Капли дождя стекали по шее за воротник куртки, вода пропитала узкий треугольник футболки и холодила грудь. За его спиной были железные решетчатые ворота с красными ромбиками – эмблемой «Спартака», а дальше — раскисшее футбольное поле, ворота с обвисшей серой сеткой. Небо нависло над его головой и давило свинцовой тяжестью. Кожаная куртка понемногу впитывала влагу, было зябко. Капли повисли на козырьке серой бейсболки, черная бита стала скользкой, джинсы снизу были по колено забрызганы грязью.
    Он пожалел, что приехал не на машине. Хотел выпить по дороге, как обычно, потому и влез в метро. В который раз ругал себя за то, что поддался на уговоры какого-то мелкого пиздюка, задрота, живущего в сети. Он ждал здесь уже больше часа, и на улице не было никого, если не считать бомжа, которому он отдал надкушенную шаурму, чтобы отвял. Биту он одолжил у шефа.
В пятницу они долго хихикали вместе, блестя глазами, и набирали мессаги юному засранцу. Пацан высокомерно отгавкивался: «Вертел я тебя на хую!», потом предложил встретиться и отпиздить соперника. «А что, можно и вломить малолетке. Хуле он наглеет? — Шеф решительно взмахнул накачанной рукой с косяком. — Встреться с ним, Ромка. Это для него будет нехуевая школа жизни. Сидит за компом клерк мелкий и думает, что он компьютерный бог, без пизды».
Рома отмахнулся — делать больше нечего, как за подростками гоняться? «Что в выходные делать будешь?» — Спросил шеф. Не нарочно спросил, это был один из его дежурных вопросов, чтобы занять паузу в разговоре. Он и не ждал, в общем-то, что Рома начнет ему расписывать план развлечений. В Ромин кабинет сразу после этого поскреблась, распространяя пары валидола, пожилая бухгалтерша, и спросила, где последний счет-фактура. Шеф нехотя оторвался от монитора и побрел в свой кабинет искать злосчастную счет-фактуру. Оказывается, вся бухгалтерия с утра из-за нее стояла на ушах, пока они вдвоем курили в Ромином кабинете, заперев дверь и распахнув окно, чтобы предательский запах не впитался в ткань занавесок и обивку мебели.
И правда, а что в выходные? Выходных Рома побаивался. В баню с корешами он не ходил из принципа после того, как увидел там знакомую секретаршу. Чувство гадливости не покидало его еще месяц, и он перестал брать трубку, когда АОН высвечивал номер этого прятеля. Не любил сюрпризов. Даже свинья не гадит там, где ест, – прав был Хрущев. Он старался побыстрее пройти мимо закутка, где она сидела за своим компьютером.
В прошлую субботу вечером Рома снял шмару. Тощую то ли от диет, то ли от недокорма, с темными коричневатыми веками. Она влезла в его «Ауди» и сразу расстегнула «молнию» на своих узких джинсах – наверное, они давили ей на живот. Рома предложил поехать к нему домой, шмара испуганно стрельнула глазами и попыталась выскочить из машины. Удержал ее за локоть, успокоил. В итоге она сделала ему минет рядом во дворе, недалеко от помойки, вжавшись коленями в мокрый неровный асфальт. Вонь гниющих очистков на секунду перебил запах скользкого латекса со вкусом клубники. Ее негустые прямые волосы щекотали живот и ноги, в мутно-желтых окнах домов двигались тени: люди ужинали. На первом этаже какой-то мальчишка лет пяти достал из холодильника пакет с кефиром и сел на подоконник.
— Повернись! — Выдохнул Рома. Она тоже заметила ребенка в окне и сунулась в салон машины. Остановилась в замешательстве, не понимая, чего хочет клиент.
— Не так! Он вышел, придерживая штаны, и завалил ее на капот. К мальчику в окне подошла пожилая женщина, оттащила ребенка и задернула шторы. Шум воды в водосточных трубах, громкие шлепки по бледной заднице проститутки, запах поддельных духов «Сотто воче» – всё это казалось нереальным. Стены домов, круто уходящие вверх с четырех сторон, колебались и плыли за сеткой дождя. Черные ветки хлестали бурую отсыревшую штукатурку, из подвала несло плесенью и котами, мокрая помойка благоухала еще сильнее. Рома торопился – нутром чуял, что бабка вызывает милицию на своей благопристойной кухне, крепко держа за руку удивленного внука, которому не терпится снова пролезть за цветную занавеску и узнать, во что играет занятный дядя с тетей. Он не замечал, что вымок, что девушка орет ему: «Хватит!» — как будто происходило это  не с ним. Ни страха, ни стыда, ни холода. Капли воды, как и теперь, пропитали бейсболку и били по спине; он стоял в луже, где плавали прелые листья
    Он как раз швырнул презерватив в помойку, когда на улице завыла сирена. «Ауди» с места рванула вперед, круто развернулась. Взвизгнули тормоза, и машина вылетела в противоположную арку.
    Он высадил проститутку недалеко от ее точки, отсчитал сотенные купюры. Дождь почти перестал, накрапывал еле-еле; колени девушки были в грязи, влажная челка липла ко лбу, мокрые пряди обвили шею. Заставил человека на коленях стоять — неловко.  Да и не в этом суть.
— У моей второй жены были такие духи. — Его потные пальцы непроизвольно подрагивали на руле. — Пойдем, выпьем?
    Девушка тоскливо вскинула глаза к небу и отстранилась.
— Я заплачу. Пошли.

    
    Рома снял бейсболку и расчесал липкой пятерней волосы. Небо немного прояснилось, дождь кончился, но солнца так и не было. Биту он положил на землю, чтобы не пугать прохожих. Было совершенно ясно, что мальчишка не придет, – прошло полтора часа. Зря потратил время, хотя, с другой стороны, на что еще его тратить? Год назад они пошли бы куда-нибудь с женой, но вместе с ней куда-то сгинули и люди, которые их звали в гости. И хуй с ними, скучно было. Новых заводить не то чтобы не хотелось – не было времени, да и жаль было тратить на них энергию. Всю приветливость он выжимал из себя в будние дни на деловых встречах. Не мог себя заставить внимательно слушать какую-то жизнерадостную поебень после переговоров. Мозги уставали и хотелось выпить. Приятели о чем-то спрашивали, он не отвечал. Некоторых бесила его манера молчать по полчаса и выдавать в итоге что-то неадекватное. Он их не держал. Какая-то бабенка, подруга второй жены, докапывалась, есть ли у него проблемы. «Я же знаю, на тебя что-то давит», — заявляла она, встав за его стулом и больно упершись жесткими кулачками в его ключицы. «Ничего на меня не давит», — мягко отвечал он. Она предлагала свои услуги психотерапевта. Как-то Рома не выдержал и постебался над ее манерой давить на плечи и лезть со своей помощью — она оскорбилась.
    «Жду пять минут и ухожу», — подумал Рома. От метро кто-то несся по направлению к нему, разбрызгивая лужи. Тощий парень лет восемнадцати на вид, с рюкзаком, в такой же бейсболке и в полосатых кроссовках. Волосы длинные, русые, слегка рыжеватые — локоны, блядь, как у бабы. Педераст… Пацан притормозил, увидев массивную Ромину фигуру. Рома неспеша нагнулся и поднял биту:
— Ну что, повертишь дядю на хую?
    Пацан попятился, но не кинулся бежать обратно.
— Тебе восемнадцать уже есть?
— А ты не только пидор, но и педофил, по ходу? — Голос у парнишки был низкий и хриплый. Упертый, говнюк. Его соплей перешибешь, а виду не показывает, что страшно. Файтер интернетский, что и говорить. Забыл, небось, что в реале могут больно сделать.
— Есть восемнадцать, я спрашиваю? — Рома повысил голос.
— Двадцать, вообще-то. Может, паспорт показать? — Парень кинул печальный взгляд в сторону метро. — Ты что, правда пидор? Чего тебя так возраст беспокоит?
— Пойдем, выпьем. Зараза ты мелкая. Я из-за тебя два часа у этого сраного поля шатаюсь.
— Ты меня отпиздить по понятиям обещал. Какого хуя мне с тобой пить, а? — Пацанчик раздернул тесемки рюкзака и достал светлую биту.
— Не смеши мои тапочки. — Рома аккуратно вывернул тонкое запястье парнишки, и бита упала им под ноги. — Пей пока дают. Пошли, говорю тебе.
— Ладно… — Оторопело согласился парень. Поднял биту, снова раздернул тесемки.
    Когда парень нагнулся, куртка на его спине задралась вместе с  черной футболкой, так, что стали видны позвонки, проступавшие под смуглой кожей. «Тощая срака, — невольно отметил про себя Рома. — Отодрал бы как сидорову козу».

    Они три часа просидели в полутемном баре. Рома накачал сетевого файтера-дрочера пивом под завязку. Пацан пригрелся, пришел в блаженно-сонное состояние. Рассказывал про сайты, которые делал в разное время, про движки, которые пишет на заказ. Рома и сам делал сайты пачками, для души, не совсем представляя, чем их будет заполнять. Сначала на готовых движках, потом на своих. Раздаривал их знакомым, одному даже на день рожденья впарил.
    У пацана было приятное худое лицо с тонким носом и тонкими обкусанными губами. Воспаленные, сухие серые глаза — как у всех, кто сидит в сети сутками. Он поминутно тер их грязноватым пальцем, пока Рома на него отечески не прикрикнул.
— А я думал, ты полный мудак, по ходу. — Ни с того ни с сего ляпнул парень и снова нервно потер глаз.
— Чего уж там. Тебе повезло, кстати, что ты со мной встретился, а не с кем-то другим. Тут пару лет назад два мужика так же встречались, и один другого порезал. Может, знаешь?
— Не, не знаю. Я зато с пидором из сети встречался на прошлой неделе. И ничего, не натянул. Тоже пивом поил. Меня постоянно какие-то мужики сорокалетние пивом поят ни с хуя, а я сижу и развлекаю их, как гейша какая-то. Месяц назад один мудила жирный на уши сел, да еще и водку жрать заставил. У него рак нашли, видите ли. Сам в говно пьяный, несет поебень какую-то. То «я должен жить, чтобы всем доказать, что они тоже должны жить», то «покончу с собой, чтобы не мучиться». И тыкал горлышком в зубы прямо: «Не уходи, пацан, типа, хоть ты меня выслушай». Я чуть в рожу ему не блеванул.
— И не выслушал?
— Выслушал, конечно. И пятихатник взял, в долг типа. И не отдал. Мало взял. Надо было баксов двести попросить.
— Слы, парень… Слава… А с девушкой встречаться не пробовал по сети? Чего у тебя мужики одни?
    Юный файтер удивленно вскинул рыжие ресницы:
— Нахуй? Суки они все. Еще большие суки, чем мужики. У каждой кто-то есть уже, а я, блядь, на одну ночь, как говно в проруби между ними болтаюсь.
— Гонишь.
— Нет. По крайней мере, они все так говорят потом.
— Чтобы отвязаться?
— А хуй знает. Хуй их знает, говорю тебе. «Вообще-то у меня уже есть парень, но мы можем…» и типа того. Мужик, по крайней мере, прямо говорит, а эти хуйню несут, чтобы не обидеть. Может, я с ними и не собирался дальше встречаться, но вот нахуя отшивать так сразу, а? — Парень от избытка чувств долбанул донышком кружки по столу.
    Одежда на Роме почти высохла, и он потихоньку разминал кожу куртки, чтобы совсем не задубела.
    
    Когда они вошли в вестибюль метро, Рома спросил заплетающимся языком:
— Ну шо, будешь еще срать на меня в сети?
— Буду, говно вопрос. — Парень с неожиданной легкостью перемахнул через турникет и скользнул на эскалаторе вниз. Только его и видели.
— Засранец мелкий! На хую я тебя вертел! — Беззлобно крикнул вдогонку Рома. Оглянулся, увидел удивленные глаза стоявших в очереди за карточками людей. Не выдержал, смылся на улицу. Очередь была до самых дверей — последний день покупки проездных. Порылся в карманах, нашел пару мятых сотенных. Хотел купить диск, послушать вечером, но около метро не было ничего примечательного — Горан Брегович там не продавался. Рядом, в витрине ларька, цвели розовые в крапинку вульвы орхидей. Почему-то именно розовые – не белые, не желтые. И пятна – как знаки венерической болезни. Он глазел на них минут десять, потом купил одну, сам не зная, зачем. Вспомнил фразу из какого-то фильма: «Вы уверены, что вам не нужна вагина на батарейках?» Орхидея была не дикой и ничем не пахла. Совершенно ничем. Рома почувствовал, как закладывает нос. Может, взять машину? Дурак пьяный… А если капнуть в середину водой, будет похоже на смазку. Наверное.
    Какой-то мужик в середине девяностых хотел попробовать пейотль. Он дождался цветочной выставки, где будут эти кактусы. Купил их за немыслимые бабки, тут же, на месте оборвал цветы, съел их и вернул кактусы обратно. И ушел. Интересно, он словил тогда кайф? Рядом с Ромой сидела азербайджанская девушка лет пятнадцати в белой курточке. Неправдоподобно большие глаза, как в японских мультиках. Когда поезд подъезжал к его станции, он сунул цветок ей и выбежал на платформу. Лицо девушки проплыло мимо: она, наверное, встала коленями на сиденье.
    Пока шел до своего дома, успел придумать ей имя: «Сейви». В лифте сказал ей: «Всё равно у нас с тобой ничего не получится. Ты несовершеннолетняя. И потом, я уже два раза был женат. Не хочу завязывать с кем-то серьезные отношения. Возможно, тебе кажется, что я боюсь влюбиться в кого-то, потому что потом будет больно. Это неправда. Я просто устал. Я десять лет работал на двух баб. Теперь я свободен. Я хочу немного пожить для себя. По-моему, я имею на это право. Не обижайся, ты хорошая девушка».
    Кинул куртку на пол, содрал ботинки вместе с мокрыми носками. В ванной чуть не упал, сунул голову под струю холодной воды. Джинсы затолкал в стиральную машину, выдрав ремень из петель. Почувствовал, что нечем дышать – совсем заложило нос. Вытерся, отлил, нашел нафтизин и завалился спать.

* * *

— Ромка, приколись, я этот счет-фактуру чуть под косяк не пустил. Нихуясе, да? Помнишь, в пятницу? — Шеф, которого Рома, кстати, звал просто Мишей, уже сидел в его кабинете, задрав на стол ноги в коричневых ботинках ручной работы. — Бумага-то как папиросная, плотненькая такая, но тонкая. Он обратной стороной лежал, а я его и хватанул. Надорвал уже.
— Ага.
— Чего «ага»? Принес?
— Держи.
    Рома протянул ему полиэтиленовый пакетик.
— А чего у тебя такая морда? Не будешь, что ли?
— Горло болит.

    Миша ловко выпотрошил беломорину и теперь потихоньку ссыпал в гильзу содержимое пакетика.
— Что, даже дернуть пару раз не можешь? Ну и хуй с тобой, меня еще заразишь. Так уже не интересно, блядь. Чего я один, как дурак, буду шмалять?

    Прошло полдня. Миша, как проклятый, торчал в его кабинете, мешая работать, пока не подошло время какой-то очередной презентации. Так и сидел там с расширенными зрачками, как будто так и надо. Творческая личность, хуле… На полдороге зассал и попросил Рому потрепаться вместо него.
Рома гнусаво вещал про достоинства телевизоров «Саньо», мечтая о том, чтобы Миша удавился и не ходил к нему больше как к себе домой. В конце дня в горле так першило, что он купил коньяк и выжрал его в маршрутке.
Утром, когда он чистил зубы, в глазах потемнело, и он сел на край ванны, держась обеими руками давно не мытую  раковину. Качнуло. Вцепился сильнее. Через секунду обнаружил, что сидит на полу. Хуйнища!
Он кое-как добрался до телефона и позвонил Мише. Тот недовольным голосом разрешил взять больничный на неделю, раз всё так плохо и курить он все равно не может. Кстати, спасибо за вчерашнее.

Врач из неотложки приехал только вечером. Выписал рецепты и съебался. Рома тупо глядел на эти три листочка и соображал, как пойдет в аптеку с температурой под сорок.    От госпитализации он отказался, ясен перец, — лежал бы всё равно один, зато в коридоре сраной больницы. За окном стемнело и снова пошел дождь. Мерзкая погода. В холодильнике было восемь бутылок пива разных сортов. На нижней полке сиротливо приткнулся плавленый сырок. Хлеба, как обычно, не было.
Рома плюнул, оделся потеплее и побрел к лифту. Каждый шаг отзывался головной болью. Машину заводить не стал – мало ли что. У ближайшего магазина ему снова стало дурно — оперся ладонью об стену, постоял так пару минут и отправился дальше. Зашел и в аптеку, купил антибиотик с труднопроизносимым названием, «Тавегил» и какую-то растворимую дрянь — жаропонижающее.
Не забыл и дежурную плоскую бутылку коньяка. Помогает.
В ночь со вторника на среду снилась первая жена с каким-то левым мужиком. Сон был ярким, цветным, отчетливым, вплоть до смазанной бордовой помады на ее щеке. Он убил этого мужика, а ее не успел. Утро было серым, горло болело, а в теле чувствовалась неприятная ломота, как будто его избили вчера. Дышать было трудно. Отхаркнул в раковину здоровенный шмат желтоватой слизи. В зеркале увидел длинное небритое лицо, шнобель с горбинкой, зеленые глаза, изъязвленные красными прожилками от постоянного втыкания в монитор. «Конская морда, — привычно пронеслось в голове, — а похуй, что конская. Зато своя».
Позвонил Мишка. Порадовал: ебется с кем-то в его кабинете. Сказал, что на работу можно не торопиться, ничего важного на неделе не предвидится.
Всю среду Рома сидел в сети на каком-то форуме, потребляя то целебный коньяк, то антибиотик, то пиво. Пробовал даже подогреть пиво по Мишкиному совету. Пить эту дрянь не смог – чуть не стошнило. Мелкий педерастеныш с рыжими локонами снова был на посту и подробно расписывал, как наваливает говна на рыло Роме и его «сопидару». «Сопидар» Мишка тоже был на форуме, маялся дурью от безделья. Вдвоем они закидывали сетевую шавку четырьмя мессагами в минуту – скорость печати у них была не в пример выше. Рома всё чаще кашлял, и брызги слизи летели на клавиши. Вытирал бумажным носовым платком и хуярил дальше. В шесть вечера Мишка засобирался домой, и Рома остался с задротом один на один. Хотел было заказать девочку по вызову, раздумал. Но задроту сообщил: «Ладно, пока, пидарок. Сейчас ко мне девушка приедет, поебаться привезет».
Слушал Горана Бреговича, музыка резала уши. Вырубил. Долго рылся в дисках и кассетах. Выяснил, что всё это уже когда-то смотрел. Многое из этого – вдвоем с женой, неприятно вспоминать. Сон не шел. В двенадцать Рома снова воровато вышел в сеть. Длинноволосый парнишка зачем-то вывесил номер своей аси. Зачем? Рома не выдержал, стукнулся к нему.
— Опять один? — Спросил пацан. — Ни с кем ты не ёбся, как я понимаю. Счастливые люди в сети не сидят.
    Догадливый сукин сын… Лучше бы держал свои умные мысли при себе.
— Ну чего молчишь, папик? Стесняешься? Я тоже ни с кем не ёбся. Сейчас за мной тот мужик заедет, пидор. Помнишь, я рассказывал?
— Нахуя? — Не выдержал Рома.
— Скучно. Мне скучно, ему скучно. В гей-клуб свозить обещал. Пивом накачает, как обычно. Лезть не будет, он культурный.
— ?????? ?????? ??????
— Но если хочешь, можешь вместо него меня напоить.
— Не могу. Я болею. Ты что, ПРАВДА С ПИДОРОМ БУХАТЬ ЕДЕШЬ?
— ДА!
— Дело твое. Расскажешь потом, как он тебе шоколадный глаз порвал?
— ПНХ! — Парень вышел из аси.
    В сети Рома сидел до шести. Облазал знакомые порносайты, подцепил трояна и гонял его «Касперским» до восьми. Позавтракал, допил последнюю бутылку пива и завалился на постель с серым, давно не стираным бельем. Спал недолго. Часа в два после полудня он снова торчал перед монитором, терзая засыпанную сигаретным пеплом и залитую пивом клаву. От сигарет легкие разрывались, и кашель эхом отдавался в полупустой квартире. Рома попробовал курнуть травы — плохо пошла. Его осенило: водный бурбулятор! Посоветовался с Мишкой по почте, смастерил что-то похожее из пластиковой пивной бутылки. Этакий ингалятор для больного горла. В нем можно было курить и обычный табак. Неэкономично, а что делать?
    Стукнулся в асю парнишка с локонами:
— Чуть не отодрал. Нихуясе, да?
— Чему радуешься, идиот?
— Еле отбился. Адреналин знаешь какой? Я по тротуару бежал, а он за мной – на тачке своей сраной.
— Поздравляю. Чего сразу раком не встал? Цену себе набиваешь?
— Чувство опасности, даун. Только в такие моменты и чувствуешь, что ты ЕСТЬ на самом деле. А в остальное время спишь и хуйню всякую видишь. А когда тебя чуть не ёбнули – просыпаешься вдруг, и пот холодный по всему телу. Как будто водой холодной облили.

* * *

    В комнате снова было темно. Мишка ушел с работы рано, педерастеныш снова встречался с каким-то мужиком. Электронная музыка больно долбила по ушам, знобило – снова поднималась температура. Неприбранная комната, россыпи дисков, вечный косой дождь за окном, батарея бутылок у кровати, спортивные газеты, немытые кружки, тарелки с остатками бутербродов. Это действительно было похоже на сон. В люстре перегорели четыре лампочки из пяти, последняя светила тускло-желтым из последних сил — темно. До понедельника еще четыре сраных дня. Рома вставил в дисковод дивидишку с порнухой, откинулся в офисном кресле. Стоял плохо, из-за температуры. Полюбовался на мокрые орхидеи и снова, как проклятый, полез в сеть.
— Ты сутками здесь сидишь, что ли? — Встретил его волосатый пацан. — У тебя что, вообще никого нет?
— Не твоё сраное дело, пидарас ебучий!
— Приехать к тебе?

    Парнишка действительно приехал – давно вычислил его адрес по айпишнику. Сходил в магазин, в аптеку. Даже травы купил. Сам, правда, скурил половину.
    В пятницу Рома почувствовал себя получше и съездил в центр, туда, где жила его вторая жена. Ее квартира была примечательна небольшим пентхаузом, пристроенным сверху. Ее новый мог себе это позволить, а Рома – нет. Сука? Сука!
    Сам не зная зачем, наврал что-то консьержке, поднялся к жене, позвонил в дверь. По счастью, ее не было дома – не стал позориться. Когда заводил машину, увидел ее сквозь залитое дождем лобовое стекло. Включил «дворники», проводил ее взглядом до подъезда. Она не заметила его – слишком много таких серых «Ауди» в городе.
    По дороге домой у него снова поднялась температура. Остаток дня он провалялся с бутылкой коньяка в холодной постели. Не хотелось шевелить даже пальцем. Болели глаза и лоб, покалывало кончики пальцев. Кашель стал еще сильнее. Мутило от ультразвука, который издавали телик и монитор. Этот писк впивался в виски и раскалывал несчастную черепную коробку.
    Он ехал на переднем сидении рядом с каким-то мужиком своего возраста. Тот держал руль левой, а левой потянулся куда-то, не к коробке передач, а к его колену. Рома позволил себя пощупать. Рука ползла выше, Рома открыл дверцу и плавно вылетел на тротуар. Полетел по воздуху, с трудом перебирая ногами, будто они были в воде. Мужик летел за ним. «Как во сне», — решил Рома и понял, что спит. Извращенец налетел сзади, опрокинул его, и Рома проснулся, действительно в холодном поту – упала температура.
    «Что за хуйня, Господи! Когда же это кончится?» — Он перевернулся на другой бок.
В субботу он проснулся, когда было уже темно. Звонила подруга жены и снова предлагала услуги психоаналитика. Он стоял босиком на холодном полу, с трудом разбирая, что несет ее слабый голосок:
— Рома, почему ты себя считаешь выше других? Вот не надо этого цинизма. Мы все люди, мы все понимаем, что Света тебя бросила. Признайся, что ты ее любишь. Просто ты боишься, что кто-то тебе снова сделает больно. Разве не так? Попробуй завести себе кого-нибудь еще.
— Завести? Жена это хомячок, что ли, раз ее заводить надо? — Раздраженно вставил он.
— Не подкалывай. Думаешь, если ты всё время будешь один, к тебе счастье само придет? Не придет. И не жди. Думаешь, тебя люди будут любить за то, что ты с ними ведешь себя как последнее быдло?
— Ничего я не думаю. Я болею. Мне стоять холодно.
— Вот нечего ходить с этой быдлацкой маской. Зачем притворяться брутальным мужиком? Все знают, что тебе плохо. Всем иногда бывает плохо, но зачем демонстративно на людей плевать? Почему ты не можешь открыться кому-нибудь? Если ты не будешь работать над собой, так и останешься один. Ты уже спиваешься. Мне Света рассказала, что ты ни дня без пива не можешь. Это правда?
— А тебя ебёт?
— Что? — Взвизгнула подруга.
— Тебя ебёт? — Внятно повторил он, аккуратно положил трубку рядом с телефоном и сходил отлить. Когда вернулся, из трубки слышались короткие гудки.
Набрал ее номер, дождался, пока она снимет трубку, и выпалил:
— Я сам решаю, кому открываться, а кому – нет. Тебе ясно, дура?
    Она что-то ответила в пустоту. Он уже наливал воду в чайник, а подруга еще высказывала всё, что о нем думает. Сообразила, что на другом конце провода непривычно тихо, погрустнела, назвала его хамом и послала на три буквы.
    Вечером Рома снова высвистал сетевого засранца с локонами. Тот приехал, сходил в магазин.
— Я у него тоже дома был. — Ни с того ни с сего сказал парень, когда они курили в гостиной. — Тоже один живет. И в сети сидит сутками, как ты. Сидел то есть.
— И что? — Рома пьяно причмокнул, затягиваясь, и откинул голову на спинку дивана.
— Тебе не интересно?
— Ну, рассказывай. Отодрал он тебя, да?
— Нет, — парнишка улыбнулся уголками губ. — Не отодрал. Я когда пришел, он на полу валялся мертвый.
— Не ебёт. — Рома потянулся за стаканом, где на дне еще был коньяк.
    Парень сел перед ним на корточки, выронил сигарету, покачнулся, ухватился за его колено. Заглянул снизу ему в глаза.
— Типа, он не хотел больше быть один. Сечешь?
— Я же сказал: не ебёт.
— Он снотворного с водкой наглотался, а дверь оставил приоткрытой, чтобы я его нашел и позвонил куда надо. Гнить в пустой квартире не хотел.
— Ну чего ты передо мной светишься? Отсосать хочешь? — Рома отвел взгляд. — Думаешь, мне интересно про твои пидорские похождения слушать?
— Не в пидорах дело. — Парень взмахнул волосами и повалился на спину. — Упал, ёпта! Пиздец… Я с тем, раковым, тоже по асе трепался вчера. И он ни с хуя набирает: «Знаешь, я себе сейчас инсулин быстрого действия ввел. У друга достал». И молчит в онлайне целый час. Но не скопытился. Так, нервы пощекотал себе немного. Откачали его.
— Ну, и что дальше?
— А то. Когда человек действительно умереть хочет, он про это не пиздит направо и налево. — Произнес парень мечтательно. — И ему было сорок. Тебе сколько?
— Тридцать.
— Мало.

* * *

    В понедельник снова шел дождь. Казалось, дождь идет не над всей страной, а только над его домом, чтобы жизнь не казалась мёдом и было уютнее болеть. В детстве, когда Рома болел, он так же лежал в сумерках, наблюдая, как заходит солнце. Только он был не один, а с бабушкой. А потом приходили родители и приносили вкусненького. Сейчас заката не было видно из-за туч. Сумерки надвигались медленно, темно-фиолетовое небо казалось светлее, оттого что во всей квартире не горел свет. Только экран монитора мерцал голубым космическим сиянием.
    Рома опять сидел в сети на очередном порносайте. Это давно приелось и не возбуждало. В правом нижнем углу экрана светилось сообщение от рыжего задрота: «Ну чо, приехать к тебе? Или без меня всё сделаешь? Чего молчишь?»
    Температура поднялась снова. Врач сказал, что это затянется, по крайней мере, еще на неделю. Когда он ушел, Рома от злости швырнул коньячную бутылку в  батарею на кухне.  Она распалась на крупные осколки с острыми краями.
«Тебе помочь?» — Переспросил парень.
«Приезжай», — набрал Рома.

* * *

    Слава хлопнул дверью знакомой парадной. В лифте кто-то намазюкал за эти сутки: «Миша саси хуй!!!!» и «Учеба как серп и молот – коси и забивай!»
    В рюкзаке лежали бутылки с пивом — потом отдаст; чтобы не бегать, взял сразу.
    Он пригладил мокрые волосы, сдернул рюкзак. Сразу обратил внимание на то, что дверь в квартиру №75 не заперта. Осторожно толкнул ее ногой, натянул на пальцы рукав свитера и дотянулся до выключателя.
«Один раз – это случайность, а два – уже закономерность», — пронеслась крамольная мысль. В коридоре было пусто. Сквозь матовое стекло кухонной двери пробивался свет. Слава на цыпочках, чтобы явно не наследить, пробрался туда, толкнул дверь костяшками пальцев. Хрустнул под подошвой осколок стекла.
— Вот ведь, блядь! — Злобно прошипел кто-то в ванной.
    Слава дернул дверь, защелка отлетела. Этот тридцатилетний мудила стоял перед зеркалом в одних джинсах и что-то сжимал в руке. По коже стекали мелкие капли крови.
— Сонную артерию ищешь?
    Мужик встрепенулся, словно его внезапно разбудили:
— Проехали. Пойдем, выпьем. Пошли в бар какой-нибудь. Нехуй дома сидеть. Только оденусь.