартук с микки-маусами. Сам осужденный Просо тоже розовый и кругломордый, типа и не в тюрьме сидит. Рукава рубашки у него закатаны, на обильно волосатом запястье виднеется татуировка с надписью «Сияй, Незалэжна, жыд буду, колы тоби забуду!».

Просо (мурлычет под нос): Ммм-муггг… фэйгелэ моя… ггустноглазая… завтга утгом папа вновь к тебе вегнёцца (скребет ножом по наманикюренному ногтю) фак! …фэйгеле моя… блять.

Дверь камеры распахивается, в камеру вводят вернувшегося с прогулки осужденного Дрона. Тот в давно нестиранном, засаленном спортивном костюме и давленых кроссовках. Имеет вечно вялый вид и мешки под глазами в мелких прожилках. Осужденный Дрон садится на табуретку, стаскивает кроссовки и переобувается в домашние шлёпанцы.

Дрон: Ну чё, бгаза, индюк готов? И нахуя ты опять напялил на себя этот дегьмовый секонд-хенд? Прям как ниггер какой, век воли.

Просо (раздраженно): Блять, шо ты доебался до моего фагтука, сцукаблянах! Нагулялся, блять! Завтга твоя очегедь жгатву готовить, ёпта. Смотги у меня, шоб не забыл. А то я начну волновацца. А этот фагтук (мечтательно закатывает глаза) напоминает мне мою стагенькую бабушку, у ней был такой же… в моем далеком ташкентском кидз (трогательно хлюпает носом и утирает слезинку полой пресловутого фартука).

Дрон (предельно ехидно): Ага, конечно же. Тока ты забыл чота, шо у твоей бабушки в твоем ташкентском кидз фагтука с микки-маусами таки быть могло вряд ли. Газве шо из джутового мешка, бугага!

В железной двери камеры с лязгом открывается кормушка, в неё всовывается омерзительная харя ниггера-баландёра. Он скалится гнилыми, чёрными зубами, и отвратительным голосом жизнерадостно каркает: «Ланч, мафака!!»

Просо (вздрогнув, выронив нож): Фак офф, педорраз, блять! Таки гет зе фак евей фгом ми, дыгявое чегножопое чмо!! (срываясь на пресняковский фальцет) В ЖАЛО ВЫЕБУ!!!

Ниггер, испуганно выпучив глаза, надсадно пердит и, грохнувшись затылком о железное ребро отверстия, мгновенно исчезает из кормушки. В камере остается добротно настоянная на кислой капусте, жуткая, плотная, как питерский туман, страшно смердящая вонь от ниггерского выхлопа. Осужденный Просо брезгливо морщится и ладошкой пытается отогнать от себя вонь, клубящуюся по помещению.

Просо (чуть не плача): Шлимазл, блять, чегножопый! Скока газ я им говогил, шо нехуй совать сюда свои ёблы со своей баландой! Божеж мой, какая вонь! Он шо, чегвей нажгался, этот чегтила?!! Тепегь я не смогу кушать!!

Дрон: Бгыгы, шож ты такой бгезгливый? Подумаешь – негрила напердел! (щедро накладывает себе сочные, ароматные, дымящиеся куски индейки, поливает соевым соусом. Чавкая и сопя, неопрятно ест, утирая пятернёй с подбородка обильно текущий жир птицы)

Просо (презрительно): Плебей ты, Дгон, и обжога. Тьфу на тебя. Ты даже не заметил новой тагелки, из котогой жгешь! Не стыдно? (со слезой в голосе) А ведь эту тагелку мне пгислал к бёздею мой кентярик Амиго Пышный из далекой челябинской зоны! Эээх… (безнадежно машет рукой).

Осужденный Дрон удивленно смотрит на тарелку, раздвигает пальцами куски индейки. В центре изображен Сталин в полосатой робе, с «коибой черчилль» в зубах, по кругу надпись « Тщательно пережевывая пищу, ты приближаешь условно-досрочное освобождение».

Дрон (туповато): Чёто я не догнал подэцэлам… Какое условно-досрочное, ёпта? У тебя ж, вгоде, пожизненное?

Просо (ехидно, всплеснув руками): Ой, блять. Можно подумать, можно подумать! А тебя типа сюда на пятнаццать суток закгыли.

Оба осужденных грустно задумываются.

Конец первого действия.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

РФ. Челяблаг. Всем знакомая зона-девятка. 4-й барак. На шконке осужденный Ренсон играет в нарды с осужденным Хербой. Рядом сидит осужденный Сфинкс, мечтательно глядит в потолок, играет на гопузе (щипковый инструмент, засовывается в рот, звуки извлекаются при помощи металлического язычка путем его дёрганья), чего-то напевает. На соседней шконке лежит зашедший к кому-то в гости осужденный Гоблингага, ковыряет пальцем в анальном отверстии, кряхтит, задумчиво и недовольно разглядывает палец. Осужденный Крот, он же Лариска, отскребает бритвой Жилет Сенсор Эксель пятнышко крови от тщательно отполированного пола – на днях в бараке Крот был беспощадно отодран вернувшимся из ШИЗО давно не ебавшимся осужденным Белкиным, который неосторожно разорвал ему жопу чуть ли не до копчика. Рядом с осужденным Кротом его ведро с раствором Фейри.

Херба: Гыгы. Чё, Грызун, пердак разрабатываешь? А не ахтунг в очке-то ковыряцца?

Гоблингага (обиженно): Я же в своём очке-то ковыряюсь! И ваще, как вы смеете так разговаривать со смотрящим общака! Я Витале Драндулету маляву отпишу, какой вы тут беспредел правите!

Сфинкс (гундосит, изредка дёргает язычок гопуза): Кюнтычылык нахуярым, (дёрг!) Бухтыр мухтыр нихуя! (дёрг!) Сизин йэрым яш хайвандыр, (дёрг-дёрг!) Зоопаркдан дохуя! (дёрг-дёрг-дёрг!)…

Ренсон: Мутный, блядь!!! Я ща ебанууууусь!!! Ну вот, блядь, проиграл партию, блядь! (пододвигает к осужденному Хербе три проигранных беломорины) А всё из-за твоего ебучего дёрганья! Блядь, поэтому вы там, в Чуркистане, такие ебанутые все, сука, потому что слушаете не музыку, а вот эту хуйту!

Сфинкс: Терпи, Харя. Это ещё цветочки, ннах. Я тут тахтабазарской братве отписал, чтобы мне дудук заслали. И самоучитель к нему. Хочу быть великим музыкантом! Вы тут у меня охуеете, блядь, все... Но это всё хуйня. Слы, какой прогон по лагерю гуляет – скоро Витале Драндулету кирдык, ннах.

Немая сцена. Все обалдело притихают, недоуменно смотрят на осужденного Сфинкса. Осужденные Херба и Ренсон бросают нарды, осужденный Гоблингага застывает с пальцем в анальном отверстии, даже пидор осужденный Крот замирает еблом под шконкой, отклячив к потолку тощий, многострадальный зад.

Сфинкс: От так-то, бля! Едет на лагерь действительный законный вор, старой формации, чёрный, как сама чернота, блять. Отписал кто-то с зоны маляву, быдто беспредел у нас тут творят реально. Шнырей то в жопу ебут, то смотреть за общаком приставляют, хуй прассыш. Положенцы на бараках общак крысят, пидаров в очевидцы подтягивают – пиздец, короче, реальный. И вот совсем скоро, уже на днях, этот законник заезжает к нам на лагерь. Всем наступит тотальный и безоговорочный пиздец. О Драндулете уже малява по челябинской управе ходит, что объявлен он гадом, и гасить его при встрече положено каждому порядочному арестанту. О Буйном нашем тоже чё-то пишут… посмотрим, короче, чем всё это кончится.

Осужденный Гоблингага срывается со шконаря и, забыв застегнуть штаны, ломится из барака. По дороге он спотыкается об осужденного Крота, с грохотом падает еблом в ведро с тряпкой и раствором Фейри, подскакивает, с размаху пинает ногой осужденного Крота в лицо и, отфыркиваясь, убегает. Все, кроме осужденного Крота, громко ржут.

Херба (утешительно): Ну ничё. Терпи, Лариска. Скоро, я думаю, Грызун будет тут с тобой на пару продол пидорасить, он же, сучара, Зеппа вкозлил Драндулету! Бгага. И хуй Буйному сосать вы будете группой. Я ещё попрошу знакомого порнорежиссёра с воли, чтоб страпон прислал в посылке, бгыгы. Во паржом! (берет одну из выигранных беломорин, надувает щеки, выстреливает табачным столбиком прямо в глаз осужденному Кроту)

Крот (присвистывая сквозь выбитые зубы): Мне тозе бы этого хотелофь. Представляю - смотряффий за обфяком, и вдруг такой фе профтой пидар, как и я. Это будет офень, не побоюфь этого флова, готично…

Сфинкс (задумчиво): При таких раскладах с новым вором, как бы самому Буйному сосать не пришлось… со страпоном в жопе.

Конец второго действия.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

Каптерка 3-го барака. Кругом разруха и запустение. Облезлые стены, кругом паутина и следы от плевков. Осужденные Удав и Гоблингага, сидя на колченогих табуретках, испуганно о чем-то шепчутся, перебивая друг друга и оживленно жестикулируя. Фраз разобрать невозможно, слышатся только обрывки: «…слы, мне моё очко дороже… да пизда твоему очку, имей смелость… правде в глаза… общак кто крысил, я, что ли?... да Буйного давно пора… новый вор всех на бабуку… а случись шухер - Мутного на перо… это Мутный, сука, маляву ворам отписал… хач ебаный…» Раздается грохот сапог, дверь каптерки слетает нахуй с петель, входят четыре безымянных амбала-уголовника с кошмарными мордами, за ними, заложив руки за спину и щурясь, входит осужденный Пробежий. Осужденные Удав и Гоблингага в диком страхе замирают смирно.

(Краткая характеристика. Осужденный Пробежий – вор в Законе. Именно с заглавной буквы З, ибо не нашелся ещё ни один зек, осмелившийся оспорить авторитет этого матерого уркагана. Ещё бы – размечут по локалке, ещё и пасть захлопнуть не успеешь. Суров, но справедлив. Сел в раннем детстве, до сих пор ни разу не освобождался – накручивали новые сроки. Своими руками зарезал не менее пятидесяти ссучившихся законников и крысятничествующих положенцев. Ботает по какой-то устрашающей фене - бывали случаи, когда его оппоненты у всех на глазах реально калоотделялись от обуявшего их животного ужаса. Короче – фигура внушительная)

Пробежий (абсолютно спокойным голосом): Ну чего, кадавры? Сейчас будем придавать поступательный момент для тех, кто пойдёт нахуй. Общак на поляну… жживва!

Осужденные Удав и Гоблингага кидаются вскрывать половицы, достают из подпола десяток слежавшихся кульков прелого, гнилого чая, отдающего плесенью и могилой, а также жалко выглядящие несколько помятых пачек сигарет «Дымок» и «Прима», и широко раскладывают на столе, чтоб создать иллюзию целой кучи всяческих ништяков.

Пробежий (брезгливо сморщившись): Мда, бля. Чего-то общак сей загадочным образом преобразуется у меня в надсознании в причудливо-неуловимые визуальные образы, которые, в свою очередь, совокупляются в уверенную мысль о том, что, бля буду, смотрящий за общаком данного барака имеет шансы на толкание анальных идей где-нибудь на параше своим товарищам по несчастью. (Показывает пальцем в сторону осужденного Гоблингаги, кивает головой амбалам) Порвать сию крысу!

Амбалы накидываются на осужденного Гоблингагу, загибают его раком, сдирают штаны и один из амбалов достает из-за пазухи металлическую баночку с вазелином «Норка». Потом осужденного Гоблингагу поочерёдно ебут в жопу. Он громко кричит, один из амбалов выбивает ему оставшиеся пеньки зубов, насильно раскрывает челюсти и вставляет хуй ещё и в рот. Осужденный Пробежий равнодушно выходит из каптёрки. Осужденный Удав с грохотом падает в обморок.

Конец третьего действия.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

4-й барак. Осужденный Пробежий с амбалами идет по продолу, оглядывается по сторонам, поминутно удивленно присвистывая. Продол сияет чистотой и свежестью, в воздухе витает аромат смеси Фейри и Куантро, которыми в 4-м бараке моются полы. Стены отделаны каррарским мрамором, в сортире осужденный Крот бархоточкой от Эрмес полирует унитазы Девон Девон, с потолка повсюду свисают пугающе гротескные хрустальные люстры, разработанные в Сваровски по эскизам осужденного Амиги. Осужденный Пробежий с амбалами входит в каптерку. Там, за круглым столом Ригенси, в кожаных креслах Перт, сидят осужденные Амиго, Алекс и Белкин. На столе, покрытом белой поляной Линвуж, полный марафет – белый хлеб, масло, сахар, чифир, вся хуйня. Осужденные пьют из кружек коньяк Хеннесси Ричард, закусывая его черничным джемом Сент Дальфор, который черпают алюминиевыми ложками из большой железной шлёмки. Все пьяны. На груди осужденного Белкина висит пластиковый макет ордена Отечественной Войны 1812 года, прицепленного к обрезку потрепанного девичьего банта, который он любовно поглаживает указательным пальцем правой руки. При виде вошедшего вора все почтительно встают, здороваются.

Пробежий (придя в себя): Фарта и удачи вам… бродяги. Топ оф майнд мысль, бля буду, посетившая мой мозг при виде столь причудливых перформансов, которые я наблюдаю у вас на бараке – это то, что с общаком проблем я здесь не встречу.

Амиго: Да беспезды, браза. Общака – хоть жопой ешь… ой! Бля, не обессудь, я неумышленно, бгага. Я имел ввиду, что общак в порядке. Потом проверишь, а сейчас присел бы с братвой, вкинулся бы, чем бох послал.

Пробежий: Нет уж, спасибо на добром слове, бродяги. Скоро на лагере обед, пойду в столовую с мужиками и остальными бродягами, баландой хозяйской вкинусь. А сейчас хочу рамс держать. Есть маза, что Буйный правил по зоне беспредел и петушил мужиков направо и налево. Он взял на себя право, которого ему никто не отписывал - решать людские судьбы. За это петушат сразу, без рамсов и гнилых базаров. Но, памятуя старые заслуги Буйного перед братвой, слово мы ему дадим. Буйный, ты ответишь за свои движения?

Осужденный Белкин довольно сильно пьян, и не может связать двух слов. По каптерке разносится только бессвязное бормотание типа «…да я за тебя кровь в МГУ, ой, блядь, в Афгане… тьфу, нах… в Кабо-Верде… нефтяная компания… откат нах… ты наживи сперва…»

По взгляду осужденного Пробежего амбалы набрасываются на осужденного Белкина, скручивают его, упирают раком в кожаное кресло Перт, стягивают штаны, и один из амбалов достает из-за пазухи металлическую баночку вазелина «Норка»…

Конец четвертого действия.

Продолжение следует.