Все было хорошо. Жена с большой задницей и вольво с отопыренным задом. Еще была теща, но была. После нее осталась приличная квартира в центре и обстановка. Похороны прошли спокойно и умиротворенно. Для него. Отупевшая от слез жена была непривычно молчалива.
…Годовщину решили отмечать в тещиной квартире. Было уже гораздо спокойней и веселей, чем на похоронах, кушали и пили дружнее, почти без ханжеских вздохов и напускново уныния. Но ему было не по себе. И чем больше вечерело и громче шла полупьяная беседа, тем сильнее ему давило в груди. Он ходил по комнатам, раскрывал тижолые шторы на окнах. Резкий белый свет фонарей пробивался сквозь желток комнатново электричества и тени двоились. Ему чудилась шаркающие шаги тещи. Он вспоминал ее кислое лицо, уклончивую ненависть ее слов.
С детства он боялся покойников. В первом классе он шол как-то в школу и в маленьком палисадничке на скамейке увидел старуху, неестественно прямо сидящую. Странно, но он сразу понял, а, вернее, почувствовал, что старуха мертва. Проходя мимо, он не отрываясь смотрел на неподвижное тело: сухие узловатые руки на коленях, острый белый нос и полуприкрытые глаза с чернотой внутри. Он был совсем рядом с ней, когда труп неожиданно повлекло набок, и старуха завалилась на скамейку. При этом изо рта ее вырвался воздух: ххх-а-а-а – и вокруг распространилось зловоние. Он бежал в школу, как заяц, и серце его стрекотало где-то у горла. Потом его долго рвало в туалете – макаронами с колбасой, кабачковой икрой, а потом кокой-то зеленью…
…Несколько раз он сказал жене, что боитца быть здесь – просто боитца, без всяких причин. Что здесь пахнет, что ему страшно спать на этой огромной кровати, там, где год назад умерла теща. Расчетливая жена выкинула только верхний тюфяк, а подушки вытрясла и поменяла наволочки. Но у жены были веские причины остатца, кроме того, она не боялась, но под его натиском опрыскала все кругом святой водой, уже год хранившейся в баночке ис-под майонеза кальве. Неожиданно она рассмеялась, он видел, как ей весело оттово, что ему страшно, что она забавляетца этим. Ее наконец-то отпустило чувство утраты, она пила на поминках водку, конъяк и еще какое-то вино и поэтому была естественна в словах и поступках. В другом месте его бы это возбудило, но только не тут.
Она напомнила ему, что они уже ночевали здесь один раз и сказала, чтоб он не капризничал, что она чертовски устала, чтобы он шол к чорту со своими детцкими страхами.
Гости разошлись, посуду вымыли, усталая жена легла к стене и сразу засопела. А он долго ворочался, боясь повернутца спиной к пустоте комнаты и задыхаясь от тепла пуховика кровати. Ему чудились шаги в туалете и скрип дверей, он чувствовал, что кто-то стоит над ним – женщина в чорном, чорт с рогами, теща с колотушкой. Пересилив вязкий ужас, он поворачивался и вглядывался в черноту. Левый бок начинал ныть и он снова ворочался.
Все-таки он уснул. …Сон закончился мгновенно, ему показалось, что он только что закрыл глаза – и вот опять чувствует, что кто-то стоит над ним. Устало преодолевая это почти привычное чувство ужаса, он повернулся и увидел чорную фигуру в капюшоне, шагах в пяти от кровати. Фигура медленно приближалась, а когда она нависла над ним, он хотел закричать, но язык отказал. Судорога свела тело и мир перевернулся.
Жена окликнула его – Как я тебя наколола, а? А ты поверил, чудик! По-ве-рил! – Она сдернула с головы капюшон старово брезентового дождевика и ее светлые волосы заблестели, отражая свет фонаря за окном. – Женя, ну не дуйся. А ты даже не крикнул, я-то надеялась… Она протянула руку, включила ночник и увидела застывшые, стеклянные глаза.
Эпилог. Вольво она продала и купила красную гранд витару.
SeaW