Посвящается ей и больше никому.

Сегодня мы справляли день рождения шефа. Помимо нашей лаборатории он пригласил еще двух своих знакомых. Выпили все достаточно и были весьма пьяны. Вскоре после довольно таки приличного обеда стали подавать торт и расставлять чашки. В это время ко мне подошла Света, сидевшая все время за другим концом стола и спросила, пойду ли я курить. Я сказал что пойду. Я всегда с ней хожу. Не знаю, что я к ней чувствую, но уверен, что это не любовь, хотя чувство довольно таки сильное. Она замужем и на втором месяце беременности. Но это почему-то меня не смущает. Да, она за пределами завода принадлежит мужу, но в пределах только мне и больше никому. Та нежность, с которой мы друг друга встречаем, тот трепет, который фоном звучит в наших с ней разговорах, говорит о многом. Я много раз задавал себе вопрос, вот если сейчас она бросит мужа и беременная придет ко мне, женюсь ли я на ней. И каждый раз отвечал себе - нет, конечно же, нет. Помимо того, что она беременна, хотя, честно сказать, это один из самых сильных критериев, мне не нравится ее фигура, я уверен, что года через два она растолстеет, мне не нравится те мысли, которые посещают ее ничем не обремененную голову, просто обывательские и вовсе мне не интересные. Я часто на неё из-за них злюсь. Мне охота ей съязвить или же просто высказать ей в глаза, что она обыкновенная глупая баба. Я мучительно искал то, что могло меня в ней привлечь. И не нашел ответа. Хотя влечение очень сильное. Пятница это самый жестокий для меня день. Целых два дня после нее надо ждать до понедельника. Не знаю что со мной, но я готов отдать все, лишь она была рядом. Но жениться никогда. Не знаю даже как назвать эти чувства. Что со мной? Зачем это мне?

Сегодня, когда она спросила меня, пойду ли я курить, и, когда я ответил, что пойду, и полез в карман курки, висевшей в шкафу, за сигаретами к ней подошел один из приглашенных и, обняв ее за талию, сказал, что у него есть специально для неё сигарета. Все это было сказано в шутку, и она ему улыбнулась. Он, обнимая, повел её вперед, и она, что-то ему говоря, стала с ним заигрывать. Наконец-то, достав, я пошел за ними и старался идти позади, не мешая им. Тихо и не заметно. Я шел как собака. Как дворовая собака за своим хозяином. Дошли до курилки. Они встали у окна, я чуть подальше. Я смотрел на нее. Она улыбалась, шутила и моргала своими ярко накрашенными глазами. Я стоял и курил. Пару раз она на меня взглядывала, и сразу же переводила взгляд обратно. Приглашенный говорил не умолкая. Периодически обнимал ее и гладил по плечу. Докурив, я бросил бычок и один отправился назад за стол. Их не было, наверное, минут десять. А когда пришли, она по-прежнему улыбалась и шутила. И тогда, не знаю почему, мне стало больно. Многие, я думаю, скажут, что я просто болен, что не произошло ничего особенного, многие приведут как аргумент то, что ведь она мне не изменила с ним и что она каждый день занимается любовью со своим мужем. Спросят, почему я тогда ною. И я отвечу, что не знаю. Я отвечу, что лучше бы изменила. Лучше бы отдалась ему в той курилки на моих же глазах. Меня это не затронуло бы так. Но я видел, как она улыбалась. Как она, забыв обо мне, куря дорогую сигарету, кокетничало с ним. Я почувствовал больше унижение, чем ревность. Ведь я все время с ней курил, даже когда не хотел. Она забыла меня, я просто был для неё и являюсь, наверное, сейчас игрушкой. Вспоминает ли она обо мне, когда приходит домой? Или же я ей нужен лишь для того, чтобы покупать ей сладости и давать сигареты?

Вскоре гости ушли, убрали со стола и она вновь, как ни в чем не бывало, подошла ко мне и снова спросила, не хочу ли я курить. И я пошел с ней, вынув из кармана две сигареты. И я слушал ее о том, что насколько оказались плохими те сигареты, которыми угощал ее тот мужик и том, что эта, она посмотрела на сигарету, намного лучше хоть и дешевле. Я стоял и слушал ее и старался улыбаться. А потом перевел разговор на другую тему.

Сейчас я еду в трамвае и мне очень плохо. Спасите меня люди. Помогите мне. Я больше не могу. Несколько минут назад я стоял на остановке. Шел снег (после почти двух недель яркого солнца и плюсовой температуры) и мне нестерпимо хотелось познакомиться с какой-нибудь девушкой. Но ни одной не было. Одни старики и дети. Мне хотелось увидеть девичью улыбку, услышать звонкий голос. И забыть о Свете. Забыть о ней. Придти в понедельник, послать ее на все четыре стороны и сказать, что я нашел себе девушку. Чтобы она обиделась. Чтобы ей было больно, хотя бы оттого, что ей самой придется покупать сладости и сигареты, хотя бы из-за этого. Обо всем этом я мечтал стоя на остановке, ветер дул мне в лицо, а во всем обиженным и оскорбленном моем организме появлялись первые признаки похмелья.

Доеду ли я домой? Что я буду там делать. Может через ICQ завести себе подругу или же на каком-нибудь сайте кому-нибудь польстить. Но они же все далеко. Я никогда не увижу их в живую. Хотя я готов прямо сейчас выбежать из этого трамвая и куда-нибудь уехать. Бросить все. Забыть Свету. Ведь она шлюха. Ведь она самая обыкновенная шлюха. Но почему меня это так волнует. Ведь скоро она уйдет в декрет. На что я надеюсь. На что я постоянно надеюсь.

А может умереть. Залезть на шестнадцатый этаж и, ни о чем не думая, с разбега выскочить в окно. Раз и все. Все забудется и не будет никаких страданий, не будет никакого похмелья, не будет больше слез над неудавшимися креативами. Самое главное ни о чем не думать. Особенно о матери. Только ее мне жалко. На остальных мне все равно. Особенно на Свету. Прольет ли она слезу? Вспомнит ли она в понедельник, что был когда-то некий Сережа, угощавший ее сигаретами и сладостями.

Какая Камбоджа, какой геноцид. Уйдите от меня люди. Хватит нести всякую чушь. Мне хочется их ударить. Этих двух глупых людей разговаривающих около меня. Моя остановка, следующая конечная и кольцо, шестнадцати этажки находятся только в одном месте нашего города, в противоположном направлении.

Я не выхожу, я делаю круг и еду обратно. Я решил не о матери.

Один ли я такой? Волнуют ли кого-нибудь еще то, что волнует меня. Может, я просто ненормален? Может мне к психиатру сходит. Жизнь для меня сплошное мучение. Я слишком ранимый, чтобы здесь жить. Я помню, когда Света выходила замуж. Несколько раз я спросил ее, любит ли она своего мужа. И ни разу она не ответила мне положительно. Ни разу. Тогда я спросил - зачем? Она опять промолчала. Но я сам знал. Я вывел это из ее же рассказов о своих подругах (глаза в этот момент ее блестели, и она прямо вся вспыхивала), которые чуть ли не в один месяц все повыходили замуж. И она осталась одна. И тогда решив не отставать от других, она тоже вышла. Ездила с ним после свадьбы на море, а на подаренные деньги купила норковую шубу, видеомагнитофон и телевизор. Еще перед свадьбой они разделили обязанности, кто стирает, кто моет посуда. Но естественно все это потом перемешалось, и на этой почве у них начались ссоры. Ближе к Новому году они решили уж было разводиться, но, опьянев на сам праздник, скорее всего, они не предприняли меры предосторожности (не знаю точно, но думаю, что все произошло именно так) и она забеременела. Скандалы не прекратились. Она периодически его выгоняла. А он не работал и клянчил у нее деньги. Она мне все это рассказывала, называя, конечно же, своего мужа дураком и лентяем. Я ей поддакивал, но понимал, что не все так просто, что и она сама не ангел. Характер, я уверен (при мне она его не выказывала), у нее мерзкий. С ней ужиться, наверное, вряд ли кто сможет. Она страшная эгоистка и вредина. Туго ей придется в жизни. Тем более что ребенка она хочет оставить. О чем она думает, я не понимаю. Неужели она настолько в себе уверена? Толстая, маленькая и с дурным характером. Кому она такая нужна?

Но меня к ней тянет и очень сильно тянет. Когда ее нет, мне охота просто зарыдать. Хочется разбежаться как можно сильнее и удариться со всего размаха о стенку. Что со мной? Я больше не могу.

Появился сушняк. Похмелье, отходняк. Я еду в лифте. И не думаю, что это последняя моя поездка. Об этом думать нельзя. Иначе мозг обо всем узнает и не позволит мне сделать задуманное. Раз и все. Никаких последней сигареты, никаких прощальных записок. Как только откроются двери, я разбегусь и прыгну в окно.

2004 г. Сергей Трехглазый