Гражданин Лекарь, имеющий определенную репутацию в криминальных кругах, он же добропорядочный бизнесмен Миша Ланский, занимающийся валютными кредитами, лежал на крахмальных, не успевших смяться простынях двухместного люкса на третьем этаже гостиницы «Ультра». В номере в этот момент было темно, медицинкий дух пролитого на ковер спирта «Роял» мешался с запахом сигарет, а в ногах Ланского возилось гибкое тело 18-летней проститутки Марины, и ее упругий, горячий язык как раз добрался до самой чувствительной точки его тела. Будто со стороны Миша наблюдал за тем, как с него слезают трусы, сползает майка и густые волосы «ночной бабочки» ложатся причудливыми завитками вокруг его пупка.
Жарко, жарко… Так. О-о-о…
Один раз Марина подняла голову, и Ланский решил, что лицо у нее вполне соответствует фигуре, — правильной формы, узкое, с прямым носом и чуть раскосыми глазами. Что-то в ней было породистое. Такую кралю, пожалуй, легче представить с сигаретой, а не с чьим-то шлангом во рту… Впрочем, кто на что учился. Так, что ли?
Дымящийся окурок прижег пальцы, и он чертыхнулся. Марина на миг замерла, но своего занятия не прекратила. До Миши доносилось едва слышное причмокивание, влажный жар вокруг члена начал кружить голову и сводить с ума, но двигаться навстречу бездонной воронке ее рта пока еще не хотелось, и Лекарь, пользуясь случаем, аккуратно затушил остатки сигареты в стоящей на тумбочке пепельнице. Пепельница была сделана в виде пучеглазой рыбы с недвусмысленно разинутым ртом. Мишу это позабавило.
— Я могу сделать тебе массаж хочешь? — проститутка призывно положила ладонь ему на живот, однако кончик ее языка по-прежнему танцевал где-то в районе Мишиных гениталий, не оставляя их ни на секунду. Как она еще умудряется при этом говорить? В другой раз он бы уделил этому феномену особое внимание, однако сейчас Мише было плевать на проститутку. Сняв брюки и улегшись, он попросту забыл о ней, как иные люди имеют свойство забывать про поставленный на плиту чайник.
Тем не менее, звук человеческой речи вывел его из задумчивости, и Мише некоторое время добросовестно пытался осмыслить услышанное. Однако вместо этого на поверхность сознания снова всплыл мудак Федор, с барственным видом цыкающий на него из окна «БМВ».
Ланского скрутило от злости.
— Ебаный рот, — прошипел он негромко, сжав кулаки.
— Что? Что-то не так? — Марина подняла голову, на ее подбородке блеснула капелька слюны. Лекарь отметил, что у девушки безукоризненно ровные и белые зубы, а губы сочные и напоминают цветом спелую малину. Хорошая новенькая, приятная… Где эти козлы ее только откопали? Улыбка, как у Анастастасии Стоцкой... И как она умудряется не кусаться при таком отвальном наборе? Зависть Лекаря в данном случае граничила с восхищением: у него самого стоял уже третий комплект керамики взамен выбитых по малолетству кривых желтых клавиш, доставшихся от отца-цинготника, поэтому завидовать было чему…
Федор упрямо не шел из головы. Лекарь вздохнул и, пересиливая себя, вновь повернул мысли в старое русло. И в самом деле, какое ему дело до чьего-то хохотальника, когда тут самого вот-вот замочат... Нервы, всё нервы. Вот и хер поэтому не встает. А ведь девка уже минут десять старается, не меньше.
— Нет, все нормально, продолжай — он закрыл глаза и постарался представить сцену жесткого харева, как в женской общаге мединститута 15 лет назад. Штурм «Центрального Пиздохранилица» имел место в новогоднюю ночь, и к утру там перетрахали всё, что еще имело способности к шевелению, даже 60-летнюю вахтершу.
Воспоминание подействовало безотказно. Миша с облечением почувствовал усиление эрекции, и член мало-помалу уперся головкой в Маринино нёбо.

Что до проблем, то их у Лекаря действительно хватало.
С Федором он познакомился на институтской практике, удачно зашив ему глубокий порез на руке и получив за это двести «зеленых». Казалось бы, мелочь, однако тот не забыл имя санитара, и в следующий раз приехал к нему прямо на дом. Тот случай был уже посерьезней. По идее, люди с огнестрельной дырой в кишках не живут. А если и живут, то совсем недолго. Однако сказать об этом охране памятливого бандита Миша не решился, лишь попросил достать крови и плазмы.
Иллюзий относительно его жизни он никаких не питал, да и оперировать практически не умел, но Федор, вопреки всем ожиданиям, выкарабкался…
Сейчас, по прошествии лет, Миша понимал, в какое говно он на самом деле вляпался. Но тогда… Тогда всё было волшебно. Дружба с Федором открыла для него совершенно другой мир. Стань Ланский врачом, жизнь его была бы стандартной, возможно даже пресной, и, понимая это, он сам порой лез из кожи, чтобы быть полезным. Бабки текли рекой, кружили голову. 80-долларовая ставка хирурга очень скоро уже стала казаться смехотворной. Ждать десять лет до появления нормальных заработков? Да ну, не смешите…
В ту пору Федор занимался перегонкой краденых машин. Очень скоро Лекарь стал ему помогать, и года два они работали на паях. Однако со временем этот путь стал делаться все более небезопасным. Поговорив с Федором откровенно, Миша отошел в сторонку, занялся собственным бизнесом и довольно хорошо поднялся, изрядно потеснив остальных деляг. Бывший же компаньон остался верен своим тачкам — по улицам уже ездили иномарки, и барыши за них отливались что ни день, то больше.
Годы шли. Мало-помалу Миша все больше втягивался в теневой бизнес, подгребая под себя город, точно бульдозер. Но никто уже не решился возразить: авторитет его в различных слоях общества рос с каждым днем, чему способствовали в равной степени как разросшиеся связи с криминалом, так и благотворительные акции, поддержка городской администрации, халявные рок-концерты для молодежи. Глядя, как активно разворовывается страна новыми хозяевами жизни, Ланский и сам стал задумываться о депутатстве. Бабок было в достатке — по сути, оставалось лишь дождаться выборов.
Федор, пребывая в душе «законником» и живя по каким-то своим понятиям, подобных вещей не одобрял, однако и не встревал. На манипуляции Лекаря он смотрел как бы сквозь пальцы, и о своей роли в его жизни напоминать не спешил. Дескать, ты в мои дела не суешься — я не суюсь в твои. И все было хорошо, пока эта грань оставалась нетронутой. Но когда Миша замахнулся на бензоколонки и в порыве жадности попытался откромсать себе точку бывшего друга, начался настоящий ад…
Федор действовал безжалостно, быстро, жестко — как будто и не связывало его с Ланским ничего кроме ненависти, как будто не была выпита вместе цистерна водки и не отодран вагон баб, — лютый друг отныне вел себя так, будто они вообще были не знакомы. С большим опозданием Ланский понял, что скрывалось за маской невмешательства в последние годы. Федор не был дураком: он прекрасно видел, как Лекарь обескровливает его, объедает, связывает руки, и копил ненависть, пока окончательно не взорвался.
Сначала был стандартный ультиматум. Обескураживала только цифра: уж столько-то денег Ланскому было не наворовать, проживи он хоть до ста лет. Но последовавший за этим взрыв Мишиного «шестисотого» отмел прочь любые шутки. Так что он уже почти не удивился покушению в «Ханое», когда двум телохранителям снесло голову автоматной очередью, а ресторанной бляди разворотило грудь до самых ключиц. Сам Лекарь остался жив благодаря лишь счастливой случайности: за секунду до того, как кровавые ошметки чужих мозгов шлепнулись в его тарелку, он сунулся под стол, чтобы поднять упавшую зажигалку. О происшедшем Миша с ошеломлением узнал только наутро, так как окончательно вырубился в момент, когда рука сжала закатившийся под гнутую ножку стола серебряный цилиндрик с надписью «Zippo».
Самые худшие ожидания сбывались одно за другим. Вид двух закрытых гробов, больше напоминающих платяные шкафы, отрезвил его окончательно. Это было даже реальней, чем взрыв авто. Реальней, чем бледная борцовская кисть с татуировкой «Вова», легшая на гравийную дорожку в двух метрах от носков туфлей Ланского, когда тот покуривал на крыльце своего коттеджа. В тот день над домами повисла грозовая туча, и Череп распорядился загнать тачку в гараж. Вован даже заматериться не успел: его бритую голову потом отыскали в ветвях соседской груши. А потом… почти сразу же пошел дождь, размыв кровь и окончательно пересрав всю картину к приезду ментов.
Запрошенные Федором деньги составляли просто нереальную сумму, и оба об этом знали. Предложив Лекарю платить за каждый утянутый у него кусок или уматывать к чертям из города, Федор не оставлял ему никакого выбора. В противном случае, как возвестил телефонный звонок, будет Миша лежать на прозекторском столе с пулей во лбу, или еще чего похуже.

Лекарь вздрогнул и поежился, но Марина больше не обращала на это внимания, продолжая честно отрабатывать заплаченные деньги.
Ежиться же, по праву, было отчего: в народе Федор слыл колдуном, и уже не одного его конкурента нашли висящим на кладбищенском кресте. Из кого-то вытянули подкожный жир, двоим отрезали яйца и впихнули на место глаз, а пятерым и вовсе выкачали всю кровь. О трансплантации органов тогда еще никто не слыхал, однако у ментов в числе прочих была и такая версия. Мумии убиенных, по рассказам очевидцев, были столь страшны, что, когда их кто-то выкрал из морга, милиция только вздохнула спокойней.
Миша понимал, что насчет колдовства это все параша, фуфло. Он знал, что Федор был родом из деревни и нахватался от своей бабки всяких ведьмовских ухваток, а напившись да курнув гашиша, как правило, начинал беситься и бессвязно орать, что видит всех насквозь и не дай бог какой-то бабе его обмануть, он ей сиськи на спине завяжет и голым пальцем крест во всю спину выжжет. В отличие от легковерных лохов из ближнего окружения Федора, Ланскому на всю эту магию-хуягию было насрать… но уж больно жестоким был напарник сам по себе. В свое время эта бесноватость сыграла не последнюю роль в расхождении их путей. Лекарь просто побоялся, что у приятеля когда-нибудь совсем сорвет крышу, и он начнет применять свои методы к нему лично.
Вот, дождался. Теперь остается линять подальше, пока не взорвали вместе с домом или на вертеле не зажарили, как какую-то свинью… Федор однажды хвалился, что в 68-м году они у себя в селе подобным образом оприходовали конокрада. Учитывая это, Ланский решил какое-то время пожить на даче у одного из оставшихся телохранителей – Димона. Участок с домиком и чугунной оградой располагался в черте города и вполне подходил для того, чтобы пересидеть там шухер. А как всё уляжется, можно и дергать…
Только куда дергать? Родственников у Миши нет, одни деловые знакомые, друзей порастерял, да и не нужны они ему: Миша сейчас, вообще, сам по себе сила, Федор ему пятки лизать должен, если уж правильно по понятиям смотреть. Только понятий сейчас не признают, беспредельничают, — вот и Федор так же… даже на дружбу былую наплевал.
И поди попробуй докажи ему, кто тут прав, а с кого спрос. Ведь правду говорят: где большие бабки властвуют, там дружбе конец. Сам-то по себе Федор авторитета дополнительного не приобрел, он в сравнении с Лекарем сейчас пустое место (подумаешь, вор в законе; кто их сейчас боится?), однако всё ж… О методах его все наслышаны, и за Мишу никто не вступится. Когда с живых людей кожу сдирают, для собственного здоровья будет полезней в сторонке постоять. А значит, остался Лекарь один. Слабый должен уйти — на то и расчет.
Эх, зря не прирезал этого вурдалака в свое время… Всего-то работы было — скальпелем в печень ткнуть. Теперь расхлебывай…
Миша подавил тоскливый вздох.
Стоп. А может, мне его самого замочить?
Мысль была такой привлекательной, что почти уснувший Лекарь от неожиданности раскрыл глаза.
А чем не идея? «Мухой» по автомобилю, пару гранат в окно, — и всё, нет беспредельщика! Остальные не рыпнутся. Наоборот, только спасибо скажут.
Отлично, отлично… Завтра… Сказать Димону… Не забыть только…
Миша резко расслабился и только тут понял, что вот-вот кончит. Он хрипло рыкнул и подбросил бедра вверх, вгоняя член Марине в самую глотку, как он всегда любил. Почувствовав это, проститутка немедленно втянула щеки и безумно медленно протянула его естество через горячую чавкающую трубу с шершавым ремнем языка снизу. У Ланского помутилось в голове, он булькающе заохал, схватил Марину за голову и запустил пальцы в черные как уголь волосы, словно намереваясь порвать их, как клок водорослей. Сильно сжав член кулаком у основания, Марина сделала последнее движение языком и неожиданно выпустила его изо рта. Миша ничего вокруг не видел, он крепко зажмурил глаза, и уже мысленно метал сперму в горячий пищевод проститутки, но голос временно отказал ему, и он не мог сказать Марине, чтобы она продолжала,
получилось только зарычать. Но уже в следующий момент голос вернулся к нему и Лекарь заорал, нет, завизжал так, что завибрировали барабанные перепонки и хрустнули челюсти. В член словно вонзились две раскаленные иглы, и мошонка мгновенно втянулась сама в себя, заставив Ланского завопить еще громче. Глаза широко распахнулись, и не переставая кричать Миша увидел, как в широко раскрытый рот Марины

/зубы зубы почему такие зубы! она что?.. она что?.. она что — ?? почему почему почему/

толчками выстрелило три струйки — одна белая и две красных. Легонько онанируя окаменевший конец, она аккуратно словила все языком, а потом сдавила член рукой и быстро слизнула то, что выступило из ранок. Дикая боль вернула Ланского на землю.
Она укусила! Эта блядь укусила меня!
— Сука! Ты укусила меня!! Сука!! — Миша поднял ногу и ударил проститутку тренированной пяткой в лицо, отшвырнув прочь с кровати. Звякнули брюки, упавшие со стула — кобура осталась под кроватью. В один момент скатившись на пол, Ланский зажал разрывающийся от боли член в кулаке и выскочил в гостиничный коридор, где дежурили Димон и Зеля. В адреналиновом тумане ему казалось, что стены и потолок вокруг сплошь залиты кровью, и багровые пятна мелькают даже в воздухе.
— Подстава! — заорал он в лицо двум быкам, развалившимся за дверью на табуретках. — Федор, сука, меня достал! Вас кто следить поставил!
Димон молчал. Зеля булькнул и пьяно завалился на пол.
— Да вы что, суки! Нажрались!! — Миша собрался пнуть его под ребра, и только тут с отчетливой ясностью вдруг понял, что его телохранители мертвы. И кровь на стенах ему не померещилась: обоим перерезали горло, и сделано это буквально только что — трупы еще не упели остыть. Голый, безоружный Лекарь осел на пол и обмочился от ужаса. Прилив мочи вызвал новый приступ боли в гениталиях, Миша утробно замычал, скрючиваясь и заваливаясь набок, задергался, разлепил сонные глаза и со стоном отвращения ударил раскрытой ладонью мерзкую мохнатую тварь, возившуюся у него в паху. На секунду ему показалось, что это Марина превратилась в огромного паука-птицеяда и, каким-то неизвестным способом забравшись обратно в постель, готовится впрыснуть ему под кожу яд-парализатор, чтобы затем утащить под кровать и высосать, как попавшую в сети муху.
Подавив стон животного ужаса, Ланский стряхнул с себя черное, сухое, похожее на жабье тельце и швырнул его на пол. Послышался мягкий шлепок, когда тварь с недовольным чириканьем упала на ковер. Миша понял, что это не паук, и ему сразу стало легче. Сон быстро уходил, одновременно с этим восстанавливалась какая-никакая трезвость мышления. Миша протер глаза кулаком и успел увидеть, как маленькая летучая мышь поднялась с ковра, взмыла толчками к потолку и, подергавшись в воздухе, вылетела в раскрытое окно.
Выругавшись, Миша успел кинуть ей вслед мокрую от пота подушку, но не попал.
— Ф-ф-у-у-у…
Лекарь сел на постели и перевел дух. Он был у себя дома, телохранители спали в тачке у подъезда, а Федор был мертв, как ему и полагалось: после покушения в «Ханое» он не прожил и трех дней, и вот уже неделю гнил в земляной яме с пулей в затылке.
Все оказалось до смешного просто: расстрел охранников, захват объекта, вывоз на трассу и короткое прощание с Федором среди молодых елок лесопосадки. Кляп снимать не стали. Памятуя о шутках-прибаутках, от которых у окружающих мороз продирал по коже, Лекарь хотел и сердце выродку заодно проткнуть осиновым колом, — так, на всякий случай, — однако найти таковой среди ночи, да еще на окраине города, представлялось достаточно громоздкой, если не непосильной, задачей, и Миша махнул на свою затею рукой: мертв так мертв.
Бизнес Федора отошел к Ланскому, команда пахана распалась, часть быков разбежалась кто куда, остальные сами пришли на поклон к вчерашнему врагу. Ланский торжествовал: теперь  практически весь город принадлежал только ему, и никакие кошмары из прошлого не могли этого опровергнуть. Он доказал свою силу, прострелив Федору голову и зарыв как собаку — без креста над головой. Любимый город может спать спокойно. Но сам Лекарь с тех пор не может нормально заснуть без таблеток или без ударной дозы крепкого спиртного. За все надо платить…
Миша спустил ноги на пол и прошлепал к окну, критически осмотрел распахнутые створки и аккуратно закрыл их на оба шпингалета. Гранату в окно забросят — и пишите письма. Лучше завтра кондиционер поставлю, подумал он. Пора привыкать к своему новому положению…
Включив свет, он рассмотрел две дырочке в головке члена, откуда все еще сочилась кровь. Живот был заляпан свежей спермой. Вот и объяснение кошмара: ему приснилась телка, возник стояк. Спал Миша обычно без трусов. Эта тварь влетела, унюхала, села и укусила. И ведь знала, падла, куда кусать… Какой сон испаскудила. Миша чертыхнулся. Теперь недели две придется без телок, а то, может, и заразила чем… Вон коровье бешенство вокруг. Федор, мать его, порадовался бы за меня. Чтоб тебя черти в аду съели…
Щурясь от яркого света, Миша раскрыл стенной бар, нащупал в отделанной дубом нише большую квадратную бутылку и щедро полил ранки спиртом «Ройял», несколько секунд поскулил, закусив губу, а потом глотнул из той же бутылки — для внутренней дезинфекции. Тепло потекло по пищеводу, боль отошла на второй план.
Глотнув еще пару раз, Миша Ланский, он же Лекарь, тяжело опустился на кровать и, с минуту вяло посопротивлявшись весу толстого стекла, выпустил из расслабленной ладони бутылку. Спирт разлился по ковру, запахло медициной. Спящий бизнесмен перевернулся на другой бок и уже не видел, как за сереющим окном маленькая летучая мышь неслышно снялась с фонарного столба, где висела последние три минуты, и пролетев пару кварталов вдоль дороги, впорхнула в раскрытое окно темно-фиолетового «БМВ», припаркованного в кустах у обочины. Внутренности автомобиля озарила слабая вспышка.
— Федь, я почти. — сказала Марина, отбрасывая на спину волосы и перехватывая их красной резинкой. — Завтра все закончу, если хочешь.
В зеркальце на приборной доске отразился ее рот, вокруг которого запеклась кровь. Девушка облизнулась и причмокнула губами.
— Да хуй с ним , — отозвались с заднего сиденья. — Все равно не жилец.
— Ну, как хочешь — Марина заглянула в зеркальце и стерла капельку спермы со щеки. — Пускай… Наверное, так даже лучше будет.
— Не наверно, а точно. Валим отсюда к едрене фене.
— Угу.
Проезжая мимо знакомых окон, «БМВ» взревел так громко, что Ланский застонал во сне и прокусил себе насквозь губы. Но это было не больно. Совсем не больно.
Совсем.

2001, 2004.