Тренировка еще не началась, но команда уже бродила по полю. Голкипер, второй защитник и новый форвард «Железняка» Егор Брызгин сидела на лавках и лениво поплевывали. День был сонным, и к встрече с поляками готовиться никому не хотелось.
— Пивка бы, — ляпнул вратарь Женя Рябченко, почесывая живот под футболкой.
— Запрет, — не меняя выражения лица, вздохнул играющий в защите Паша Бузилов. — А так-то было бы неплохо. Пиво-то пьешь? — обратился он к Егору.
— Да не особо, — улыбнулся Брызгин. — Хотя, конечно, порядки у вас… жесткие. Того нельзя, этого нельзя…
— Зато оплата! — хлопнул его по колену Рябченко. — За такие бабки можно и потерпеть пару сезонов.
— Угу… А это что за мужик? — Брызгин показал рукой на третий сектор, где сидела, нахохлившись, одинокая фигура. — Уже третий раз его вижу. Сидит себе и сидит…
Рябченко с Бузиловым переглянулись. Бузилов натужно прокашлялся и как-то резко поскучнел.
— Что? — удивился Егор. — Что такое?
Паша Бузилов надвинул кепку на глаза. Сцепил пальцы рук.
— Скажи ему, Жень… — буркнул он наконец.
Егор молчал, испытующе глядя то на одного, то на другого.
Женя пожал плечами и снова почесал пузо.
— Понимаешь, Егор… — сказал он, пожевав губами. — Это — Вася.
— Какой Вася?
— Ну просто Вася. Все его так зовут… — Вставил Бузилов.
— А кто он?
— Кто он… кто… кгм… Видишь ли… В общем… Вася — наш сосун.
— Ваш кто?? — Егор удивленно воззрился на коллегу. Потом громко рассмеялся. — А, кажется, я понял. Ни фига себе шуточки у вас… На грани фола.
Однако лица товарищей оставались серьезными.
— Это не шуточки, Егор, — сказал Рябченко. — Он и правда сосун. Наш сосун.
Последние слова были произнесены, пожалуй, чуть задушевней, чем следовало бы из простой констатации факта. Лицо Егора вытянулось, словно блин из сырого теста. Он сразу перестал смеяться и заморгал.
— Ты что, хочешь сказать, что он у кого-то из команды… отсосал?
— Не у кого-то... А у всех.
— У всей команды, — зачем-то сказал Бузилов.
— И у тренера? — глупо ляпнул Егор.
— И у него, — подтвердил Рябченко, заливаясь краской. — А как же еще… У всех — значит у всех.
Брызгин против воли оглянулся на третий сектор. Одетый в майку «Вася» как раз закуривал. Испитое лицо его, выглядевшее лет на 50, было покрыто щетиной, волосы вокруг лысины свалялись.
У Егора дернулась щека.
— Да нет, ребята, вы надо мной смеетесь. Что это за хрен?! — воскликнул он, вскочив на ноги.
— Тихо ты, дурак. Сядь.
Бузилов хлопнул ладонью по скамье:
— Щас всё расскажем.
Егор сел.
— В общем, так. Вася мужик что надо, не гляди, что с виду неказистый. Это маскировка, чтоб талисмана никто из врагов не опознал.
— Кого??
— Талисмана. Он у нас в первую очередь талисман, а потом уже сосун.
— И у вас? — спросил быстро Егор.
— И у нас, — подтвердил Бузилов.
Егор тут же отодвинулся в сторону.
— Вот дурной, — засмеялся Паша, — ну правила такие, что ж тут сделаешь. С женщинами общаться контракт запрещает. А для Васи исключение сделано. И не просто так.
— Херня какая-то, — хмурил лоб Егор. — Чую, что вы меня разыгрываете, только не пойму, в чем подвох.
— Да не подвох это… — вставил было Женя, но Егор отмахнулся:
— Ладно, ладно! Продолжай, Паш…
— Ну а чего… — Бузилов нервно чесал живот, — Вася и Вася… Как он к нам попал — это долго рассказывать…
— Нет уж, ты расскажи. При чем тут талисман?
— А при том. Он к нам сам пришел. Ну, я-то этого не помню, это лет 10 назад было. Тренер вот помнит. А я нет. В общем, Вася тут дольше нас всех… Когда он пришел, команда была гнилая. Все разбежались. Молодежь играть не умела. Короче, футбола как такового не было. Но Вася был фанатом. Он просто приходил и торчал тут, смотрел. Его прогнать было невозможно.
— А пытались?
— Пытались, — кивнул Паша. — Но он каждый раз возвращался. Говорил, что еще увидит, как любимая команда завоюет Еврокубок. Над ним смеялись, но в итоге просто забыли про него. Он тут так и сидит с тех пор. Когда команда куда-то выезжала на игру, он и там появлялся. Не на игре, нет. Только на тренировках. В этих своих трениках и майке, как бомж. Сидел и смотрел… Его в итоге пожалели, дали место в автобусе. Вот так он теперь и ездит с нами.
— И этому бомжу — такое уважение?? — Егор покачал головой. — Не понимаю…
— Он нам помогает очень. — Паша посмотрел Егору в глаза. — Нет, правда! Хочешь знать как?
— Члены сосет? — криво улыбнулся Егор.
— Ну не в этом же дело! — голос Бузилова зазвенел от досады. — Ты бы так не язвил, если бы понимал, что такое для нас Вася…
— Стой, погоди. — Женя Рябченко схватил его за руку.
— Да отцепись ты, — огрызнулся Бузилов, высвобождаясь. — Отрастил грабли, на воротах дурака валяя…
— Это у кого еще грабли! — Женя сплюнул. — Слушай, Брызгин, дальше я расскажу. У меня это быстрее получится, а то, чую, Пашка будет до завтра тут сопли жевать… В общем, летели играть с Беларусью, и Пашкин предшественник, может, слышал о нем, Зуй была его фамилия…
— Ну конечно, я знаю Зуя! — возмутился Егор. — Что я, по-вашему, совсем уже?!..
— Ладно, не хотел обидеть. Так вот, Зуй заснул, а Вася неподалеку сидел — его с собой взяли. И, короче, идёт тренер, видит: сидит Зуй спящий, а Вася нагнулся и у него сосет. Скандал был — словами не передать… Ему говорят: «Совсем омудел, что ли? Что творишь?» А он бормочет: «На счастье, на удачу». Короче, Васю измудохали, высадили, в следующий раз пригрозили совсем прибить. Один Зуй ничего не понял — спал крепко и всё веселье пропустил. А на игре — представляешь — забил шесть голов. Шесть!!
— Я помню этот матч, — пробормотал Егор.
— Да, многие помнят. Вот тут про Васю и вспомнили с его присказками… Поржали, конечно… А когда вернулись и надо было ответную играть, Вася снова на поле крутился. Но ему, конечно, снова накостыляли и выгнали. А на игре Зуй ни хрена после этого не забил. Его заменили. И тут выходит Кульков, и как вмандит по воротам! В девятку! И так семь раз подряд! Он бы и больше, наверное, забил, если бы время не закончилось. Белорусы как обосранные уезжали…
— Ну и? Вася при чем? — нетерпеливо рявкнул Егор.
— А на Кулькова надавили потом, оказалось — он накануне Васю отыскал и предложил отсосать на удачу. В порядке эксперимента, в общем, да. Вася и отсосал — хули ему? Ну вот и… помогло. Удачно он сосет как-то очень. Бля, да не кривись ты, сам же просил досказать. С тех пор команда за него и держится. Он нам и талисман, и баба, и отец родной. С ним ничего не страшно. Главное — чтобы у тебя комплекса не возникло, когда в первый раз с ним будешь… ну, это. На клык.
— Бред, блядь, какой-то! — Егор словно бы очнулся. — Не собираюсь я никому наваливать на клык. Тем более, какому-то престарелому алкашу. Вы с ума сошли!
— А деньги тебе за что платят?!
— Как за что! За игру!
— За игру, как же! — Паша ехидно захихикал. — Да твоя игра тут не нужна никому. Тренировки — для отвода глаз. Видишь, главный тренер, Волков, в смысле, сегодня даже на поле не появился. Весь упор на Васю делается. Доверяют ему. Так что и тебе тоже никуда не деться. Ты себя должен проявить хорошо на первой же игре, вы с Омельченко и Рогожиным первые наши «легионеры» за 10 лет, все-таки. А без Васи тебе никак. Тут же весь прикол, что он перед игрой у всей команды сосет, а потом мы рвем всех на части. Ты за нами просто не угонишься, если Васе, это… не навалишь, в общем.
— А Омельченко с этим… с Рогожиным — они что, угонятся?
— Уже да. Один ты у нас… непосвященный остался.
— Ты прости, Гога, — вмешался Женя. — Мы все давно думали, как тебе сообщить помягче. Вот, даже тренировочную базу перенесли к морю. Волков особенно волнуется. Как-никак, игра через неделю… Но ты сам про Васю спросил, и слава Богу. Так оно проще.
— Что проще? Что проще-то? — Егор почувствовал, как пылают его уши. — Чушь это всё! С чего бы этому алкашу у вас сосать?
— Ну так на счастье же! Он же фанат наш. Мы так думаем, Вася — энергетический вампир, только наоборот. Энергией нас наполняет положительной, светлой, уверенность вселяет…
Паша захихикал.
— Да, энергии в нем хоть отбавляй — может целый час строчить, и хоть бы рот устал…
— Замолкни, — шикнул на него Женя.
— Я не «зачем» спрашиваю, а «почему»! — Егор шмыгнул носом.
— Есть мнение, что он сидел. Ну, там его и приучили… Хотя точно неизвестно. Но наколки у него есть. Голые бабы и слова разные.
— Чертовщина. Вранье вонючее. — Егор встал. — Если бы так, то и меня покупать бы не нужно было бы.
— А ты — для отвода глаз, как и Омельченко, как и Рогожин. Потому что если в команде есть игроки с громким именем, никто не будет удивляться, что команда — чемпион. А если игроков никто не знает, тот начинаются сомнения, и так далее. Лучше подстраховаться.
Некоторое время они молчали. Потом Женя тронул взмокшего Егора за ногу.
— Ты пойми, мы все за судьбу матча волнуемся… Может, сходишь к Васе? Прямо сейчас. Тебе, может, сразу не понравится, но потом привыкнешь, приятно будет. Мы все через это прошли, ты не думай…
— Сходи, а? — поддержал товарища Паша. — А потом мы вместе к тренеру пойдем, расскажем, вот он обрадуется! Сразу отношение к тебе улучшится, вот увидишь. И в команде тоже. А то остальные думают, что ты из высокомерности к Васе не идешь. Что ты их презираешь. Ну и…
— Я не педераст, — с отвращением в голосе отчеканил Егор. — А вы, если это не идиотская шутка, то я даже не знаю, кто вы.
Он побрел между скамьями, направляясь в раздевалку.
— Мы ж добра тебе желаем… — донеслось вдогонку.
— Пошли вы! — Егор снял на ходу майку, вытер потные подмышки. — Сегодня я не тренируюсь. Если тренер хочет знать почему — я ему расскажу… А пока что мне надо подумать над тем, куда я попал.
Проходя мимом третьего сектора, Брызгин скорчил кислую рожу и помахал мужику в трениках:
— Привет, Вася!
И будь он проклят, если Вася в ответ не улыбнулся.

Бузилов и Рябченко переглянулись и одновременно опустили головы.
— Вот нам Волков вставит… — проговорил Рябченко, сплевывая. — Завалили всё дело…
Бузилов вздохнул:
— А мы что виноваты, что он нас первых спросил?..
Игра на поле остановилась. Все смотрели в их сторону.
Рябченко встал и выразительно пожал плечами.
— Пошли Волкову расскажем, пока остальные не донесли, — он оправил футболку и пошел со стадиона. — Может, ругать не так сильно будет…
Ссутуливший плечи Бузилов тяжело потопал вслед за ним.

Растираясь полотенцем, Егор вышел из душа. Из головы не шел проклятый Вася. Он уже начинал думать, что, возможно, одноклубники и не шутили, когда рассказывали о своем идиотском ритуале. И когда увидел тренера Волкова, сидящего у ряда шкафчиков на скамье с газетой, сердце его неприятно забилось.
Волков закрыл газету, которую держал вверх ногами, поднял на него напряженный и внимательный взгляд.
— Прости, Гога, что пацаны тебя из себя вывели. Я тебе сам все рассказать собирался.
— Что рассказать? — несмотря на колотящееся сердце, Егор старался говорить спокойно. — Если вы о той неумной шутке, которую они со мной сыграли, то это ладно… Я же не барышня кисейная, приколы понимаю…
Волков кивнул на скамью рядом с собой.
— Сядь, Гога.
Егор сел. Лицо тренера, отметил он, было встревоженным. И это Егору не понравилось больше всего.
— Ну что еще? — буркнул он. Прозвучало это с вызовом, но тренер, казалось, не обратил на его слова никакого внимания. Или не захотел обращать.
— Понимаешь, Гога, — Волков взял его за руку, сжал крепкими пальцами запястье. — Все не так просто, как тебе кажется. И то, что на первый взгляд может выглядеть как шутка, на самом деле имеет глубокие корни.
— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните… — пробормотал Егор. Ему было неуютно, захотелось отодвинуться, но тренер, несмотря на его малый рост, казалось, нависал над ним, отбирал воздух и подавлял волю.
— Ты ведь знаешь, у каждого клуба, у каждой команды есть свои, м-м-м… ритуалы… И подчас они выглядят странными. Но если бы они не действовали, никто бы ими не пользовался… понимаешь? Вот и у «Железняка», как у многих других команд, есть свой талисман. Это Вася.
— Видел я его… — нервно усмехнулся Егор.
На самом деле ему было вовсе не смешно, но улыбка как-то сама собой выползла на лицо — кривая и скомканная, словно перекосившаяся оконная фрамуга.
— Он выглядит по-клоунски, знаю. — Волков пожал плечами. — Но это действительно наш самый главный талисман. Этот человек следил за играми «Железняка» еще даже тогда, когда тебя на свете не было. В нем столько любви к нам, сколько нет ни в ком больше. Просто мы открыли этот родник совсем недавно, иначе бы, наверное, уже были бы чемпионами. А может, и не были бы — ведь это была большая случайность, что он сел тогда рядом с Зуем…
— Вы что, хотите сказать, Вася правда у него… это… — язык Егора присох к нёбу.
Волков сжал его ладонь.
— Да! Это чистая правда. Как правда и то, что мы все теперь пользуемся его услугами. Это… как наркотик. И ты, если хочешь влиться в команду, должен тоже… принять правила игры. Мы ведь деньгами тебя не обижаем, так?
— Да знаю я…
— Никто больше столько не получает.
— Так это подкуп, что ли? — Егор брезгливо завозился на скамье, но Волков держал его крепко.
— Нам завтра лететь в Польшу, — горячо зашептал тренер, внезапно выпустив наружу свое волнение. — Пойми, Гога, одна шестнадцатая — это не шутки!! Из-за тебя всё может завалиться. Прошу тебя, умоляю, сходи к Васе. Или нет, хочешь, я сейчас его сам к тебе приведу?
— Да нет же! — Егор вывернулся из тренерских рук и отскочил к стене. — Александр Викторович, что это за педерастия! Вы с ума сошли! Что это, извините, за х… хуйня такая!
Волков втянул голову в плечи, словно получил оплеуху. Взгляд его отяжелел.
— Ну, черт с тобой. Раз ты такой упрямый, — он достал из кармана смятую пачку «Мальборо», выщелкнул одну сигарету, прикурил, глядя в пол. — Чертово сердце, блядь… Ты меня до инфаркта доведешь, Гога.
— Меня зовут Егор.
Брызгин впервые открыто указал тренеру на его панибратскую манеру общения, и сам этому удивился. Но слово — не воробей. Да и до вежливости ли, когда и так все к черту летит…
Волков поднял голову. Выглядел он постаревшим и усталым. А еще злым.
— Срам прикрой, — процедил он, показывая на упавшее полотенце. — Аполлон…
Егор вдруг осознал, что стоит перед тренером голый. Но тот уже не смотрел в его сторону, пуская дым куда-то себе под ноги.
Егор распахнул свой шкафчик, сорвал с крючков одежду.
— Я буду играть, как играю обычно, — бормотал Егор, стоя к Волкову спиной и натягивая брюки. — И вообще — не верю я ни в каких «вась». Бред это всё. Мишура для детей, зевак и журналистов.
Тренер молчал, разглядывая свои ногти. И когда Брызгин, подхватив сумку, уже шел к двери, глухо сказал, словно бы ни к кому не обращаясь:
— Кто не хочет по-хорошему — с тем поступают по-плохому.
— Посмотрим, — не оборачиваясь, Егор хлопнул дверью.

Его всё-таки выпустили на поле, хотя и с таким скрипом, что Брызгин успел трижды пожалеть, что не сломал себе ногу накануне. А сломать мог вполне.
Все время полета он просидел в углу салона, уставившись в окно и ощущая спиной чужие враждебные взгляды. Его никто не беспокоил, лишь тренер о чем-то подозрительно шушукался с Васей — если обернуться, можно было увидеть блеск его лысины в трех рядах позади, иногда долетали отдельные слова, но из-за гула турбин разобрать что-либо не представлялось невозможным.
Вечером на тренировку он демонстративно не пошел, даже не переоделся — так и торчал в джинсах на козырьке для прессы, глядя, как остальные наматывают круги по периметру поля. Потом сидел в комнате отдыха, листая журнал и вполглаза наблюдая за телевизором. А ближе к полуночи разразилась гроза, и на целый час в гостинице отключился свет. Чертыхаясь, Егор отбросил журнал и отправился спать. Подходя к своему номеру, он споткнулся о что-то мягкое и полетел кувырком, врезавшись головой в дверь. Из глаз полетели искры. Кто-то утробно охнул, на полу обозначилось шевеление, раздалась невнятная, но явно русская матерщина.
— Ни хрена себе… — пробормотал Егор, подымаясь на ноги. Он сгреб в охапку лежащее на полу тело и оттащил к окну. Вспышка молнии на долю секунды высветила небритую рожу со скошенным подбородком, лысину и наливающийся под глазом синяк. Сомнений не оставалось.
— Что ты тут делаешь?! — заорал Брызгин вне себя от злости, встряхивая свою находку как куклу. — Какого хрена ты валяешься у меня под дверью?
— Я с-спал, — ответил, заикаясь, Вася. — П-просто за-заснул…
— Это тебе Волков сказал тут сидеть? — продолжал допытываться Егор.
Но сосун неожиданно замолчал, и дальнейшие расспросы ничего не дали. Зато заныло колено. Выматерившись, Брызгин бросил Васю на пол и пошел в свою комнату. У дверей остановился и громко сказал, надеясь, что фраза будет услышана во всех номерах.
— Будешь тут ошиваться — с лестницы спущу. На обе ноги хромать будешь…
Тут он добавил сильнодействующее слово, от которого Вася враз очнулся и пополз в сторону лестницы.
Егор захлопнул дверь. Критически осмотрев хлипкий дверной замочек, он подпер дверную ручку стулом и упал на кровать. Нога побаливала, наутро на колене расплылся синяк. Но в целом, к счастью, ничего серьезного.
Васину выходку он считал происками Волкова, и подозрения лишь укрепились, когда тот ничего ему наутро не сказал. Егор решил, что ему, как зачинщику, невыгодно проявлять осведомленность в этом деле. Да у тренера и не было другого выхода: подступись Волков к нему со своими лицемерными вопросами, Егор точно не сдержался бы и высказал всё, что о нем думает.
Он всерьез полагал, что синяк станет удобной причиной не выпустить его на поле, и поэтому удивился, когда тренер, вскользь глянув на последствия падения (кроме ноги еще был заметный синяк на скуле), сказал:
— Ерунда, играть не помешает…
Эту капитуляцию Егор посчитал своей маленькой победой. Но последние слова Волкова перед игрой для него остались не совсем понятными:
— Ну смотри, Гога… — дальше, по идее, должны были начаться угрозы, однако вместо этого Волков лишь добавил: — смотри, смотри…
Впрочем, после первых же пяти минут игры ему все стало ясно. И вот тогда Брызгин пожалел о том, что так рвался на поле.
Железняковцы носились по газону, как метеоры. Дерн летел из-под бутс земляными фонтанами. Один за другим пять мячей забил Рогожин, потом еще три — Омельченко. Брызгин же как будто вообще остался вне игры. Со стороны могло показаться, что он из команды поляков — такой же медлительный, выдохшийся, с расширенными от удивления глазами — и форма «Железняка» досталась ему по ошибке. К концу первого тайма футболка Егора была мокра насквозь, и он был уверен, что в перерыве его заменят. Но пришедший с новыми стратегическими распоряжениями Волков посмотрел куда-то сквозь него, молчаливо оставив на поле.
Второй тайм стал пыткой, позорным столбом. Егор плелся где-то позади всех, не мог поймать ни одной передачи. Болельщики на трибунах периодически вставали и орали что-то обидное. Когда он зазевался, кто-то кинул в него помидором, и на груди осталась мокрая, словно пейнтбольная, клякса. Эта выходка стала последней каплей. Скрипнув зубами, Егор бросился к пробегавшему мимо польскому форварду Сваровски и сделал ему жесткий подкат. От нежданного удара гориллообразный поляк с воплем кувыркнулся через голову, покатился по стриженой траве. Ногу Егора пронзила боль, изображение в глазах раздвоилось, а потом выключилось, как испорченный телевизор. Подбежали санитары, сунулись было к поляку, но тот резво вскочил и послал их таким матом, что окружающие оторопели. Пока потерявшего сознание Егора грузили на носилки, Сваровски стал толкать Рогожина. Тот не остался в долгу, во весь голос предложив нападающему «отсосать у дядя Васи». Егор уже не слышал, как на поле началась кутерьма: обозленные до предела поляки полезли в драку. Интернациональный русский мат летел до небес. Дико свистел арбитр, раздавая желтые карточки.

— Ну что, д’Артаньян, доигрался! — заорал с порога Бузилов, вваливаясь в раздевалку. — Предупреждали ведь, чтоб не выёбывался! Сейчас придет Волков, таких пиздов тебе раздаст...
— А что такое? — набычился Егор, тупо разглядывая ногу с расплывшимся по щиколотке огромным синяком. Голеностоп гнулся, но побаливал.
— То и такое! — Женя уселся, стянул майку. — Из-за тебя ляхи Рогожину руку сломали... Если б ты этому гондону под ноги не ебнулся, поляки б не залупнулись, и всё было б заебись, а так... Эх, ты! Что теперь без Рогожина делать... Вот же блядь!
Послышался гул голосов, раздевалка заполнилась фигурами, источающими запах пота. Егор сидел, уставившись в стену. Что будет дальше, ему даже думать не хотелось.
Команда устало раздевалась. Раздевалка была тесная, места не хватало, однако к Брызгину никто не подсел — его обходили, будто грязную лужу. Никто не справился о его самочувствии, только Женя Рябченко, дождавшись, когда товарищи пойдут в душ, швырнул в сумку пропотевшие перчатки и в сердцах сплюнул:
— Идиот ты! Ну кто так подкат делает…
— Я не подкат… — шевельнул губами Брызгин. — Я специально.
— Да это и так ясно, — Рябченко энергично стянул с себя шорты вместе с трусами, отшвырнул их ногой. — Волков же специально тебя проучить решил. Только не учел, что ты поляков винтить начнешь. Теперь расхлебывай…
Он прикрыл за собой дверь душевой, что-то сказал остальным, те шумно рассмеялись. Егор еще раз пощупал ногу. Пару дней точно болеть будет. Но это фигня, а вот что скажет тренер...
Перед ним возник обмотанный полотенцем Леша Сергеев. Через левую щеку 32-летнего полузащитника шла свежая царапина, вокруг его ног собралась лужица.
— Что ж ты, звезда наша ясная, — процедил он, — думал, самый умный? Нас теперь оштрафуют на такие бабки, что тебе за всю твою карьеру не снились.
Егор нехотя поднял голову:
— Во-первых, я свои бабки зарабатываю без помощи всяких хуесосов. А во-вторых, кто вас заставлял лезть в драку...
Сергеев остолбенел.
— Это Вася хуесос?! Да ты вообще, что ли, сука, блатной, такими словами кидаться?.. Ты сам, блядь, хуесос киевский!..
— Остынь, Леш, — подошедший сзади Бузилов взял его за плечо.
— Что остынь, блядь? Что остынь? — Сергеев обернулся к остальным, одевающимся у своих шкафчиков. — Ребята, слышали? У нас тут ёбаный принц завелся!..
— А что ты мне маты тут гнешь? — Егор расправил плечи. — Или ты вместо Волкова теперь? Или я тебе, может, в компот нассал?
Он встал. Сергеев тут же напряг бицепсы, отступил на шаг и чуть пригнулся:
— Ну давай, бля, симулянт. Я тебе счас пропишу, сука, путевку в жизнь...
— Прекращайте, вы! — возмутился Бузилов, становясь между ними. Нога Паши попала в лужу, он поскользнулся и нервно выругался.
Хлопнула дверь. Все застыли.
Вошел Волков, быстро оценил обстановку. Нахмурился.
— Я был на пресс-конференции, — сказал он негромко.
Команда безмолвствовала, ожидая экзекуции, но Волков развернулся, сказав лишь:
— Переодевайтесь. Самолет через полтора часа. У Рогожина сложный перелом, он пока что останется здесь. И что это за лужи на полу, не поубивайтесь тут, орлы...
Он закрыл за собой дверь, оставив всех в недоумении.
Поспешно забросив сумку за спину, Егор тоже встал и вышел — он был уже переодет.
«Не выгнал... значит, поиграем еще...» — подумал он, шагая по ярко освещенному коридору мимо фанаток-просительниц автографов.
Однако мысль была уж очень невеселой.

При обратном перелете Васю он не видел. «Может, старый пень остался в Праге?» — размышлял Егор, надвинув на глаза бейсболку и искоса глядя на проносящиеся за иллюминатором облака. Это было маловероятно, но притягательно.
При отъезде в аэропорт автобус футбольного клуба обкидали яйцами. Таможенники смотрели волками. По идее, ненавидеть поляки должны были не Егора, а забившего пять мячей Рогожина, но Брызгину показалось, что смерти желают ему и только ему. Стараясь не глядеть по сторонам, Брызгин юркнул в самый дальний угол салона и притаился в кресле, укрывшись пледом. Слава Богу, желающих сесть рядом не нашлось...
Много раз с тех пор Брызгин думал над тем, чтобы послать все к черту и вернуться... но куда? Контракт истекал не скоро, неустойку за него никто выплачивать не станет. Если бы родному клубу не урезали бюджет, его бы вообще не продали в этот сраный "Железняк". Катал бы мяч сейчас в десяти минутах езды от дома, по вечерам гулял с девушкой... Хотя нет, не гулял бы.
Но не в этом же дело. Мучило Егора на самом деле другое. Чертов заикающийся талисман поставил под сомнение его профессионализм, а это было посерьезней амурных дел. Это было вообще черт-те что. От невеселых мыслей хотелось напиться, как в пятнадцать лет, когда его собаку отравил сосед по даче — такой же сумасшедший алкаш, как этот вот... мать его...
Слово "сосун" Брызгин не мог произносить даже мысленно. Какой-то неимоверной, инфернальной гадостью отдавало прозвище железняковского талисмана, при одной мысли о котором Егора начинало мутить.
Как бы там ни было, Васю он с тех пор не видел. Непристойными намеками его тоже больше не донимали. После стычки в раздевалке команда словно отрыгнула Брызгина — тренировался он в одиночку, на любые вопросы отвечал с плохо скрываемым раздражением, и в результате Бузилов с Рябченко стали тоже обходить Егора стороной...
«Разбора полетов» так и не воспоследовало. Волков больше не угрожал ему, предпочитая игнорировать или отпускать колкости по поводу одежды, прически, выражения лица. Временами при перекличке тренер вообще словно забывал, что в команде есть он — Егор. И было в этом нечто зловещее. Но что именно — Брызгину было не понять...
Свободный от каких-либо обязательств, вечерами Егор гулял по городу, вспоминал Киев. С Наташей расстались еще зимой, а то бы не выдержал, съездил к ней. Один раз позвонил по межгороду — ответила ее мать. Он положил трубку. Мобильный Наташа сменила сразу после их размолвки, так что и этот вариант отпадал.
А больше общаться было не с кем, да и не хотелось. Пусть его иногда узнавали на улицах, радости это не несло, скорее наоборот. Трехнедельной давности матч словно сломал ему хребет. Брызгин понимал, что Рябченко сказал правду: выпустив его на поле, Волков хотел лишь проучить отщепенца, и это удалось ему в полной мере.
Вася был реальностью, — теперь в этом не было сомнений. И хотя на тренировках он больше не мелькал, в раздевалке одноклубники время от времени делились впечатлениями о его «способностях» — это значит, сосун продолжал свою мерзкую работу, пусть и скрытую от глаз Егора. В нетренировочное же время Брызгина открыто чурались, при его приближении смолкали любые разговоры.
Встретив однажды в парке Рогожина с гипсом на перевязи, Егор пытался извиниться за давешнюю драку на поле, но тот прошагал мимо, сказав со злобой:
— Ты дурак, ни хуя не понял? Спасай, блядь, команду, а то оба вылетим...
Ответный матч приближался.

Накануне игры Волков подошел к нему в раздевалке, положил руку на плечо:
— Гога, мобилизуйся. Завтра играть. На тебя наша единственная надежда. Ты это хоть понимаешь?
Егор облизал губы, усмехнулся с видом побитой собаки:
— А Вася?
— Ты, я гляжу, созрел, — улыбнулся тренер. — Если так, то Вася за дверью...
— Да идите вы! — истерично заорал Егор, выскакивая в двери. Дверь стукнула в мягкое, послышался чей-то «ох», но он не обернулся.
Первое, что сделал Брызгин, доехав до своей станции метро — купил бутылку водки. Дома небрежно хлопнул дверью, сбросил джинсы, упал на диван и напился так, что на потолке расцвели звезды.
Ночью ему приснилась Наташа. Она целовала его, делала ему приятно рукой. Шептала голосом Волкова:
— Игорь, ну поспи, поспи еще... еще чуть-чуть... тссс...
С криком он проснулся. И не смог сесть.
Четыре фигуры крепко держали его за руки и ноги, прижимая к дивану.
В темноте кто-то быстро и судорожно сосал ему член.
— А-а-а! — в пароксизме ужаса Егор дернулся, вырывая ногу. И изо всех сил пнул темноту. Послышался треск, словно пополам разорвали жареную курицу. Что-то ударилось об стену и сползло па пол.
Несколько секунд стояла полная тишина, потом давление на руки и ноги исчезло.
Включился свет.
Васю поднимали, пытались привести в чувство, но головенка его беспомощно болталась, как у мертвого воробья. Мятая майка сосуна выбилась из треников, блестящая от слюны нижняя челюсть нелепо перекосилась, из правого уха капало темно-красным. По правую руку от Егора стоял Бузилов, в ужасе закрыв ладонью рот. Глаза его напоминали пуговицы.
Волков плакал, опустившись на пол и обхватив лицо руками.
— Он же старый... понимаешь ты, — рыдал он. — Зачем ты убил его, дурак? Ну заче-е-ем...
Глядя на тренера, на Васю, обвисшего на руках у одноклубников, Егор тоже заплакал. Нервы окончательно сдали; ему было уже все равно.
Натянув покрывало до подбородка, он просидел целый час. Глаза отсутствующе рассматривали кровавую отметину на обоях. Егору она казалась похожей то на зайчика, то на ножницы, то на мотоцикл.
Один раз кто-то вошел, сказал негромко:
— Пиздец, остывает уже...
Тренер кивнул, отсылая его движением руки.
Тоскливо и молчаливо, словно сборище зомби, команда бродила по комнатам съемной квартирки Егора, некоторые курили. Васю к тому времени оттащили в коридор. За окнами светало.
Когда Брызгин устал рассматривать стену и уронил голову на грудь, тренер тяжело поднялся с пола и подошел к дивану. Сел в ногах, взял Егора за холодную ладонь.
— Васю не вернешь. Но, Егор, мы можем помочь тебе. Труп мы сейчас вывезем и закопаем. У него не осталось никаких родственников... Я это точно знаю, потому что он последние два года жил у меня на даче. Слышишь меня, Гога?
Егор не отозвался, лишь дернул головой.
— Вижу, что слышишь. — Тренер погладил его по руке, потом подсел ближе и приобнял за плечо. — Самое главное, Егорка, чтобы не погиб командный дух... Это очень важно. Поэтому мы поможем тебе, а ты поможешь нам. Понимаешь как?..
— Нет... — Брызгин поднял голову, но тут же снова опустил ее. Он отчего-то боялся глядеть тренеру в лицо.
— Видишь ли, Гога... — Волков провел сухой дрожащей ладонью по его затылку — Мы попытаемся выиграть у поляков и без Васи. Но, понимаешь... команде нужен сосун.
При последних словах послышался топот множества ног. Команда наполнила комнату, собираясь вокруг дивана. Егор всхлипнул и зажмурился.

Апрель—июнь 2004 г.