Странный конечно факт, но уж так вышло, что у Ильи Ильича Кулимова в один не сказать чтоб прекрасный день на каждой ягодице образовалось по твёрдой шишке.  Из шишек этих, поначалу принятых Ильёй Ильичём за глобальные симметричные фурункулы, прорезались, а затем начали неудержимо произрастать сначала несмелые рожки, а затем твёрдые, уверенные рога. Из каждой булки по кривому, явно собирающемуся разветвиться, подобно оленьему, рогу.

И началось это как раз в тот злополучный вторник, когда он, вернувшись с работы на пару часов раньше обычного, застал свою
двадцатидевятилетнюю губастенькую супругу трудолюбиво сношаемой дуэтом мохнатых носастеньких горцев, смутно знакомых по близлежащему рынку (не то овощной, не то фруктовый ряд…а мож где куртки…). Один южанин был постарше и пожирнее, второй тоже жирный и немолодой.

Впрочем, заметив на пороге остолбеневшего Илью Ильича, те тактично прекратили деловито заталкивать пенисы в рот и между ног его родной половины, и галантно прикрывшись одеждой, удалились.

Тогда-то Илья Ильич и осознал, что стал банальным фольклорным рогоносцем, и видимо уже давно. Но вот только почему в таком удрочающе-буквальном смысле? И почему на жопе? Это оставалось загадкой. Вспомнилось почему-то, как батя в детстве, распекая его за что-либо, говорил:
«Вот всё у тебя, сына, как-то через жопу в натуре!».

И как же так случилось, что горячо любимая вот уже десять лет супруга оказалась распоследней блядью? И не повинен ли в облядовлении жены сам ли Илья Ильич? Ведь он лично, желая подогреть остывающее либидо супруги месяца три назад принёс домой купленную вчетыредорога в переходе видеопорнокассету.

Было жутко интересно, ведь и интернета тогда не было, да и статья ещё действовала. Это сейчас все от мала до велика нахавались экранных хуёв и пизд, а тогда подсмотреть чужую еблю было запоминающейся диковиной.
Запись была такого отвратного качества, что видно было, как в качественно прокуренном зале забытого всеми богами иностранного кинотеатра, в котором делалась копия, среди прочих тёмных силуэтов сидит зритель в сомбреро, наблюдая тот же фильм, что и они (несколько раз этот долбаный мексиканец ходил поссать, а может и подрочить). Да ещё и иероглифы двух видов (покрупнее и помельче) через весь низ экрана.

Занятно: где-то в России млеющая супружеская пара смотрит мексикано-китайскую копию шведского порнофильма, в сюжет которого, среди прочего заложена ебля индианки тремя неграми.

Вот тогда-то его супруга Лера, у которой Илья Ильич был первым, и на тот момент единственным мужчиной, с удивлением узнала, что существуют в этом мире половые члены значительно большего размера, чем у её мужа, а сам половой акт, оказывается, может длиться и дольше двух минут.
Осознав, как на самом деле скудна её половая жизнь, Лера с головой окунулась в порок и блядство, села на карусель разврата. Среди растущей армии любовников всё выискивала тот самый идеал с большим концом, и случайно увиденный Ильёй Ильичём её коитус с парой чучмеков был одним из первых, но далеко не последним. Ведь мужик для бабы, если вдуматься, это лишь хуй с кошельком вместо мошонки, и чем внушительней и то и другое, тем бабе лучше.

Рога продолжали расти, и, в отличие от члена, достигали уже двадцати сантиметров. Что-то надо было делать, и немедленно.  

Попытки спилить проклятые выросты, мешавшие не только комфортно расположиться на унитазе (срать приходилось практически стоя), но и спать на спине, ни к чему толковому не привели. Из пропила, сделанного старой ножовкой, начала сочиться какая-то мерзко-пахучая тёмная жижа, очень похожая на гавно с кровью. Илья Ильич испугался, что истечёт вторым, пилить бросил и надпил замотал синей изолентой.

Когда длинный плащ перестал скрывать рога даже при быстрой ходьбе, и прохожие начали провожать его удивлёнными взглядами, Илья Ильич решил обратиться к слаборазвитой тогда неофициальной медицине, поскольку подозревал, что медицина официальная не только не поможет ему, но и затаскает по институтам, как носителя уникальной ягодичной аномалии.

По его настоятельной просьбе двоюродная тётка по отцу таинственным шёпотом назвала ему потайной адрес известной гадалки-целительницы а так же сумму за приём, и уже через час Илья Ильич стоял в обычной комнате перед обычным столом (а он-то ожидал увидеть черепа и склянки), за которым сидела обыкновенная на вид бабка, похожая чем-то на Тортиллу с похмелья. Бабка выглядела так заурядно и малоэзотерически, что Илья Ильич ощутил приступ холодной паники, ведь если ему не помогут здесь, то что же тогда делать? От паники этой он вдруг неожиданно даже для себя самого начал бабке грубить:

-Ну чё, старая, сидишь, мух пиздой ловишь? Сразу тебе скажу, бабуля, я в эту вашу колдовскую пургу мало верю, поскольку атеист и коммунист. Просто у меня выхода иного нет, поэтому и пришёл к тебе. Значит так, если знаешь, как мне помочь – говори. Если не знаешь, то тоже так и скажи – мол, не знаю. Заплачу я тебе однохуйственно, в любом случае. Только без пурги. Без пурги.

Бабка почему-то не стала насылать на него порчу за непочтительность, а вдруг неожиданно улыбнулась, отчего Тортилла похмельная превратилась в Тортиллу подкуренную.

- Ишь ты, байстрюк… Мух пиздой… Хе-хе-хе…Надо будет Петровну завтра подьебнуть…

Затем вдруг посерьёзнела (Тортилла под хмурым) и сказала, глядя куда-то над Ильёй Ильичом:

-Жене отвесь монетою той же…тогда исцелишься…Доктора звать будут Олег Феоктистович…А сам ты наполовину хохол…щас уходи…

Затем, потеряв всякий интерес к пациенту, бабушка на добрых две фаланги утопила пигментированный перст в косматые недра сразу зашевелившегося носа, и тихо припевая, начала там вдумчиво копать.
Илья Ильич кинул на стол деньги и вышел.

«Плати жене монетой той же…Это что, кого-то со стороны выебать надо?  Но кого? Можно Люську, соседку. Эта за пузырь не откажет. Не зря ведь у неё кликуха – Прибалтика. Каждый приболтать может. Можно даже два пузыря взять, чтоб спьяну рогов не испугалась».

Навалив Люське на щербатые резцы, Илья Ильич бросился домой  и схватил линейку.

О чудо! Рога уменьшились на два сантиметра!

«Надо бабке ещё денюжек завезти. Шарит ведь, старая пизда!».

На радостях он вернулся к невменяемой уже Люське, и, и чтоб закрепить успех, поимел её ещё дважды (-3 сантиметра).

Потом была немолодая сослуживица (минус 1,5 сантиметра), запомнившаяся разношенной седеющей вульвой и спермой в морщинах.

Затем, окрылённый уменьшением рогов, Илья Ильич выпил лишнего, и в загаженном до невозможности привокзальном подьезде с криками драл тощую бомжиху (-3,2 см) всё тело которой было усеяно причудливой сыпью.

Потом кого только не было!
Бабушка, продающая семечки на углу (-4см);
юная узбечка (-3см) с языком мяконьким, словно тёплое масло на залупу из кувшина;
соседка сверху тётя Маша (-2,3 см) с необьятной задницей и зловонными ножищами.

А последний сантиметр рогов Илья Ильич уничтожил совсем уж экзотическим способом: изнасиловал Люськину кошку, засунув её в валенок, чтоб не кусалась и не царапалась. Держась за корень хвоста и заднюю лапу он совокуплял трепещущую и глухо орущую в глубине валенка Мурку и думал, что всё, исцелился.

Исцелился!

Доктор в полуклинике, лечивший его от триппера, действительно звался Олегом, только не Феоктистовичем, а Феликсовичем.
А после одного воскресного рандеву с двумя опытными проститутками, вернувшийся домой Илья Ильич заметил, как жена жрёт пельмени стоя у кухонного стола, и халатик её, подаренный Ильёй Ильичём на позапрошлое восьмое марта, как-то странно остро топорщится на жопе.