1883г. Чужбина, чтоб ее. Андрюша Ольховский, былой выпускник  престольного  Первого Императрицы Екатерины II кадетского корпуса , а ныне офицер в чине  штабс-капитана, кавалер Георгия за  заварушку под Филиппополем, сидел на перевернутом вельботе и провожал глазами говно, плывущее по Темзе.  Бросала его, не говно, конечно, а Андрюшу, государева служба, да эвон куда забросила.  Турция, Иран,  Египет, Греция, Италия, Франция, Британь. В обход шел,  знал, что короткий-то путь не всегда самый быстрый.  Скоро, скоро уже и   Родина.  Россия,  матушка.  Андрей с трудом поднялся.  В этот момент чьи-то чудовищной силы руки обхватили его сзади и поставили раком.      
    Раздался истошный крик переходящий в пердеж, замысловатое немецкое  ругательство,  затем всплеск и все стихло. На поверхности воды появился огромный пузырь, и, завершающим аккордом, зловонно лопнул.
***
    -Хорош морозец. Ух и крепок, еб  твою в гортань!- Эраст  Петрович    разбежался  и голышом прыгнул из окна в сугроб.
-Муса!- заорал он  неожиданно приятным голосом, -  Муса, с-сука!  Сп-п-арринг!-и  плеснул себе в лицо  пригорошню снега.
    Мусса  служил Эрасту Петровичу не за деньги. Тому уж как год назад,  хозяин пришел в добром расположении духа. Хитро взглянув на камердинера, показал ему колоду карт. Азартный японец  быстро сгонял за сакэ, и уже через час, пьяный и охуевший от невезухи   просрал  свое жалование на несколько лет вперед.
    - Опять ебется, чмо косоглазое,- Эраст Петрович  с наслаждением растер  белое  крошево. На губах засолонело.
     –Вот б-блядь!! - заорал он теперь в другое окно.- Эй, маркиза с-сраная! Тысячу раз п-просил,  гуляй свою суку в д-д-другом месте.
Третьего дня Эраст видел ее псину  на расстоянии броска. И надо же, забыл  боевые звездочки. Кинул камнем, вышло вскользь, не авантажно. Звездочкой было бы  вернее.  
Маркиза не ответила, зато  в снег, со стоном,  ебнулся Муса.
     - Скока можно  мудями на морозе трясти, - с тоской думал он, чувствуя, как яйца цепенеют и втягиваются в пах. - С этим режимом  подрочить не дает. Хоть бы он заболел, дай Будда ему здоровья.  
    Пугая прохожих, двое мужчин сошлись в боевом кружении. Непривычные холодам японские конечности   быстро утратили всякую чувствительнось.
    -Ки-я!!!- пятка  врезалась в сбитый подбородок.  Муса опрокинулся в снег, и затих. Фондорин   поклонился,  вернулся к окну и полез  принимать ледяную ванну.  
    Едва чиновник по особым поручениям, коллежский асессор, Эраст Петрович Фондорин  успел докрасна  обтереться, как в дверь ванной комнаты настойчиво постучали.
    -Муса! Горячей воды нет, а ты иди на хуй!
Дверь неторопливо открылась. За ней стоял неприметный ничем человек в ярко-желтом комзоле.
Фондорин  уставился на него совершенно голый.
    -Эраст Петрович? Здравствуйте. Моя фамилия Ордынцев. Служу при канцелярии его величества, Великого князя Александра Александровича.  Много о Вас слышал, и признаться, рад познакомиться.
    -Ч-чем обязан?
    -Этот ваш камердинер, японец. Его зовут Муса, кажется?  Он лежит на ковре в холле и стонет, а кухарка пытается реанимировать его совершенно синий член.  Вы умеете подбирать прислугу. Такого заглота я не встречал со времен отцовской гувернантки, царствие ему небесное...
    -Б-б-б…
    -Блядь?
    -Б-ближе к делу.
    -Хорошо. Вы слышали чего-нибудь об Андрее Ольховском?
    -Не доводилось.
    -Российский подданный, офицер, герой турецкой войны.   Умер   в  Англии. Есть все основания полагать - насильственной смертью, - вошедший посмотрел на Фондорина со значением. -  Его Лондонские рыбаки выловили. Заявили  в полицию. Наши сети, говорят, притащили мертвеца. Поставили нас в известность наш дипкорпус.  Это событие очень обеспокоило Государя. Очень. Он желает непременно сыскать убийцу.
    -Как опознали в нем  п-подданного России?
    -У него татуировка была на спине, голая баба в кокошнике.  И надпись: «Хуем  Россию не понять».  
    -Да уж… Хуй ее вообще поймешь,- подумал Фондорин,- И все? Так и опознали?
    -Нет. Там еще приписка была – «ебари заморские».
    -Ясно. Где тело?
    -Уже доставлено в Москву. В морге, конечно. Где ж еще?
    -Оно сохранилось?
    -Это удивительно, но оно прекрасно сохранилось. Большего не знаю. Так Вы беретесь за  это дело?
    - Берутся за хуй.  
    -Тогда считайте, что это приказ Государя.  Получите полное содействие. Если надо, поезжайте в Лондон. Перед Государем за расследование будет отчитываться непосредсвенно генерал-губернатор Владимир Андреевич Долгорукий. Так что, Вы уж не подводите старика.
***
    Хуево. Вместо чтобы  ебнуть Цимлянского игристого, выкурить вкусную сигаретку,  да и отправиться в заведение мадам Бонджи (мулатки на любой вкус), надо следствие вести,  за которое вообще хуй знает с какого конца браться, -думал Фондорин, подъезжая на санях к моргу.  Час назад  он  заехал к Долгорукому,  но выжать хоть что-то стоящее, кроме напутствия и подотчетных денег, из впадающего в маразм  губернатора  не удалось.  Хотя старый пердун  был в заметном волнении, и явно чего-то не договаривал.  Герой  войны – это, конечно,  почетно, и все такое,  но в России таких героев и не перечесть. Помрет кто, да еще и на чужбине, никто и не заметит.  А тут сам государь-император растревожен. Не спроста штабс-капитан в Англии крутился, ох, не спроста. Притом,  ни в корпусе, ни в собрании, никто о нем толком ничего не знает.  Да. Задачка.          
    У входа в прозекторскую Фондорина встретил оптимистично настроенный поталогоанатом.
    -Вы Эраст Петрович? Меня предупредили, что Вы захотите осмотреть нашего вояжера. Утопленничек, любо-дорого взглянуть.
    -Кто предупредил?
    -Чинуша один. Приходил, посмотрел. Ну и предупредил.  
    -Это Ордынцев, - подумал Фондорин, - хитрожоп, блядь.
    - Вскрывали?
    -Зачем поганить? Так, осмотрел. Ничего подозрительного. Да Вы входите, гляньте сами.
Фондорин шагнул в морозилку.
Труп синел на столе.  Фондорин  резко повернулся к  доктору.
    -Хуй завязан узлом до или после смерти?
    -После.
    - Уверены? Это оч-чень важно точно знать.
    -Точно, точно. Точнее не бывает. Это я  узелок на память завязал. Да, вот еще. У него анус порван.
    -Служа усердно…
    -В двух местах порван.
    -Т-так даже? Ну-ка,  переверни.  Да… Ему как будто  ракетку поперек жопы вставили.
    -???
    -Модное британское увлечение,- Фондорин быстро засунул в жопу покойному палец и  слегка  согнул.  Не разгибая, с  характерным хлопком, вынул. Полюбовался на татуировку. – Все.  Я осмотр закончил. Пока не х-хоронить. А узлы себе на хую  завязывай, крыса трупная!     Фондорин,   энергично  вышел  из холодной. В деле появилась зацепка.  Самое времечко нанести повторный визит Долгорукому.
     В приемной губернатора он встретил выскользающего Полита Корнеевича Мудзе, архивариуса с сорокалетним стажем, человека очень сведущего и неглупого, являющегося к тому же доверенным лицом  Долгорукого.  Полит Корнеевич посмотрел на молодого человека встревожено, и хотел проскочить было мимо, но Эраст Петрович небрежно повел плечом , прижав архивариуса к стене.
    -Как губернатор? В настроении? Чего слюни глотаешь, буквоед? Ольховского знаешь?
Архивариус выкатил глаза, и мелко трясся. Некоторое время Фондорин пронзительно сверлил его взглядом.  
    -Ладно, не ссы, -медленно  отвел плечо, кивнул юному совсем адьютанту и стремительно ногой открыл дверь в кабинет.    
    -Ничего, что без стука? Д-добрый  вечер, Владимир Андреевич.
    -Ничего, ничего. И без Вас стукачей хватает. С чем пожаловали? Порадуете старика?
    -Трудно вести расследование, не зная всех фактов.  И до усрача обидно это сознавать.
    -Да что Вы такое говорите, дорогой Эраст Петрович. Что Вас так обеспокоило?
    -Только одно, уважаемый  Владимир Андреевич, - Фондорин придвинулся к старику, -Что же я в к-конечном итоге ищу? Чего я, чиновник  по особым поручениям, лицо, обличенное доверием,  со всех сторон государственное, и даже в чем-то державное, не знаю? А? Случайное убийство? Как бы не так! Во исполнение какой миссии  порвал жопу штабс-капитан Андрей Ольховский??!!
Долгорукий  с испугом посмотрел на  не в меру проницательного молодого человека.
    -Эраст Петрович. Вы знаете, как  я  Вас люблю и уважаю. Но сказать не могу. Сие есть величайшая  государственная тайна. Величайшая!!!  Не обессудьте, батюшка. Скажу – так  и  нам  жопы порвут. Вы убийцу сыщите, будет Вам и награда и почет… Ну иди,  иди уже на хуй, не мучай старика.  
    -Это Ош-шибка, Владимир Андреевич. Вы же сами заитересованы в скорейшем следствии.  Тело штабс-капитана Ольховского сейчас в м-морге. Я поковырялся у него в жопе, и поверьте, это не было п-простой забавою.  
    Долгорукий упал в кресло и схватился за сердце. Фондорин  вышел из кабинета.
***
    Мадам  Бонджи не обманула. Мулатка была смела и неутомима, и даже позволяла щипать себя за волосы под мышками. - Е-раст, Е-раст, о,  о!,- это все, что она успела выучить по русски. Эраст Петрович сидел, опершись о подушки, лениво покусывал коричневатые соски и думал о своем.  А свой думал о хозяине, так что  они  прекрасно проводили время. Тем временем  верный комердинер Муса, загримированный под чучело гималайского мишки, следил за домом архивариуса из витрины напротив.  Еще в приемной Фондорин понял, что старику что-то ведомо. Но вот что, и поможет ли это в расследовании, Фондорин наверняка не знал. Поэтому и отправил Муссу на слежку, а сам завалился к бабам.
Утром Муса обстоятельно доложил:
    -Ни хуя не видел, ни хуя не слысал.  Только одина селовек в дом засол, и потом высел.  Сам из себя не приметный, в зелтом комзоле.
Фондорин его отпустил, и закурил сигаретку.
    - Ордынцев.  Значит архивариус и тут при делах.    
***
    А дальше стали происходить события и вовсе странные. Сначала наиболее приближенные к венценосному телу стали съебываться  за пределы Российской империи, причем с семьями.  Но не все успели, потому что император запретил высоким чинам  выезжать из страны.  А потом  Фондорин был вызван к Долгорукому, где узнал, что сутки  назад Ордынцева, со всей семьей повязали при попытке нелегально пересечь границу.  Последний  при задержании застрелился.
    Выглядел губернатор хуже некуда, глядел затравленно.  
    Муса, тем временем,  продолжал следить за домом архивариуса из витрины, и так поднаторел в образе  мишки, что  бегал в шкуре на пост, да домой, причем во время транзитов не был ни пойман, ни пристрелен, да еще и  ухитрился трахнуть какую-то перепуганную бабенку,   посеяв по Москве  тучу невероятных слухов о неуловимом  медведе-оборотне.      
    И когда  Муса в очередной раз примчался на четырех лапах и сообщил, что архивариус «высел из дома  переодетый зенсиной», Эраст Петрович понял, что пора подключать внерациональную логику. Быстро собравшись и захватив с собой  камердинера, который шкуру наотрез снимать отказался («этоть рюсский колодун, господина»), поехал к Полит Корнеевичу в гости.
Бедный старина Мудзе чуть не обосрался, когда медведь выбил ногой входную дверь и вошел в холл, а в след за ним, улыбаясь, вошел и Фандорин.    
    -Вы? Что Вам угодно? Зачем медведь?
    -Рассказывайте, рассказывайте все, Полит Корнеич. Я ведь могу так надавить, что у Вас глаза из жопы вылезут, и обратно залезут. - Муса, дай-ка сударю по яйцам.  
    -Не надо, умоляю.  Я все расскажу, все что знаю. Это невероятная,  мистическая история.  Но, поверьте, совершенно правдивая. Ох, бля-я-я-я!!!
    -Ну Муса, ну сука… Вы живы? Дышите, дышите п-поглубже. Сядте, вот так, спиной прислонитесь… Теперь п-продолжайте.  
Отдышавшись, и с опаской косясь на медведя, архивариус поведал следующее:
    - Есть в миру икона пресвятой Капитолины Понесской,  в благочестии  и смирении писанная  в Константинополе Феофаном Греком для храма Преображения в Новгороде.   В ней,  золотым окладом положенной,  хранятся  мощи незабвенного аскета  Калины Барляндского,  а именно хуй  иноко-схимника, так  не познавший ни  греха плотского, ни рукоблюдия, прости Господи пригрешения наши … Ух, больно как … Икона та, как какая напасть или погань  на  Россов валится, мироточит ,слезами  заливается.  И заметили, что стоит  царю-батюшке ту икону облобызать, - беду великую как рукой снимает.  Лобызнул светлейший Дмитрий,  – татар прогнали. Лобызнул Александр самодержец  – пиздец , извините, Наполеону.  Икону хранили  в тайной молельне  при  государевой  обители. Зайдет государь, глянет – плачет, не плачет.? Не плачет – ну и  пиздато. Так вот года  два  назад икона эта таинственным образом исчезла. Тогда все было более или менее заебись,  так что пропажу сразу и  не заметили. А заметили, понятное дело, шум поднимать не стали. А год назад она опять- таки всплыла в Константинополе.
    -Всплыла?
    -Ага.  Корабль сирийский в Босфоре затонул, все погибли, а икона вот всплыла. Чудо. Метрополия  поместила ее в храм Святой Софии, откуда она опять исчезла. С концами.
    -С к-концами?
    -Если быть точным, с одним концом. И более не проявлялась.
    -Почему мне об этом сразу не рассказали? Чего опасались?
    -А хуй его знает. Россия.
***
Фондорин неторопливо шагал по заснеженной улице.
    - Если об этом прознает немецкий канцлер, или иной какой супостат, -размышлял он,- войны   не избежать.  Они и так уже догадываются, что какая-то  хуйня  Россию оберегает. И не лезут.  А полезут - без иконы нам п-пиздец.  П-полный. Да  даже если и не полезут, все равно – пиздец.
Теперь он точно знал, что достали из жопы бедного Андрея Ольховского.
Родину надо было спасать.
(продолжение следует)

Кекс, писано 28.07.04г.