Я был на спектакле. Видел и слушал. И теперь трое людей - светлые свитера, синие штаны и черные береты - спорят во мне между собой. Ницше, Заратустра и их тень. Которая одна на двоих.
Они спорят, соглашаются, истерично грозят или шепчут глубокому синему небу, которое, по сути, то же болото. Ибо все перемешано…
И мне приятна их кристально-свежая, усиленная ядовитым презрением, ненависть ко всем полумерам, к людской серости и желанию не высовываться. Ведь сколько кругом животных в облике человека! И мало кто на земле решается любить всем сердцем, кричать во все легкие. Бить на отмаш, не глядя, если придется. Отпустить тормоза… Лететь!
И конечно разбиться, кто же спорит, но это лучше, чем служить, служить и служить, прикрепляя очередную звезду к впалой груди.
А надо всего лишь… А люди мерзкие! Но ведь без них… Нельзя…
Ну, никак!
И поэтому говорят Ницше и Заратустра:
Солнце, ты - великое око. Но, скажи, где бы было твое величие, если не б не было нас всех, ничтожных, для которых ты светишь.
А хочется… непонятно чего. Боишься смерти, но близишь ее приход, ежедневно себя убивая, сжигая, раздаривая по кусочкам!!!
Ты - замечательный! Но на всех тебя не хватит. А кто достоин? Поэтому ты зол и груб с незнакомыми, чужими, но трогательно беззащитен с родными людьми.
Вот мое сердце, на ладони, сожми и меня не станет. Но ты не сделаешь этого. Я в тебя верю. Ты свой.
А чужие - они не плохие, это так абстрактно. Они просто тупые и жадные до всего готового… Серые и низкие. Незнакомые. Можно был б с ними поговорить по душам, но зачем?
И Зрартустра не хочет, ведь:
Я полон богатства и золота, но молчу об этом, иначе они разрежут меня, чтобы взглянуть на недра. Вот почему я показываю им только холодные вершины и снег, что падает сквозь дыру в крыше стылой хижины…