В кошмаре этом слишком длинном,
под самый, так сказать, финал –
придут цыгане с мескалином
и тихо выебут в анал.

Потом придут кавалергарды.
За ними прилетят грачи.
…мой карлик, мой горбун рогатый,
мой ангел, ты мне подрочи –

хотя бы и рукой в перчатке.
Особый в этом есть кураж,
особой дерзости зачатки.
...герой многоквартирных краж –

и тот завистливо склонится,
потупив ушлое очко.
Распятие и плащаница –
уторченные, без зрачков –

и те признают за колекой,
что неровна его спина,
что за грядущей пятилеткой
опять грядущая война

осатанеет, как чумная,
как дифтерийная, как зло
заёбанного Первомая.
…на воду упадет весло –

и встрепыхнется, и завоет,
перевернувшись кверху дном –
один, как будто их там двое
и даже семеро в одном,

и даже больше – миллионы
совсем неслышных несунов,
способных пиздить мелафоны,
расшатывать азы основ,

переворачиваться на хуй –
и на хую, как в первый раз,
казаться более, чем наглой
и сытой рожей – без прикрас.