Под большими городскими мостами никогда не бывает особенно уютно. Даже в жаркий летний полдень, когда на покрытых зелёным мехом плесени сводах, играют быстрые, сверкающие зайчики отбрасываемого поверхностью мутной воды солнечного света, ощущение тени и прохлады портит запах настоявшейся, концентрированной мочи.
Поздней, переходящей в зиму, осенью от таящего на тостых стёклах роговых очков
мокрого снега, под мостом через Свислочь прятались двое. Они допивали бутылку Вермута, оглашая окрестности раскатами глупого смеха. Пить вино в таких количествах в обеденный перерыв могут со спокойной душой только грузчики, учащиеся ПТУ, а так же научные работники, утратившие перспективу дальнейшего роста. Симанович знал об этом и, поэтому, сначала взял только одну бутылку. Осознание собственной незначительности исчезало с каждым новым глотком, уступая место лёгкости и беззаботности отравленного алкоголем мозга. Cледующий визит в виноводочный добавил к обеденному меню ещё полтора литра 18 % напитка. Эхо усиливало эмоциональность гортанных звуков и неслось по течению, пугая уток. Обеденный перерыв подходил к концу, веселье сменилось ленивой апатией. Гальперин требовал продолжения банкета и пытался звонить зав. Кафедрой высшей математики профессору Чиучелову, но, к счастью, не дозвонился...
В 16-00 доцент Симанович проснулся за столом в ассистентской. Рядом с его головой лежал надкушенный с обоих сторон бутерброд с салом и селёдкой. За щекой Михаила моисеевича находился, судя по всему, кусок именно этого бутерброда, впрочем, потерявший всякие вкусовые свойства и вызывающий сильные позывы на рвоту. Проглотить его не удалось и прожёванную с таким трудом массу пришлось выплюнуть прямо под стол. Секретарша кафедры Сонечка Рубенштейн с жалостью посмотрела на пышущего перегаром доцента и предложила ему кофе. Ни слова не говоря, Симанович взял из шкафа пальто, надел его вместе с вешалкой и вышел на улицу, где ясное сознание снова покинуло его.

* * *

Семья для Гальперина была всем: все три мужских радости он получал дома. Борю никогда не тянуло на сторону, жена была доброй, симпатичной, вечером его всегда ждал вкусный и питательный ужин, а после того, как засыпал маленький Феликс, традиционное удовлетворение самых низменных , животных потребностей. Уже почти десять лет этот уютный, привычный ритм не менялся, что, в общем, устраивало всех членов семьи. Сегодня Боря пришол домой нетрезвым, нет не просто нетрезвым, а пьяным. Пьяным по скотски. Вместо привычного семейного ужина он потащил жену в постель, предварительно поставив маленькому Феликсу мульт про телепузиков. Замучав бедную, забитую бытовыми проблемами женщину, он проглотил половину жареного цыплёнка, смачно рыгнул и, не раздеваясь завалился в койку. Со слезами на глазах Фира мыла посуду, когда в дверь постучали. Муж был мёртв, открывать не хотелось, но дверь едва не соскакивала с петель. Вооружившись молотком для мяса, она повернула собачку и отскочила в глубину прихожей. Опастности гость не представлял никакой - это был Симанович, старый Борин друг и одноклассник. Симанович издавал мычание и пытался извлечь из-под воротника пальто неизвестно как оказавшуюся там вешалку. Подобно мужу, не утруждая себя раздеванием, Миша прошол в ванную, где долго пил воду из крана. Затем он присел на край ванны и задумался. Фира не стала смущать его своим присутствием и принялась укладывать спать ребёнка.
Первое, что ударило в голову Михаилу Моисеечу, когда он начал просыпаться, была моча. Пузырь лежал где-то под печенью и грозил вот-вот лопнуть. К несчастью, подняться с жёсткой и скользкой постели не удавалось, а несколько горячих капель уже стекали по ногам. Последние усилия увенчались успехом - непослушное тело оказалось в каком-то узком проходе, выложенном керамической плиткой. Доцент понял, что спал он в ванной, где, к счастью был рукомойник. Щедро забрызгав мочой эту писуароподобную чашу, Симанович принялся искать дверную ручку. Таковая пребывала в рабочем состоянии и позволила ему выйти в коридор. Квартира была ему абсолютно незнакома, как он тут оказался так же оставалось чем-то из разряда тайн. Из глубин тёмного коридора были слышны скрип кровати и возня. Выбирать не приходилось, нужен был кто-то живой, кто мог бы ответить на вопросы и разрешить многочисленные сомнения сегодняшнего дня. Пол заскрипел, неуверенными шагами навстречу Симановичу, держась за стенку, прошаркал в сторону санузла полупьяный Гальперин.
Михаил Моисееч ввалился в спальню и без сил рухнул на койку. Не успел он накрыть рассупоненое тело колючим пледом, как к его голому пузу прижалась тёплая, мягкая, покрытая нежным пушком женская попка. Жена Гальперина опознала его как мужа по характерному запаху перегара и решила лишний раз доказать свою любовь. Всё было закончено до момента, когда верный муж Гальперин прекратил пугать унитаз. Он казался несколько протрезвевшим и злым.
-Вызывай такси, звони Шапире! - прохрипел он, - едем!
- Куда ехать, зачем? -Симанович не понимал происходящего.
- Едем под мост, у Шапиры спирта литр есть.

Вы когда-нибудь встречали декабрьский рассвет под настывшими сводами моста через обмелевшую городскую речку? Конечно, ведь у вас есть семья, хорошая работа, перспектива роста по службе… Три отмороженных фигуры на сырых камнях парапета сидели, не обращая внимания на ветер и изморозь. Они молчали. Всё было сказано за эту ночь. Такую длинную ночь на берегу пидаров.

SIROTA, декабрь, 2003.