Она стояла на тумбе, на центральной аллее, в парке труда и отдыха в своих высоких, гипсовых трусах. Огромное весло, сжимаемое ладонью, опостылело и тяготило её.

Сегодня было воскресенье. По жёлтым, усыпанным толчёной ракушкой дорожкам прогуливались отдыхающие, влюблённые, дети и пенсионеры. Дети жадно грызли мороженное, пожирали печенье, сладкую вату, попкорн. Пенсионеры, шаркая ногами, обсуждали свои пенсионерские проблемы. Эти последние не интересовали её. Более всего она смущалась, когда мимо проходили девушки от 16 и до…

Девушек сопровождали разной степени симпатичности парни, и даже мужчины. Они вели своих возлюбленных под локоток, ласково мурлыча на ушко заверения в любви, сальные анекдотцы, всякую хуйню, от чего ведомые хихикали, вспыхивали румянцем, звонко и радостно смеялись.

В дальнем уголке парка, на летней, деревянной эстраде - играла весёлая музыка. Обворожительно благоухали кусты сирени. Воздух был теплым и сдобрен запахами разнообразных духов. И импортного, и отечественного производства. Люди отдыхали, веселились, праздновали. Что? Хуй его знает. Очередное воскресенье, наверное.

Ей, стоящей на тумбе было обидно. Обидно, тоскливо и одиноко. Очень хотелось ебаться. Ненавистное держание весла, оббитого, с торчащей арматуриной было унизительно, выводило её из себя. И она злилась по любому поводу, злилась на всё и всех.

Особенно, когда симпатичные девушки отпускали едкие замечания по поводу дурацких трусов, давным-давно вышедших из моды. Фигурка у неё тоже оставляла желать лучшего. С такими фигурками уже давно, никто не любил, даже не обращал внимания…

Озорные, подвыпившие парни, так же доставляли ей огорчения. Рисуясь перед друзьями и возлюбленными, желая запечатлеть свой подвиг, они взбирались на постамент, прижимались к её гипсовому телу, совершали возмутительные движения, и обдавая перегаром - лезли целоваться под одобрительный хохот фотографирующих.

Из её глаз сыпалась гипсовая пыль. По-другому плакать она не умела. А так хотелось пустить нормальную, женскую слезу. Это было невыносимо. Вдвойне, втройне, в четверне. Она была чужая на этом празднике настоящей жизни. Гипсовая, не современная. Да ещё и с веслом. А ебаться хотелось до головокружения, до не могу. Она долго решалась покинуть свой "боевой пост", но сегодня решилась окончательно.

Немея от воображаемого предвкушения желаемого, нервно почёсывая каменный лобок, женщина освободилась от весла, оставив на нём несколько обломившихся пальцев, и с трудом спустилась с постамента. Стыдливо пригибаясь, белая, словно приведение, прячась за кустами сирени, она неуклюже грузно кралась вдоль дорожки, время от времени, выглядывая из-за листвы в надежде хоть кого-нибудь встретить. Но дорожки были пусты. Уже и музыки с эстрады давно не слышно, и не скрепит битая ракушка на дорожках под каблучком счастливой влюблённой, провожаемой парнем, даже не слышны неуверенные шаги потерявшегося захмелевшего мужчины. Воскресенье плавно перешло в понедельник…

Пометавшись по парку, так никого не встретив и горестно осознав, что слишком долго решалась - девушка понуро вернулась к брошенному веслу. Взобравшись на тумбу, соединяясь с оставленным предметом, она окончательно осознала своё положение, свою одинокость. Сколько ей ещё так стоять пока поливаемый дождями гипс не потрескается, не рассыплется, и она закончит свою памятниковую жизнь, так никогда и не познав радости настоящей любви, удовлетворения зова гипсовой плоти…

2004 год