Под вечер начинаеца шоу: с интервалом в несколько минут в вагон заходят от одного до четырёх человек. Вам не дадут спокойно пофтыкать на проносящиеся за окном столичные помойки или послушать хрип очередной радиостанции на вашем телефоне – они начинают петь. О любви, о море, о тех, кто в море, о том, как всё хуйово в жизни у самых честных бля пацанов, о том, что какая-то курва – это вовсе не курва, а честная блядь и ей надо ставить памятник, о том, как иисус кругами ходит по площади у трёх вокзалов, но ево посылают нахуй, он этим огорчается и сваливает к себе обратно, наконец, просто поют молча, изображая джазз или фламенку на инструментах. Еду я как-то, фтыкаю на свою любимую радиочастоту, как вдруг на заднем фоне:

«Расцветали яблони и груши
Поплыли туманы над рекой…»

Нихуясе – думаю. Бля! Такого номера здесь ещё не было. Без аккомпанемента! Кто это? Я решил не оборачивацца и угадать по голосу, кто ж это поёт, в смысле - баба? мужик? сколько лет? Интересно стало. Фтыкаю: голос какой-то ломанный, не понять. Ладно, думаю. Хуй с тобой, золотай рыбка!
Поворачиваюсь: дед... Деду лет дохуя, может даже больше семидесяти. Классический такой типажик – в стареньком пальто неопределённого цвета и возраста, шапка- ушанка в руке, борода такая классическая - лопатой, башка почти лысая, фальшивит немного:

«Выходила, песню заводила
Про степнова сизова орла,
Про таво, которого любила,
Про таво, чьи письма берегла»

Кое-что я в жизни уже видел, но бля не видел, чтобы вот такой дед, по сути своей (это видно сразу) не предназначенный для того, чтоб завывать в пригородных поездах, здесь тусовался. Не стыковалось у меня што-то – какого хуя он тут делает? Жрать хочет? Или это просто бомж професиональный? Не похоже. Дед некоторое время постоял у входных дверей, а потом двинул вдоль сидений. Когда подошёл ближе, я увидел, что он старается голову держать прямо, но плачет. В пизду такие номера… Выёбывался? Не знаю. Он действительно плакал и поэтому голос у него дрожал:

«Ой ты песня, песенка дивичья,
Ты лети за ясным сонцем вслед!»

Да – думаю, - наслушался ты, дед, на своём веку всяких песен, а вот теперь и сам песни запел! И за каким-то солнцем у тебя что-то в жизни летало, и письма ты, видать, чьи-то четал, а вот теперь, как малолетний уебан, которому лень учица бля, ходишь по сраной электричке и поёшь… стараешься, штоб мелочи дали. Пиздато тебе наверное? Пиздато… Я очень редко музыкантам деньги даю – ибо нехуй из искусства бизнес делать. Но данный случай исключение – мелочь дед от меня получил.

Где-то через полгода, не помню, с кем я ехал тогда, рассказал я про столичную жизнь, всё такое, и про деда вспомнил. Пиво пьём, о чём-то перетираем, как вдруг: дед! Тот самый дед. Под глазами уже синяки или, может, просто мешки образовались, руки грязные, побитые, дрожат. Такой же седой, а может быть, ещё белее стал:

«Расцветали яблони и груши
Поплыли туманы над рекой…»

Ёп твою мать… Дед, а всё та же песня! Я подумал: может, он только её и поёт? Нахуя ему другие песни, если он только эту и знает? И нахуя такая жизнь, если надо существовать лишь затем, чтобы, готовясь подыхать, вот так по электричкам шарица? Может, он и щас где-то по поездам ходит. Тогда мне не захотелось жить до его лет. Интересно, доживёт этот дед до весны? Увидит ещё хоть раз, как «цветут яблони и груши», как «плывут туманы над рекой», про которые он поёт? Туманы бля, груши… Мне ведь похуй до чужого горя. Зачем пишу всё это?

Вы если этого деда в электричке услышите, дайте ему мелочи.